Александр Тюрин - Отечественная война 2012 года. Человек технозойской эры
Я отскочил от кабинки, чтобы она перестала меня воспринимать своими сенсорами. И прислонился к памятнику латышского легионера. Он, по счастью, никак на это не отреагировал, лишь блеснули металлические петлицы его каменного мундира – стандартные эсэсовские руны борца за свободу были в прошлом году сменены на символы доллара по настоятельному требованию сенатора Либермана.
Увы, даже возле молчаливого памятника приятные воспоминания не получались. Вся жизнь представлялась железной дорогой, аккуратно везущей меня от станции «Неприятности» к станции «Кранты». Все хорошие станции я давно проехал. Вот последняя остановка, поезд дальше не идет, просьба освободить вагоны и никогда их больше не занимать.
Мамы давно уже нет, она сама ушла в Элизиум, там же сгинули и другие любезные моему сердцу люди. Те вещи, что получше, я снес на блошиный рынок у Михайловского замка, мамины ордена тоже продал, хотя и последними. Сказав напоследок «гад, как я тебя ненавижу», любимая жена выгнала меня взашей.
Из всего оставшегося имущества я успел взять только аквариум на колесиках с чайным грибом-мутантом внутри. Раньше его соединял биотехконнектор с приводами колесиков и этот подлец даже умел танцевать что-то вроде вальса. Перетанцевал, коннектор сгорел... Я остался один, как последний могиканин, жаль только, что не в лесу.
Унитаз верхнего соседа протекает ровно над моим потолком, потому что моя комната раньше была туалетом. Из всей мебели только табурет, такой же одинокий, как и я, с покосившимися ножками. В убогой меблировке виноваты, кстати, амраши. Они страшно не любят выбрасывать на помойку старые диваны и кресла, чтобы те не достались иждивенцам-совкам, которые даже ЛЕНЯТСЯ ИГРАТЬ НА БИРЖЕ. Табуретку я берегу, почти как женщину, даже дал ей имя Таня; поэтому сижу на полуистлевшем коврике, изображающем на переднем плане трех охотников, а на заднем плане кого-то вроде Маши и медведей. Сижу в углу, потому что расстилать коврик посреди комнаты мне не позволяет чудом сохранившееся эстетическое чувство. Постель моя выполнена из обоев, отклеившихся от стены – на ней остались только газеты времен революционной разрухи. Разбитое окно заколочено фанеркой. Когда нет денег на оплату электричества и гаснет телик, то я перестаю отличать понедельник от субботы. В случае, если нет никаких впечатлений и не хочется читать газеты времен революции, дзен-буддисты рекомендуют медитировать на собственном пупке. А мне легче получается медитировать на мухах, если они жирные и жужжат как стратегические бомбардировщики.
Бутылка-вампирка приносит мне доход, которого хватает, чтобы погудеть в пивняке раз в неделю, вместе с такими же аутсайдерами, как и я. С бывшим офицером, бывшим врачом и бывшим учителем, которые тоже ЛЕНЯТСЯ ИГРАТЬ НА БИРЖЕ. Тратиться на жратву, прямо скажем, неохота. Считается, что дешевые сосиски поощряют совковое иждивенчество. Поэтому в магазине есть только саморазогревающаяся, говорящая, поющая тенором, интеллектуально-развитая сосиска от «Nanotech sausages», которая содержит в себе стоимость патентов, ноу-хау, рекламы, зарплаты менеджеров, прибыли сосисочных королей и контрибуцию за «преступления империи».
Чтобы совсем уж в дистрофаны не попасть, я с «коллегами» охочусь на все более редкую стеклотару и совершаю набеги на мусорные баки возле супермаркета «Восьмой Walmart», которые порой так забиты просроченной жратвой, что не могут закрыться и защелкнуться на замок. Охрана супермаркета иногда постреливает, так что поход за жратвой превращается в развлечение для настоящих мужчин. Что тоже немаловажно при отсутствии прочих забав. На карусели меня не пускают, не тот формат, с женским полом меня разделили квартирные, денежные и другие грустные вопросы, а от всех сетей меня отрезали, когда я второй раз побывал в психушке. Надеяться на то, что ко мне придет посланец с письмом от важной персоны – не вредно, но скучно.
Но ко мне действительно заявляется курьер в форменной одежде «Пайцза Экспресс» (это очень дорогая и весьма надежная служба) в штанах с генеральскими лампасами и с голографическими лычками, представляющими несущегося во весь опор монгольского нукера. Его гордый силуэт возникает в дверном проеме, бросая красивую тень на склизкий пол. На отдраенных до глянца ботинках курьера чей-то помет, видимо, прилип в загаженном подъезде, на губах саркастическая улыбка. Его красочная униформа столь кинематографично контрастирует с видавшими виды семейными трусами, в которые был облачен я. Визит нежданного гостя отрывает меня от полезного, но унизительного занятия – мокрой уборки.
Я сперва подумал, что очередной спамер, из тех, что ухитряются за пару минут завалить все почтовые ящики ворохами рекламы, заклеить все стены пленочными дисплеями, рекламирующими какую-нибудь ВИАГРУ МЕГА-ГИПЕР-ПЛЮС, и еще испустить кучу рекламных пузырей, которые проникают во все щели (если бы пузыри не пели и не бормотали, то найти их было бы просто невозможно). Спамеры и «лично в руки» насуют посланий от всяких королей, принцесс и президентов, которые готовы в «любой удобный момент» вручить вам миллион баксов, ключи от белой яхты и виллу на Багамах. И хотя спамеры разносят информационную заразу точно так же, как мухи разносят дерьмо, лица их будут сиять, будто они участвуют в переносе жизни с планеты на планету.
За секунду до того, как я покарал бы незваного гостя ударом половой тряпки наотмашь, его каблуки щелкнули, а руки, затянутые в белые перчатки, протянули мне письмо от Ивана Арменовича Бабаяна.
– Господин Урман, извольте получить и расписаться в получении.
Моя тряпка застыла в воздухе в нескольких миллисекундах полета до красной генеральской фуражки курьера.
Хоть я находился, можно сказать, в трансе, но мгновенно оценил три слова, красневшие на конверте – Иван Арменович Бабаян, – и в моей голове сразу зажглись яркие образы. Бабаян – это абсолютно непотопляемый и даже несмачиваемый человек, который выживет при любом потопе, войне, революции и почти прямом попадании ядерной бомбы. И не только выживет, но и обменяет обычный белый «мерседес» на бронированный цвета хаки, костюм-тройку – на амрашевские джинсы и курточку с вышитым мустангом. А храбрые чекисты на страницах его серий уступят место столь же мужественным «борцам против чекизма». Бабаян всегда держит именно тот фасон, какой затребован эпохой. Все, кто когда-либо имел дело со всяким криминальным чтивом, любовными романами и прочим pulp-fiction для задних долей мозга, знают этого человека. Гений приспособленчества, идеальный кондом, подходящий для любой фаллократии.
И вот я, вытерев руки о трусы, открываю конверт, который сопровождает собственное вскрытие приятной немного эротической музыкой. Ничего, что в комнате темновато. Бабаян писал мне на светящейся сенсобумаге, голубоватой, как вода в оазисе, наверняка каракулями, но те превратились в приятные округлые буквы старославянского стиля.
Предложение, от которого невозможно отказаться. Поди-ка ты, Иванушка-дурачок, незнамо куда и принеси неизвестно что, но чтобы било в точку и приносило доход.
Времени у меня – в обрез, и, видимо, конкурентов достаточно. Запустить паучков в одну банку и посмотреть, что получится, – это любимое дело наших бизнесменов, которые дарвинизм изучали не по книгам.
Впрочем, если учесть предложенную тему: «Господин Грамматиков, этапы большого пути, из неприметной козявки, как ты да я, в орудия главного калибра», то число конкурентов снижается. Это уже не огромное стадо, а двое-трое таких же подонков общества, как и я. Людям ведь жалко своего организма, который так легко может быть прострелен, поджарен, сварен, расчленен и растворен. Неспроста, наверное, Бабаян вытащил меня из пыльной темной конуры, за ушко да на солнышко, ведь он в курсе, что последние три года я ничем литературным не занимался.
При встрече Бабаян намекнул, что Грамматиков входит в организацию «Омега», в которую пускают далеко не каждого топ-менеджера далеко не каждой ведущей компании. Чтобы туда попасть, надо не только владеть углеводородами в Западной Сибири, Эрмитажем и космическим Дримлэндом, но и дергать половину мира за ниточки.
Бабаян, как человек принципиально жадный, искушал меня не большими деньгами, а истинно мужскими ценностями – он предложил мне повоевать, снискать честную славу или сложить буйну голову в неравном бою.
А мне и в самом деле легко ненавидеть Грамматикова.
Это он вместе с другими небожителями из «Омеги» решил, что я должен быть бледным слизнем, копошащимся в отбросах, а вот мой неразборчивый сосед – пухлым и розовым, как задница поросенка. Это Грамматиков вместе с другими олимпийцами положил мою страну под ножи и пилы утилизаторов. Это он кормил трупом моей невезучей страны стаи мелких и крупных тварей, это он скармливал тварям чужой труд, мысли, идеи, время, стволовые клетки, ткани, органы, жизнь. Это он дал тварям свободу ползать быстрее и жрать больше.