Алексей Олейников - Боевой аватар
Но в день их мести Великий Омуранги приказал отправляться сюда, в горные леса.
«Что же мне делать? — вздохнул Симон. — Как я могу вернуться назад? Задание же не выполнено. А Лесной Ужас меня прогнал. Значит, я не избранный. Я недостоин. Мой капитан погиб. И я должен умереть — иначе не попаду в небесный Рай, к престолу Бога».
Но как ему умереть, Симон не знал. Оружия не было. Можно было прыгнуть со скалы у водопада? А вдруг он выживет? Или покалечится, и будет долго мучиться на берегу?
Симон был в бою. Видел, как умирают люди. Он даже сам застрелил одного дикого, во время продовольственной экспедиции. Правда, тогда палили все почем зря. Это была первая операция их взвода и все перепугались, когда этот здоровенный дикий с карабином выскочил на них. Но Симон был уверен, что он выстрелил первым, и очень хвалился. А теперь ему надо умереть? Как это?
Мальчик зажмурился, попытался представить собственную смерть. Он падает со скалы, кости ломаются, кровь вытекает, он перестает дышать, сердце не бьется, и… дальше что?
Дальше вставала темнота, чернее самой темной ночи, и что-то ворочалось в этой темноте, что-то настолько страшное и невообразимое, что Симон вскрикнул и раскрыл глаза.
Ночная жизнь леса разворачивалась перед ним. Летучие мыши рассекали пряди тумана быстрыми росчерками. Во влажном воздухе плыл несмолкаемый звон цикад. Лес дышал и как огромный зверь, глядел на мальчика миллионом светящихся зрачков. Внутри него шла незримая, почти бесшумная жизнь, неведомая мальчику — о чем-то в вышине вздыхали и еле слышно шевелили листвой деревья, редкие птицы проплывали среди них смутными тенями, и кто-то царапался в выбеленной туманом тьме.
Симон поежился, залез в пещеру. Долго не мог успокоиться, глядел на лес, ворочался в сухих листьях. В голову лезли разные, непривычные мысли, иногда даже пугающие и главное, он был в полной растерянности — что же делать? Наконец эта бесплодная борьба его утомила, и он заснул.
Утром он проснулся, когда солнце уже перевалило за пики Вирунги и висело прямо над головой. Выбираясь из пещеры, мальчик наткнулся на аккуратную стопку новой одежды. Рядом лежала металлическая фляга с водой, новенький мачете в ножнах, и много странных плоских консервов.
Мальчик тут же дернул за кольцо на крышке, и испуганно выронил — банка чуть слышно зашипела, из-под крышки поднялся парок. Симон осторожно приподнял мачете край крышки, увидел розовые куски и почуял запах жареной свинины. Спустя секунду мальчик уже жадно зачерпывал из банки руками и ел, морщась от горячего сока, текущего по пальцам.
Он проглотил банки три, прежде чем наелся. Мясо в Эдеме было редкостью. Обычно они ели кашу из маниоки и бананов, потому что «святые воины» не должны вкушать мяса — иначе тела их отяжелеют и не смогут подняться в небесный Рай. Так говорил Великий Омуранги. Мясо можно было есть только по великим праздникам, таким как Схождение Святого Духа на пророка Омуранги. Еще мясо входило в походный паек и рационы для гарнизонов.
«Вот кому хорошо, — вздохнул Симон, — Сидят себе в тенечке, в карты режутся. Эх, оказаться бы сейчас в Северном гарнизоне, например. Тишина, никаких диких и паек усиленный».
Наевшись, Симон уселся на теплой глыбе красноватого песчаника и стал кидать мелкие камни вниз, к подножию леса, распугивать ящериц-гекко и пестрых бабочек.
Метким броском он вспугнул целую стаю, и они разом вспорхнули — алые, желтые, синие, переливчатые и разноцветные.
Нет, не буду умирать, решил Симон. Вернусь в Эдеме. Когда Великий Омуранги узнает о Лесном Ужасе, услышит его тайное имя — Джу, то наоборот, наградит Симона.
«Я буду есть свинину тридцать раз в год, — зажмурился от удовольствия мальчик. — Нет, каждую неделю!»
«Омуранги даст мне звание капитана, — продолжал мечтать Симон. — Выделит взвод в подчинение и тогда-то все попляшут. Элиас — за вечные подножки и обзывательства! И Кунди-гадина, который отобрал найденную у диких книжку с черно-белыми картинками. Все, все попляшут!»
Симону так захотелось стать капитаном, что он больше ни секунды не медлил. Мигом скинул продранные грязные штаны, переоделся в новую одежду — зеленые штаны и такого же цвета рубашку, там был даже пояс — черный и прочный, обул ботинки, привесил мачете, подхватил рюкзак и почти бегом кинулся в лес.
Там было сумрачно. Огромные, руками не обхватишь, колонны стволов возносились на невероятную высоту, и где-то там шумела листва, светясь под солнцем. Оттуда, с этой высоты свисали плети лиан, усеянные голубоватыми цветами. Они переплетались в густую сеть, связывающую воедино весь лес и их воздушные корни, как волосы, шевелил ветерок. Сквозь тесно смыкающиеся кроны пробивались сотни тонких лучей и там, где они касались земли, изумрудом вспыхивали седые мхи, поднимавшиеся по широким досковидным корням-подпоркам. Меж мхов, прямо на стволах, распускались разноцветные орхидеи. Алыми огнями пылали бабочки, суматошно порхавшие с цветка на цветок. Мальчик шел озираясь, чутко вслушивался в шорохи, в журчание бесчисленных ручейков, которые весело бежали между блестящих красных камней вниз, к реке Итури.
«Джу еще увидит, какой я, — думалось Симону, пока ноги в крепких ботинках легко шагали по сладковато преющей опавшей листве, скрадывающей все звуки. — Омуранги наградит меня. И пошлет новый отряд, намного сильнее. И тогда Джу поймет, что с нами нельзя воевать, а надо дружить. Надо быть союзниками. А с таким другом нам ничего не будет страшно. Тогда мы покорим всех диких и… начнется царство Божие на земле».
Дальше его воображение отказывало. Мальчику представлялось что-то замечательное, спокойное, где много еды и не надо никуда бежать, стрелять и убивать. А можно целый день валяться под пальмовым навесом, есть мясо и пить пиво.
День уже кончался, когда Симон почуял запах дыма. Он не знал, что до края большого леса Вирунги оставалось идти еще больше двух дней, но здесь влажные горные леса уже уступали место более сухим равнинным. Огромные стволы, которые опирались на корни-подпорки, увитые лианами-ротангами, уже сменились кое-где зарослями пальм и вечнозеленых кустарников — гевей, фикусов, бегоний, молодых акаций. Симон яростно кромсал мачете мясистые ветки, рубил широкие кожистые листья и вода, сыпавшая с них, скоро промочила его насквозь — и рубашку, и новые штаны с ботинками.
Здесь была плантация, понял Симон, увидев маниоку и заросли райского банана-пизанга. Он свернул с тропинки, наклонил толстый стебель-цветонос, сорвал две грозди маленьких ярко-красных бананов и запихнул их в раздувшийся рюкзак.
Затем продолжил путь по заросшей и почти уже неразличимой тропинке.
«А вдруг это дикие? — вдруг подумал мальчик. — Что я буду делать? Они же сожрут меня живьем!»
Дымом пахло все отчетливей, и Симон пошел осторожней, уже не рубил, а лишь отодвигал листы, заслонявшие дорогу.
Наконец он выбрался из зарослей. Тропинка исчезла, а по лесу плыл уже различимый дымок. Пройдя шагов двадцать, мальчик увидел костер и фигуры возле него.
«Взвод — обрадовался мальчик и ускорил шаг — То-то рты разинут, когда я им расскажу…»
— Стой! — шершавое лезвие мачете застыло у горла. Симон скосил глаза и увидел Элиаса, выступившего из-за ствола дерева. По коре, огибая выступы, сбегали мелкие ручейки.
— Это ты, — Элиас поскучнел и опустил мачете. — Я думал, дикий, кишки выпустить хотел. Где шлялся, малец? Не прихлопнул тебя Замба Мангей. Да и одежкой разжился.
Элиас по-хозяйски оглядел Симона, увидел ботинки, и глаза его заблестели.
— Пошел ты! — Симон отскочил и выхватил мачете. — Только подойди.
Он знал, что Элиас в два счета с ним справиться, но отдавать новую одежду — не дождется.
— Элиас, что там? — долетел от костра ленивый голос Андраи.
— Сопляк вернулся, — продолжая алчно разглядывать ботинки, сказал Элиас. — Смелый стал, шмотки на нем новые.
— Тащи его сюда, — приказал голос. — Поживей.
Элиас помедлил, потом качнул широким лезвием.
— Дуй вперед, щенок.
Подталкиваемый в спину, Симон понуро вышел на поляну.
— Явился, шакаленок. — Андрая приподнялся на локте и откинул банановую кожуру. — Где тебя носило?
Мальчик поежился, он оказался в перекрестье взглядов. Все глядели на него.
— Я …там — неопределенно махнул Симон назад, в горы. — Отстал, когда Дж… когда Лесной Ужас пришел.
— А одежду где раздобыл? — Андрая поковырял в зубах щепкой. — Хорошие шмотки.
— Ага, — согласился Элиас. — Чур, ботинки мои.
— А штаны — мне! — рассмеялся Кунди, садясь на корточки.
— А рубашка моя! — подхватил Моиз.
— Ага, разбежались, — Андрая выплюнул щепку. — Я главный, я и буду делить.
— Не дам! — Симон оскалился, выхватил мачете, отступил на шаг. — Только троньте!
