Пол Уиткавер - Вслед кувырком
— Ладно, — говорит он, отпивая «Будвайзер» из бутылки, первой за вечер. Обычно сеансы игры тянутся несколько часов, или столько, сколько надо дяде Джимми, чтобы выпить всю шестерку бутылок, а за это время в мире игры могут пройти и мгновения, и целые месяцы. — Если я правильно помню, до того, как нас так грубо прервала Белль, вы решили запрятаться на ночь в заброшенном доме. Так?
Вопрос риторический. Несмотря на травку и пиво, ещё никогда не бывало, чтобы дядя Джимми хоть что-то забыл из прошлого сеанса игры. Во всяком случае, когда Джек и Джилл пытаются втереть ему очки, он их ловит, хотя это не значит, что они не будут продолжать свои попытки. Уж в этом смысле они точно пошли в отца. Вообще-то всегда есть шанс, что дядя Джимми проверяет их память, пытаясь сам втереть им очки — в конце концов, он ведь брат Билла. Ну, наполовину — по отцу.
— Верно, — подтверждает Джилли. — И там в подвале нашли потайную дверь, которая сперва не открывалась, помнишь? Вирт, стоящий на страже, был по-настоящему старый, и никто не пытался его пройти или даже с ним говорить уже сотню лет. Он малость тронулся или просто в детство впал от такого долгого одиночества. И был не особо умен — у него даже имени не было.
— Лучшие из сторожевых виртов умом не отличаются, — говорит дядя Джимми. — Сделай их разумными, и они от большого ума станут сами решать, открывать или не открывать. Умных виртов можно запугать или подкупить — точно как людей и их виртов. А тупые программы упрямы и хранят верность, что бы там ни происходило.
— Да, но их можно перепрограммировать. Тельпы так делают с помощью псионики, а нормалы — псибертронными приборами. — Как обычно, Джилли не удержалась от роли всезнайки. — И вот это мы и сделали. У меня Полярис субвиртуализировала программу так, чтобы она пропускала нас, а все остальное — нет. — Джилли выбрасывает кулак в воздух: — Да здравствуют тельпы!
Еще одно свойство «Мьютов и нормалов», общее с некоторыми книгами и снами — способность создавать свою сетку времени. Не важно, сколько прошло между сеансами игры: как только Джек и Джилли ее возобновляют, будто возвращаясь к заложенной странице или согретой сном подушке, истинное время отступает на задний план, а на первый выходит время игры, с того места, где остановилось, будто остановки и не было. События, которые описывает Джилли, произошло несколько дней назад, в четверг вечером, перед прибытием Билла (или приходом Белль), но в счете игры это было лишь мгновение назад.
— Полярис этой старой уродине даже имя дала, — продолжает Джилли со смешком, превращающимся в гогот. — Амбар.
Имя напоминает миссис Эмбер, местную вдову неопределимого, хотя почтенного возраста. Амбар, как ее уже наверняка не первыми окрестили Джеки Джилли, владеет лавочкой «Наживка и снасти Эмбер» — небольшим сарайчиком у бухты Литтл-бей, на велосипеде через шоссе № 1, где Дуны держат свою семейную яхту: потрепанное, но все еще мореходное (хотя бы по бухте) алюминиевое каноэ. Миссис Эмбер — маленькая, круглая, морщинистая коротышка, известная источаемым ею мощнейшим запахом лаванды, кожей, столь смуглой, что цвет ее напоминает апельсин, и собачкой Флосси — запаршивевшим и злобным той-пуделем, которого она с собой таскает, прижимая к надушенной груди, как ведьма — своего фамилиара.
— Не задирай нос, — ворчит дядя Джимми, тыча сигаретой, сменившей пивную бутылку. — Для тельпа четвертого уровня вроде Полярис перепрограммировать вирта, даже тупого — колоссальная удача. Тебе повезло с броском.
Джилли пожимает плечами с небрежностью вечного везунчика.
— Как бы там ни было, а сейчас утро, и пора убивать нормалов — правда, Джек? Смерть нормалам!
— Не торопись, красотка, — перебивает дядя Джимми, улыбаясь. — Там еще всякие мерзости бродят в ночи.
В самодовольной ухмылке Джилли смешались сахар и сладкий яд.
— Но мы же уже отстояли стражу, дядя Джимми! Перед концом игры это было последнее!
— Что-то не помню.
— Это от пива, дядя Джимми. От него у тебя забывчивость.
Дядя Джимми в пародийном салюте вскидывает бутылку вверх.
— За забывчивость! — Он отпивает приличный глоток и спрашивает: — Ладно, так кто первую стражу стоять будет?
— Но это же было в прошлый раз! — ноет Джилли. — Вот у Джека спроси!
— А что, он разве тоже не может соврать?
— Джек не врет!
— Брось, Джилли! — Злой свет лампы снимает тени с лица дяди Джимми, когда тот глядит в небо. — Джек делает то, что ты ему говоришь.
Такую клевету Джек не может оставить без ответа.
— Дядя Джимми, не надо!
Дядя Джимми медленно затягивается сигаретой.
— Ладно, — говорит он, пуская клуб дыма. — Докажи.
— Давай! — Джилли толкает Джека локтем так, что он вздрогнул бы, если бы мир оставался прежним. — Скажи ему.
Как же такое случается?
— Правду сказать… — Они смотрят на него, так, будто знают заранее, что он скажет. Настолько он прозрачен? Он действительно всегда делает, что говорит Джилли? Если уж он может изменить весь мир, то себя — наверняка. — Правду сказать, мы стражу не стояли. Нам еще надо ночь пережить.
— Предатель! — шипит Джилли.
Дядя Джимми фыркает со смехом:
— Ладно, Джилли, в следующий раз повезет.
Она пожимает плечами, подбирает ноги под скамейку, будто инцидент исчерпан, а тем временем изо всей силы щиплет Джека за ногу под столом.
— Ой! — вскрикивает он, отдергиваясь. — Перестань!
Она с невинной улыбкой хлопает ресницами.
— Прекратить! — говорит дядя Джимми раньше, чем Джек успевает возмутиться. — С нормалами будете драться. А сейчас, если вы все еще хотите играть: кто берет первую стражу?
— Моряна, — вызывается Джилли.
— Что-то странный какой-то энтузиазм вдруг.
Она пожимает плечами:
— А ты брось двадцатигранную.
— Зачем?
— Мне, чтобы знать, а тебе — выяснить… может быть.
Джилли берет прозрачный двадцатигранник и мечет сверкающий кристалл по столу. Он отскакивает от коробки из-под «лаки чармз».
— Семнадцать, — объявляет Джилли, когда кость останавливается, и тон ее провоцирует дядю Джимми на самое худшее.
А он тем временем кидает точно такую же кость на своей стороне загородки. И отвечает, не глядя:
— Моряна ничего необычного не видит и не слышит.
— А Амбар?
— Амбар тоже. — Дядя Джимми делает еще глоток пива и рыгает. — Пардон, — говорит он, а Джилли хихикает. — Ладно, кто следующий? Джек, ты что-то до ужаса тих.
— Вроде бы, — отвечает он, пожимая плечами.
— Все в порядке?
— Конечно.
Джилли бросает на него предупреждающий взгляд, и Джек понимает, что она думает, будто он все еще возмущается из-за Эллен и дяди Джимми. На самом деле это его не беспокоит. Джек вне игры — в буквальном смысле слова. Он снова переживает тот же парадокс сочетания параллельных, но расходящихся реальностей у себя в уме. Фишка в том, что до сих пор у него и Джилли персонажи были нормалами, а не мьютами: пять рыцарей, молодых аристократов, покинувших двор Плюрибуса Унума искать славы и удачи в диких просторах Пустыни. Он знает их не хуже, чем Халцедона, Чеглока, Полярис, Моряну и Феникса. Знает их имена, их свойства, историю; их виртов, знает, как они выглядят во плоти и как в Сети, знает, какая псибертронная броня у каждого из них, какие у каждого оружие и сетевые приспособления. Знает, сколько очков опыта они набрали, помнит, как было получено каждое из них охотой на мьютов. Он помнит карты пустыни — и похожие, и не похожие нате, что лежат сейчас перед ним на листах графленой бумаги, нарисованные с помощью карандаша и линейки. Всего этого теперь нет. Оно не отменено, но для всех, кроме него, стерто из нового мира, вызванного им к жизни желанием, чтобы рука никогда и не была ранена. От этого одного измененьица пошли кругами волны дальше, чем ему хотелось, или чем он мог себе представить. Не только (относительно говоря) в будущее этого события (или не-события), айв прошлое.
Сейчас Джек помнит два варианта почти трех недель после приезда дяди Джимми с подарком — новой игрой, и эти варианты идентичны во всем, кроме одного пункта: в первой версии Джек и Джилли играли за нормалов, а в этой — всегда за мьютов. Более того, те нормалы убили этих мьютов, а теперь эти мьюты убили тех нормалов. И еще более — это произошло при одних и тех же обстоятельствах: стычка прямо здесь, в развалинах безымянного довоенного городка, в предыдущем сеансе игры. Для Джека обе версии реальны, хотя только последняя, позднейшая — если (в чем Джек далеко не уверен) такие временные различия сохраняют какой-то смысл — реализована, так сказать, физически. Вопрос в том, будут ли эти круги расходиться дальше в прошлое, и если да, то как далеко? Джек думает, сколько ему еще придется держать в уме параллельных версий, и его начинает подташнивать. Впрочем, может, он просто «орео» переел.
