Юлиана Лебединская - Архив пустоты

– Сэла, привет! – окликнул с порога.

Запирать жилища наукоградцы перестали ещё лет пятнадцать назад. По привычке не запирали и комнаты в гостинице. Чего опасаться? Периметр, охватывающий сам Улей, гостиницу и станцию монорельса, надёжно охранялся. Вышки с крупнокалиберными пулемётами, мощные прожектора – ни один обдолб не проберётся. А вскоре и не останется поблизости обдолбов.

Ответа на приветствие не последовало. Удивлённый Огней прошёл через холл, заглянул в спальню. Пусто. А времени-то уже – девятый час, он не спешил с визитом.

Огней посмотрел на визифон. Позвонить, узнать, почему задерживается? Это будет ещё одним его маленьким поражением. Он и так слишком много позволил этой внешнемирке, слишком много личной свободы ей уступил.

Всё же он позвонил – Журавскому.

– Добрый вечер, это Корсан. Могу я узнать, Фристэн из Улья ещё не выходила? Как – в обед?!

Сердце нехорошо ёкнуло. И тут же – от входной двери:

– Здравствуйте, кто здесь? Огней?!

Он шумно выдохнул, крикнул Журавскому: «Всё, отбой!», – бросился навстречу.

– Огней…

Сэла остановилась посреди комнаты. Потом метнулась к нему. Повисла бы на шее, но он не позволил, перехватил руки. Неожиданный страх за девушку обернулся злостью.

– Ты где шлялась? Мне сказали, ты с работы ещё в обед ушла! Ты что, не понимаешь: во внешнем мире сейчас очень опасно. За периметр – ни ногой, поняла? Или хочешь, чтобы тебе какая-нибудь тварь двуногая шею свернула?!

Сэла удивлённо уставилась на него. И – засмеялась. Звонко, заливисто.

– Нет! – Она покачала головой. – Я за периметр не ходила. Я в Наукограде была. Только что вернулась.

Огней прикусил язык. Стало стыдно и за страх дурацкий, и за злость, и за звонок Журавскому. В самом деле, она ведь куратор! Не обязана отчитываться начальнику охраны о своих планах.

– Что, Мартин на совещание вызывал? – спросил кисло. – «Как нам лучше обустроить Улей»?

– Не угадал. Я была на свадьбе. Ксения Полёва замуж вышла, представляешь? Первая свадьба после катастрофы. Наукоградцы оживают. Снова женятся, потом женщины детей начнут рожать. Мы ведь это тоже умеем. – Она задиристо вздёрнула подбородок.

– Угу. В этом вы от обдолбок ничем не отличаетесь. И кто же оказался счастливчиком? Женихом?

– Томински, Алекс. Ты его знаешь?

– Томински?!

И жениха и невесту Огней знал с детства. Полёва была его одноклассницей в наукоградской гимназии, Томински учился в параллели Николая. Рослая статная Ксения рядом с большеголовым коротышкой, блистающим не по годам обширными залысинами, – картинка получалась ещё та.

Не удержавшись, Огней захохотал.

– Ты почему смеёшься?

– Представляю парочку. Эх, жаль, воочию увидеть такой цирк не довелось!

– Нельзя судить о людях по внешности. Они любят друг друга, это главное.

– Да ради бога! Пусть себе любятся и размножаются. Надеюсь, детки позаимствуют внешность мамы и мозги папы, а не наоборот.

Сэла укоризненно покачала головой.

– Огней, зачем ты пытаешься найти грязь там, где её нет? Почему не хочешь просто порадоваться счастью людей? Знаешь, свадьба была скромная, но очень красивая. Ксения попросила меня помочь оформить всё под старину, под эпоху классицизма. Мы сшили ей белое платье, фату, а для Алекса – чёрный пиджак и галстук.

Она вновь улыбалась. Была счастлива, радовалась за подругу. Огнею перехотелось смеяться, к горлу подкатила злость. Грязь он, значит, ищет? А вы чистенькие? Не знаете, какое Светлое Завтра строит для вас Мартин. И что за мясо привозят вам для «пчеломаток», не ведаете. Может, и не только для «пчеломаток»… Во всяком случае, ловцы старались в столовую Улья не заходить. А если и приходилось, мясных блюд избегали.

Злость требовала сообщить правду немедленно, стереть радостную улыбку с лица Сэлы. Огней стиснул зубы, подавляя это желание. Потянул к кровати, обрывая глупую болтовню о свадьбе:

– Пошли!

Сэла замолчала, оглянулась на дверь ванной комнаты.

– Я приму душ? Я быстро…

– Нет!

Кок простирался на тридцать километров вдоль морского побережья и на десять – в глубь полуострова. Третий по величине мегаполис Крыма. По численности населения он тоже был третьим – до катастрофы. Но теперь город казался Огнею необычно пустынным даже в сравнении с теми местами, где ему довелось побывать в поисках «пчеломаток». Ловцы легко укладывались в отведённый старшим куратором срок. Да что там! Они перевыполнить план могли. На десятый день очистки группа Огнея вышла на северо-восточную окраину мегаполиса, к элитным районам. Впереди, за аллеей поблекших пластиковых пальм, маячила старинная крепостная башня – приснопамятный «Мегакрут».

Но дойти туда ловцы не успели. Визифон на руке Огнея внезапно заорал голосом Оста:

– Корсан, нам нужна помощь! Срочно! Мы на площади Становления. Здесь – такое!

Огней напрягся. Опасность? Но векторов перед глазами нет, в горле не першит, в голове не звенит, в висках не ломит.

– Что случилось? На вас напали?

– Хуже! Семён со своими ребятами подошёл, но мы и вдесятером не справимся.

– Занять круговую оборону и ждать! – приказал единственное, что в голову пришло.

До площади Становления было не так и далеко – два квартала, десять минут бегом. А уже через пять Огней понял, в чём дело. Вернее, увидел.

Это было то место, где Брут устроил свалку вывезенного из Улья продуктового мусора. И обдолбы оказались не такими уж и тупыми. Быстро сообразили, что к чему. И устроили Большую Жрачку.

Вся площадь и прилегающие к ней улицы кишели человеческими телами. Человеческими? На некоторых ещё уцелели обрывки засаленных, потерявших цвет тряпок, но большинство были совершенно голыми. Грязные, исцарапанные, тощие, больше всего они походили на червей в исполинской куче дерьма. Переползали с места на место, рвали когтями и зубами упаковки, чавкая и отрыгивая, заталкивали в себя содержимое. Были такие, что корчились в кале и блевотине, были, что уже и не шевелились – то ли заглотили для глотания не предназначенное, то ли просто обожрались до смерти, – но остальных это ничуть не беспокоило. Здесь же существа устраивались спать, испражнялись, совокуплялись. Они были не людьми – Брут сто раз прав.

К Корсану подбежал Ост.

– Вот, вот! Видишь?

– Так в чём проблема, не понял?

– Их здесь тысячи две, по крайней мере. Что с ними делать?! Может, Бруту позвонить? Он же бывший военный, наверняка знает о старых складах с химоружием. Травануть бы всех скопом…

Огней презрительно смерил взглядом помощника.

– Это мясо для Улья. Предлагаешь его отравить? Никаких ядов, исключительно механическая деактивация. А то, что мясо само в одно место сползлось – так это замечательно. Я уж опасался, что Кок вымер и «пчеломатки» голодными останутся.

Ост развёл руками.

– Тогда вызывай конвертопланы, попробуем с воздуха их сделать.

– И это плохое решение. Половина разбежится, как только стук винтов услышит. Остальные начнут расползаться по норам, когда стрелять станем. Вдобавок сверху мёртвых от живых отличить трудно. Будем работать с земли. Тихо и аккуратно.

Ост чуть не плакал.

– Огней, их слишком много. Убить столько людей… У нас патронов не хватит!

– Не убить, а деактивировать. Запомни это слово, сколько раз тебе повторять! Что касается патронов…

Он постоял, задумчиво разглядывая копошащиеся груды тел. Затем забросил автомат за спину, достал тесак из чехла. Шагнул к ближайшему обдолбу неопределённого пола и возраста. Ухватил за колтун волос, запрокинул голову, быстро черканул лезвием по горлу. Существо посмотрело сквозь него осоловелыми от пережора глазами, икнуло. И выплеснуло на грязный бетон улицы алую струю.

Огней разжал пальцы, позволяя телу упасть, шагнул к следующему, повторил операцию. А дальше и шагать не требовалось – копошащиеся тела устилали всё вокруг. Подбирай и режь. Словно жнец в поле.

Он обернулся к подчинённым.

– Видите, патроны можно сэкономить. Чего ждёте? За работу! Неужто мы, дюжина профессионалов, не управимся с жатвой?

Семён поёжился.

– Огней, зачем так? Ладно уж из автомата. Нам сказали, что их надо отстреливать, – мы отстреливаем. Но так! Это… не по-человечески!

– Где ты видишь людей? Это – люди?! – он с остервенением саданул носком ботинка совокупляющуюся у его ног парочку. – Хватит сопли пускать! Тесаки наголо! Работать! Быстро!

Всё же жатва оказалась слишком тяжкой для двенадцати. Почти непосильной. Огней потерял счёт времени, а счёт срубленным он и не начинал. У некоторых обдолбов просыпался инстинкт самосохранения, они вскакивали, бросались наутёк. Приходилось догонять, а то и стрелять в спины. Другие начинали царапаться и кусаться, беспомощно елозя по прочной ткани комбинезонов. Но большинство встречали смерть равнодушно. Не люди!