Карина Вран - Свето-Тень
Вот уж где повод задуматься!
— Я назову тебя Ах, — тоном, не терпящим возражений, заявила я паучку. Выслушав мою реплику, паук не умер от эйфории и не утрудился симулировать восхищение. — Ты огорчен? Ну извини, ничего оригинальнее не придумалось.
Сказанное было чистейшей правдой, омытой родниковой водой искренности. Кроме предания о талантливой ткачиха Арахне, победившей саму Афину в соревновании по соответствующему профилю, в голову не пришло ничего подходящего. А так как Арахна — имя однозначно женское, и переделать его в мужское оказалось затруднительно, пришлось прибегнуть к сокращению.
Получившееся имечко лично мне нравилось, почти не отдавало плагиатом, и могло свидетельствовать о тонкой душевной организации называющего. Паук с именем Ах способен вызвать милую, не обойденную пафосом, ассоциацию с томной дамочкой, изящно закатывающей глаза при виде членистоногого и аккуратно оседающей в глубокий обморок на что-нибудь мягкое. В идеале — на руки пылкого поклонника.
К слову о душевной организации, как раз настало время ей покинуть бренное тело. Сложные глаза Аха выразили нежелание впрыскивать в хозяйку яд.
— Оптимистичнее, друг мой. Из того, что умирает, может возродиться нечто лучшее. И вообще, темноокая девушка в белом — моя старинная приятельница, нам есть, о чем поболтать за заточкой косы.
Убеждая наивное существо, я поднесла ладонь к основанию паутины, где он восседал, как ястреб на скале над обрывом. Хорошо, однако, что полученной мной Силы было просто чудовищно много, и наложить вуаль одновзглядности на Аха, его паутину, витую свечу на ладони и даже на сгорающий портрет было легче легкого. Никто, кроме меня, не мог увидеть их, пока продолжалось действие вуали.
Ах за время моих размышлений вскарабкался на мою ладонь и теперь нежно касался конечностью запястья.
— Давай уже, зачем тебе иначе даны хелицеры? — подбодрила я нерешительного малыша.
Укуса я не почувствовала. Зато успела различить плывущим зрением, как Ах обернулся маленькой серебряной копией себя, и мои цепенеющие пальцы крепко сжали фигурку.
Затем по паутинной дороге вниз скользнула сиреневатая полупрозрачная тряпка-душа…
Тень своенравна. Она не лучшее вместилище для сознания и священной души, зато ей доступно много больше, чем хрупкому телу. Она не нуждается в воздухе, день и ночь для нее равнозначны, и воспринимаются как постоянный сумрак, перепады температуры или давления и вовсе остаются незамеченными. Тень может существовать в любой среде, хоть в жерле извергающегося вулкана, хоть в вакууме, хоть на дне океанской впадины, с равным успехом.
Сложность в том, чтобы заставить ее повиноваться. И добрые намерения — отнюдь не тот довод, которым можно добиться милости от нее.
Чтобы подчинить Тень, нужна ненависть. Непритворная, до остервенения, до скрежета зубов, разрывающих живую плоть.
Без боли — нет искупления. И всепожирающее пламя вырвалось из недр моей души, сжигая самое себя…
И тогда Тень покорилась, принимая меня.
Дорога Тени — один лишь долгий шаг. И я шагнула, прочь от своих мощей, от серебряной фигурки паукообразного, от убогости серых давящих стен.
Короткая вспышка, несколько мгновений абсолютной темноты, затем — разноцветный калейдоскоп.
Подо мной и надо мной — слои ватных облаков. Калейдоскоп же на поверку оказался телами величавых Дайр'Коонов, парящих рядом.
— Приветствую тебя, Дочь Земли, — раздался прямо в сознании уверенный голос.
— С прибытием, девушка-тень, — вторил ему другой.
Драконов пытались описать сотни, если не тысячи, раз, и ни одно из описаний не сподобилось доподлинно передать их облик. Как описать совершенство? Изящество линий, сияние чешуи, ошеломительные глаза — настоящие запруды, отражающие вспышки светил и водовороты тьмы…
Невозможно пересказать словами, что есть венец творения Вселенной.
Пока я пребывала в эмоциональном ступоре, они парили вокруг меня, едва шевеля крыльями, которые вовсе необязательны для их полета — летать Дайр'Кооны могут и на потоках Силы. Прекрасные, восхищающие, они различались окрасом и размерами. Обязательно однотонные, разных оттенков красного, темно-зеленого, почти переходящего в черный, несколько серо-стальных, и два разительно отличающиеся от всех остальных: снежно-белый и золотой, самых внушительных габаритов. Издали их вполне можно было принять за крылатые горы: одну — заснеженную от вершины до основания, другую — залитую предзакатным солнечным светом…
Чудом избегая столкновений с гигантскими собратьями, по немыслимым траекториям носилась пара резвых малышей, не крупнее пустелыги, нежно-голубой и густо-фиолетовый.
— Примите мое почтение, великие, — мысленно произнесла я. В том, что меня услышат, сомнений нет.
— Мы рады, что ты нашла короткую дорогу к нам, — услышала я уже знакомый голос. И снова за ним следовал второй.
— Мы готовились ждать дольше.
Кажется, со мной говорят только два Дайр'Коона, белый и золотой.
— Верно, девушка-тень. Мы — старейшие, и выражаем волю как тех наших соплеменников, что ты видишь, так и тех, что уже ушли.
— Другие лишь внимают тебе, во избежание путаницы.
Гуманно. Предусмотрительно и заботливо.
— Тех, что ушли?..
Неясности следует прояснять сразу, без ложного страха показаться не-умной. Дайр'Кооны во сто крат мудрее меня, а мои знания о них скупы и непоследовательны.
— Мы сообщаемся друг с другом. Когда для любого из нас наступает время уходить, он передает другим свои знания и все, что он видел.
— Таким образом ушедшие живут в нас. Их опыт, переживания. Срок нашей жизни велик, но не безграничен.
Действительно, мы и они — это люди и пуговицы. Мудрость, помноженная на опыт, возведенный в степень вечности, целиком передающиеся собратьям, гораздо эффективнее книг, которые еще и не каждый станет читать. Неудивительно, что Дайр'Кооны не общаются с людьми. О чем могут толковать волхвы и бабочки-однодневки?
— Не торопись с выводами. Чем короче жизненный путь, тем он ярче.
— Ваша история хранит людей, которые по праву могли бы считаться Дайр'Коонами.
Великие философы, поэты, ученые, исследователи, изобретатели… Конечно, все так, но уже их прямые потомки были самыми обыкновенными людьми… Хотя стоит ли сравнивать? Мы просто слишком разные, у нас нет точек соприкосновения, у глубоко материального мира людей: наши постройки, оружие, одежда, сиюминутные ценности; и у абсолютно духовного мира Дайр'Коонов. Им чужды блага цивилизации, ничто мирское не волнует их, важны лишь мысль и мудрость. Глаза, видевшие рождение звезд, блеск бриллиантов не прельстит.
— Жаль, что ты не одна из нас. Мы хотели бы внимать тебе вечно.
— Но это возможно, только когда ты рядом, ведь ты не связана с нами по крови.
Я спохватилась. Невежливо вот так уходить в дебри размышлений, когда в твои мысли вслушиваются!
— Нет-нет, девушка-тень, твои мысли прекрасны, как глоток свежего воздуха.
— Мы должны благодарить тебя, Дочь Земли.
— Призрак, зовущий себя Предначертанием, утверждал, что вы сторонитесь общения даже с ним, не говоря уже об остальных людях, — я старалась как можно четче формулировать мысль.
— Обычно так и есть. Но ты напоминаешь нам юного Дайр'Коона, или же малого. Они живут значительно меньше, но активнее.
Маленький бирюзовый истребитель в подтверждение пронесся перед носом золотого, никак не отреагировавшего на выпад дерзкой осы.
— В сущности, малых во многом можно сопоставить с людьми. Они не менее беспокойны. Но ты скорее юный Дайр'Коон, так ярки твои мысли.
— Однажды нас уже посещал человек с душой Дайр'Коона. Мы не звали его, как тебя, он пришел сам, и сам же достиг понимания нашей природы.
— Как и ты, он оперировал с обеими Силами, но по прожитым годам ровнялся молодому Дайр'Коону.
— Он прибыл так же, с помощью Тени?
— Нет, но он был защищен. Среда нашего обитания не самое подходящее для человека место.
— Он пробыл у нас немало, потому как понравился малым, и они подпитывали его защиту.
Озарение снизошло ко мне: бирюзовый малыш явно имел отношение к светлым потокам, а его фиолетовый собрат — к темным.
Фиолетовый закружил вокруг меня, задорно показывая длинный язычок.
— Как его звали? Человека, что был тут до меня?
— Мы не запоминаем людские имена, они для нас не несут смысла. Тому же, кто заслуживает нашего внимания, мы даем имя, отличающее его от других людей.
— Скорее не имя, а признак. Так ты для нас Дочь Земли, единственная из живущих, рожденная на погибшей планете. Того, что был здесь до тебя, мы звали Глядящий-сквозь-Время. Иногда его взор проникал в грядущее, и он мог разобрать узор вероятностей, из которых и состоит будущее.