Уильям Гибсон - Нейромант
— У меня не настолько хорошая память.— Кейс огляделся. Затем он посмотрел на свои руки, попытался вспомнить, как должны выглядеть линии на ладонях, но не сумел.
— У всех хорошая память.— Финн бросил окурок и раздавил его каблуком.— Только не все умеют ею пользоваться. Художники — те умеют, особенно хорошие. Если ты сравнишь окружающее с настоящей мастерской Финна в южной части Манхэттена, отличия, конечно же, будут, но не такие большие, как можно было бы ожидать. Твоя память голографична.— Финн подергал себя за ухо. В отличие от моей.
— А что это значит — голографична? — Он вспомнил о Ривьере.
— Голографическая парадигма — лучшее, что придумали люди для описания структуры своей памяти. Но вы так и не сумели ее толком использовать.— Финн шагнул вперед, задрал голову и внимательно посмотрел на Кейса.— В противном случае меня бы, скорее всего, не было.
— Что ты хочешь сказать?
— Я хочу вам помочь,— пожал плечами Финн. Обтрепанный твидовый пиджак, слишком для него широкий, косо обвис.
— Зачем?
— Потому что вы нужны мне.— Снова показались большие желтые зубы.— А я нужен вам.
— Дерьмо собачье. Ты можешь читать мои мысли, Финн? То есть,— Кейс болезненно поморщился,— Уинтермьют.
— Мысли невозможно читать. Даже интересно, ты почти не умеешь читать — и все равно пользуешься ветхой парадигмой печатного текста. Я могу извлечь содержимое твоей памяти, но ведь это — не мысли.— Финн сунул руку в оголенное шасси древнего телевизора и вытащил серебристо–черную радиолампу.— Видишь? Элемент моей ДНК, ну не совсем, но вроде…
Он бросил лампу в угол, раздался негромкий хлопок и звон.
— Вы всегда строите модели. Каменные круги. Соборы. Стоящие в этих соборах органы. Арифмометры. Ты можешь себе представить, что я не знаю, почему нахожусь здесь? Но, если сегодняшний рейд закончится удачно, вы получите то, к чему стремились все это время.
— Я не понимаю, о чем ты говоришь.
— «Вы» — это вы все вместе. Род человеческий.
— Ты убил «тьюрингов».
— Пришлось,— пожал плечами Финн.— Некуда было деться. Да и вообще, чего ты так разохался, они–то прикончили бы тебя и глазом бы не моргнули. Как бы там ни было, я вытащил тебя сюда, и нам нужно поговорить. Узнаешь?
В его руке появилось обгорелое осиное гнездо из сна Кейса, полутемную мастерскую наполнила вонь керосина. Кейс попятился и прижался спиной к залежам хлама.
— Да. Моя работа. Я использовал голографический проектор гостиничного окна. Один из образов, списанных из твоей памяти, пока ты был в отключке. Знаешь, почему гнездо так важно?
Кейс помотал головой.
— Потому…— Гнездо куда–то исчезло.— …что оно — наилучшая метафора того, чем хотели бы быть Тессье–Эшпулы. Замени только ос на людей. «Блуждающий огонек» — нечто вроде этого гнезда; по крайней мере, так было задумано. Думаю, это улучшит твое настроение.
— Улучшит?
— Конечно, ведь теперь ты знаешь, что они такое. А то ты уже начал меня ненавидеть. Оно, конечно, неплохо, но ты перенеси лучше свою ненависть на них. В них тоже нет ничего человеческого.
— Послушай,— Кейс сделал шаг вперед,— они не сделали мне ничего плохого. А ты — другое дело…— Но чувство гнева не возникало.
— Так вот, меня создали Тессье–Эшпулы. Эта французская девочка, она сказала, что ты предал человечество. Дьяволу, так она меня назвала.— Финн ухмыльнулся.— В общем, не важно. Пока мы работаем, ты должен кого–нибудь ненавидеть.— Он развернулся и ушел в глубь мастерской.— Ладно, иди сюда, я расскажу тебе кое–что о «Блуждающем огоньке».
Финн поднял уголок одеяла. Оттуда хлынул яркий свет.
— Кой хрен, да что ты там как неживой?
Кейс нерешительно подошел.
— Вот и прекрасно,— сказал Финн, хватая его за локоть.
Облачко пыли, запах лежалой шерсти, а потом сразу — невесомость, цилиндрический коридор из рифленого лунного бетона, освещенный через каждые два метра белыми неоновыми кольцами.
— Боже,— пробормотал Кейс.
— Это — главный вход,— пояснил Финн. Сейчас его пиджак выглядел особенно нелепо.— В реальности на месте моей мастерской находятся главные ворота, они наверху, у самой оси Фрисайда. Подробностей будет мало, потому что у тебя нет воспоминаний. За исключением этого коридора, который ты видел при помощи Молли…
Кейс старался лететь прямо, но его стало закручивать по пологой спирали.
— Держись,— подбодрил Финн,— я сделаю быструю перемотку.
Стены расплылись. Появилось головокружительное ощущение стремительного полета, мелькали цвета, они огибали углы м неслись по узким коридорам. Судя по всему, в одном месте они прошли сквозь мощную, в несколько метров толщиной, стену — мгновенная вспышка кромешной мглы.
— Здесь,— объявил Финн.— Прибыли.
Они плавали в центре квадратной комнаты. Стены и потолок облицованы темным деревом. Кристаллически поблескивает квадратный ковер; выполненный синей и алой шерстью орнамент повторяет структуру какой–то микросхемы. В самом центре комнаты — квадратный пьедестал из молочно–белого стекла, точно выравненный по сторонам ковра.
— Вилла «Блуждающий огонек»,— мелодично заговорил изукрашенный драгоценными камнями предмет на пьедестале,— это прихотливый каприз, тело, проросшее внутрь самого себя, готический замок. Каждое помещение этой виллы — тайный склеп, каждый коридор — тайный ход. Бесконечный ряд комнат и залов, соединенных переходами и лестницами, змеящимися подобно исполинскому кишечнику, крутые повороты, в которых бессильно запутывается взгляд, расписные перегородки и ширмы, пустые альковы,..
— Сочинение 3–Джейн,— сказал Финн, вытаскивая свои «Партагас».— Она записала его в двенадцатилетнем возрасте. Когда изучала семиотику.
— Архитекторы Фрисайда приложили максимум стараний, скрывая тот факт, что интерьер веретена организован с пошлой точностью меблировки гостиничного номера. В «Блуждающем» же «огоньке, внутренние поверхности веретена покрыты фантастическими зарослями структур, формы текут, переплетаются и сливаются, сходясь к незыблемому микроэлектронному ядру, корпоративному сердцу нашего клана, кремниевому цилиндру, пронизанному узкими — иногда не толще человеческой руки — эксплуатационными каналами. В этих каналах живут блестящие крабы — миниатюрные роботы, ежесекундно готовые исправить случайную неполадку, встать на пути преднамеренного вредительства.
— Ты ее видел в ресторане,— напомнил Финн.
— По стандартам архипелага,— продолжила голова,— мы — старая семья, и причудливость архитектуры нашего дома отражает наш возраст. Но она отражает и нечто другое. Семиотика виллы выдает стремление внутрь и отрицание сияющей бездны, пребывающей — если небытие может пребывать — где–то там, за оболочкой веретена.
Тессье и Эшпул поднялись по гравитационному колодцу в космос — и возненавидели его. Они построили Фрисайд, чтобы выкачивать деньги из новых островов, стали богатыми и эксцентричными и начали строить продолжение своего тела, «Блуждающий огонек». Мы спрятались за своими деньгами и стали расти внутрь, создавая собственную, непроницаемую извне, вселенную.
На вилле «Блуждающий огонек» нет неба — ни искусственного, ни какого–либо еще.
В кремниевом ядре виллы есть небольшая комната, единственное на весь комплекс помещение с прямыми углами. Здесь, на простом стеклянном пьедестале, установлен расписной — перегородчатая эмаль по платине — бюст, инкрустированный ляпис–лазурью и жемчугом. Сверкающие шарики его глаз вырезаны из искусственного рубина — одного из иллюминаторов того самого корабля, который вывел в космос первого Тессье, а затем вернулся за первой Эшпул…
Голова замолчала.
— Ну и..? — спросил Кейс, почти ожидая, что голова ответит ему.
— Конец,— сказал Финн.— Точнее говоря, она не закончила сочинение. Маленькая была, непоседливая. А эта хреновина — нечто вроде ритуального терминала. Мне нужно, чтобы Молли сказала здесь в нужный момент нужное слово. В этом–то и вся заковыка. Если голова не услышит волшебное слово, тогда один хрен, как далеко вы с Флэтлайном заведете китайский вирус.
— И какое же это слово?
— Не знаю. Можно сказать, что моя сущность тем и определена, что я не знаю — потому, что я не могу знать. Аз есмь тот, коий не ведает слова. И даже если бы ты его знал и сказал мне — я бы не смог узнать. Это предохранитель, встроенный в мою постоянную память. Кто–то посторонний должен узнать это слово и произнести его перед головой в тот момент, когда вы с Флэтлайном проломитесь сквозь лед и войдете в ядро системы.
— И что потом?
— Потом я перестану быть. Исчезну.
— Для такой радости можно и постараться,— заметил Кейс.
— Конечно. Только ты, Кейс, поосторожнее. Похоже, моему, ну, скажем, другому полушарию не слишком все это по нутру. А все горящие кустарники похожи друг на друга, их не очень–то и разберешь. Армитидж начинает делать что–то не то.
