Пол Уиткавер - Вслед кувырком
Имя напоминает миссис Эмбер, местную вдову неопределимого, хотя почтенного возраста. Амбар, как ее уже наверняка не первыми окрестили Джеки Джилли, владеет лавочкой «Наживка и снасти Эмбер» – небольшим сарайчиком у бухты Литтл-бей, на велосипеде через шоссе № 1, где Дуны держат свою семейную яхту: потрепанное, но все еще мореходное (хотя бы по бухте) алюминиевое каноэ. Миссис Эмбер – маленькая, круглая, морщинистая коротышка, известная источаемым ею мощнейшим запахом лаванды, кожей, столь смуглой, что цвет ее напоминает апельсин, и собачкой Флосси – запаршивевшим и злобным той-пуделем, которого она с собой таскает, прижимая к надушенной груди, как ведьма – своего фамилиара.
– Не задирай нос, – ворчит дядя Джимми, тыча сигаретой, сменившей пивную бутылку. – Для тельпа четвертого уровня вроде Полярис перепрограммировать вирта, даже тупого – колоссальная удача. Тебе повезло с броском.
Джилли пожимает плечами с небрежностью вечного везунчика.
– Как бы там ни было, а сейчас утро, и пора убивать нормалов – правда, Джек? Смерть нормалам!
– Не торопись, красотка, – перебивает дядя Джимми, улыбаясь. – Там еще всякие мерзости бродят в ночи.
В самодовольной ухмылке Джилли смешались сахар и сладкий яд.
– Но мы же уже отстояли стражу, дядя Джимми! Перед концом игры это было последнее!
– Что-то не помню.
– Это от пива, дядя Джимми. От него у тебя забывчивость.
Дядя Джимми в пародийном салюте вскидывает бутылку вверх.
– За забывчивость! – Он отпивает приличный глоток и спрашивает: – Ладно, так кто первую стражу стоять будет?
– Но это же было в прошлый раз! – ноет Джилли. – Вот у Джека спроси!
– А что, он разве тоже не может соврать?
– Джек не врет!
– Брось, Джилли! – Злой свет лампы снимает тени с лица дяди Джимми, когда тот глядит в небо. – Джек делает то, что ты ему говоришь.
Такую клевету Джек не может оставить без ответа.
– Дядя Джимми, не надо!
Дядя Джимми медленно затягивается сигаретой.
– Ладно, – говорит он, пуская клуб дыма. – Докажи.
– Давай! – Джилли толкает Джека локтем так, что он вздрогнул бы, если бы мир оставался прежним. – Скажи ему.
Как же такое случается?
– Правду сказать… – Они смотрят на него, так, будто знают заранее, что он скажет. Настолько он прозрачен? Он действительно всегда делает, что говорит Джилли? Если уж он может изменить весь мир, то себя – наверняка. – Правду сказать, мы стражу не стояли. Нам еще надо ночь пережить.
– Предатель! – шипит Джилли.
Дядя Джимми фыркает со смехом:
– Ладно, Джилли, в следующий раз повезет.
Она пожимает плечами, подбирает ноги под скамейку, будто инцидент исчерпан, а тем временем изо всей силы щиплет Джека за ногу под столом.
– Ой! – вскрикивает он, отдергиваясь. – Перестань!
Она с невинной улыбкой хлопает ресницами.
– Прекратить! – говорит дядя Джимми раньше, чем Джек успевает возмутиться. – С нормалами будете драться. А сейчас, если вы все еще хотите играть: кто берет первую стражу?
– Моряна, – вызывается Джилли.
– Что-то странный какой-то энтузиазм вдруг.
Она пожимает плечами:
– А ты брось двадцатигранную.
– Зачем?
– Мне, чтобы знать, а тебе – выяснить… может быть.
Джилли берет прозрачный двадцатигранник и мечет сверкающий кристалл по столу. Он отскакивает от коробки из-под «лаки чармз».
– Семнадцать, – объявляет Джилли, когда кость останавливается, и тон ее провоцирует дядю Джимми на самое худшее.
А он тем временем кидает точно такую же кость на своей стороне загородки. И отвечает, не глядя:
– Моряна ничего необычного не видит и не слышит.
– А Амбар?
– Амбар тоже. – Дядя Джимми делает еще глоток пива и рыгает. – Пардон, – говорит он, а Джилли хихикает. – Ладно, кто следующий? Джек, ты что-то до ужаса тих.
– Вроде бы, – отвечает он, пожимая плечами.
– Все в порядке?
– Конечно.
Джилли бросает на него предупреждающий взгляд, и Джек понимает, что она думает, будто он все еще возмущается из-за Эллен и дяди Джимми. На самом деле это его не беспокоит. Джек вне игры – в буквальном смысле слова. Он снова переживает тот же парадокс сочетания параллельных, но расходящихся реальностей у себя в уме. Фишка в том, что до сих пор у него и Джилли персонажи были нормалами, а не мьютами: пять рыцарей, молодых аристократов, покинувших двор Плюрибуса Унума искать славы и удачи в диких просторах Пустыни. Он знает их не хуже, чем Халцедона, Чеглока, Полярис, Моряну и Феникса. Знает их имена, их свойства, историю; их виртов, знает, как они выглядят во плоти и как в Сети, знает, какая псибертронная броня у каждого из них, какие у каждого оружие и сетевые приспособления. Знает, сколько очков опыта они набрали, помнит, как было получено каждое из них охотой на мьютов. Он помнит карты пустыни – и похожие, и не похожие нате, что лежат сейчас перед ним на листах графленой бумаги, нарисованные с помощью карандаша и линейки. Всего этого теперь нет. Оно не отменено, но для всех, кроме него, стерто из нового мира, вызванного им к жизни желанием, чтобы рука никогда и не была ранена. От этого одного измененьица пошли кругами волны дальше, чем ему хотелось, или чем он мог себе представить. Не только (относительно говоря) в будущее этого события (или не-события), айв прошлое.
Сейчас Джек помнит два варианта почти трех недель после приезда дяди Джимми с подарком – новой игрой, и эти варианты идентичны во всем, кроме одного пункта: в первой версии Джек и Джилли играли за нормалов, а в этой – всегда за мьютов. Более того, те нормалы убили этих мьютов, а теперь эти мьюты убили тех нормалов. И еще более – это произошло при одних и тех же обстоятельствах: стычка прямо здесь, в развалинах безымянного довоенного городка, в предыдущем сеансе игры. Для Джека обе версии реальны, хотя только последняя, позднейшая – если (в чем Джек далеко не уверен) такие временные различия сохраняют какой-то смысл – реализована, так сказать, физически. Вопрос в том, будут ли эти круги расходиться дальше в прошлое, и если да, то как далеко? Джек думает, сколько ему еще придется держать в уме параллельных версий, и его начинает подташнивать. Впрочем, может, он просто «орео» переел.
– Следующая стража моя, – предлагает он. – В смысле, Халцедона.
– Бросай двадцатигранник.
Он бросает.
– Двенадцать.
Дядя Джимми выглядывает из-за коробок:
– Халцедон слышит какие-то звуки за дверью.
– А что это?
– Неизвестно.
– Я приставляю ухо к двери и слушаю.
– Слышно, будто кто-то принюхивается.
– А голоса?
– Нет.
– А вирт? – спрашивает Джилли. – Амбар что видит?
Перед тем, как ответить, дядя Джимми обычно консультируется за своей ширмой с игральными костями (или делает вид, что их бросает – привычка, из-за которой Джеку и Джилли невозможно понять наверняка, действительно ли конкретное событие происходит случайно и ничего само по себе не значит, или же оно входит в более широкую систему событий, организованную дядей Джимми в его личине богоподобного Мастера Игры), но сейчас он не дает себе труда это делать.
– Если бы Полярис не спала, она могла бы сама спросить Амбара и выяснить, – отвечает он. – К сожалению, Джилли, как ты сама отлично знаешь, Халцедон – шахт, а не тельп. Ни с виртами, ни с чем еще в Сети он контактировать непосредственно не может. Может, тебе стоило велеть вирту разбудить Полярис, если кто-то будет принюхиваться с той стороны двери?
– Но я же велела, дядя Джимми!
– Давай не будем начинать по новой.
– Нет, правда! Когда я субвиртуализовала Амбара, в порядке перепрограммирования я велела ему нас всех впускать, и никого другого. Очевидно, что это значит: нас надо предупредить о любой возможной опасности!
– Я не тельп, Джилли, и не умею читать мысли. Ты должна мне говорить точно, что собираются делать твои персонажи, перед тем, как они это сделают.
Джилли пробует зайти с другого конца:
– Халцедон может разбудить Полярис. А она может поговорить с Амбаром.
– Именно это ты и хочешь сделать, Джек? – спрашивает дядя Джимми.
– Ну же, Джек! Там, может, нормалы лезут!
– Не знаю, – говорит он. – Судя по словам дяди Джимми, вряд ли нормалы. Скорее бродячие собаки.
– Иногда нормалы охотятся на мьютов с собаками, – замечает Джилли.
– По звуку похоже на собак, дядя Джимми?
Снова стучат кости за коробками.
– Как я уже сказал, ты слышишь, как кто-то сопит.
– Ты сказал «принюхивается», – цепляется Джилли.
– Какая разница? – Он присасывается к сигарете и пускает струйки дыма из ноздрей, как карикатура на салмандера. – Давай, Джек. Будешь будить Полярис или нет? Не сидеть же нам всю ночь.
– Разбуди меня, разбуди!
Джек думает. Если бы у двери слушал он, то разбудил бы Полярис сразу. Но дежурит не он. Он играет Халцедона, а не Джека Дуна, и действовать должен, как должен был бы действовать Халцедон. Как не раз говорил дядя Джимми, «не просто так игра называется ролевой». Шахты горды и упрямы, терпеть не могут зависимости от других мьютов, и больше всего – от тельпов, подозревая их (не беспочвенно) в том, что они считают шахтов низшей расой. И не только в этом дело, а еще и в том, что шахты – как руслы, салмандеры и эйры – не доверяют умению тельпов вертеться в Сети… не говоря уже про способность читать мысли и внушать действия. И потому вряд ли Халцедон сейчас обратился бы к Полярис, разве что деваться было бы некуда.
