Сборник повестей и рассказов - Андрей Люмнов
— Вот я и не пеню.
— А я выпью. Стресс надо снять. Ну ты видел.
— Видел.
— Бармен, ещё два шота. Давай отметим мою свободу!
— Твоя свобода — тебе и отмечать. Извини, я же не подорожник — не лечу душевные ранки.
— А телесные? У меня между ног открытая рана.
— Извини, но сделать тебе укол в рану я не смогу — у меня аллергия на латекс, — соврал Игорь.
— Ну значит и к чёрту латекс!
— А для этого мы недостаточно знакомы. Извини, у меня свои принципы.
— Ишь какой принципиальный, — девушка выпила шот и запила пивом. — Я — Маша! Теперь достаточно знакомы?
— Кукла Маша, кукла Даша, просто дети стали старше...
— Я бы с тобой поиграла... Любишь ролевые игры?
— Извини, мне на сцену надо, — ещё раз соврал Игорь. А впрочем на сцене как раз никого не было — пустой стул и гитара.
Он вынул из кармана листок и вышел на сцену. Пока проверял строй гитары сказал в микрофон: "Ребят, сейчас будет чистая импровизация — текст написал буквально за несколько часов до того, как пришёл сюда, аккорды не подбирал, но я всё-равно попробую, с вашего позволения".
И он сыграл свой текст на классических "блатных" аккордах шестизвучным арпеджио.
Большое желанье
Разбить отраженье
Не чувствуя боли
Не жалея зеркал
Я должен разбить
Своё пораженье
Забыть что играл
И проиграл...
Я должен выпить
Чтобы напиться
Чтобы в горячке
Разбить зеркала
И поменять
Улыбку и имя
На огромный хрустальный
Бокал коньяка
Я должен порвать
И выкинуть память
Я должен скомкать обрывки
И сжечь
Я должен разбить
Своё отраженье
И из осколков
Себя вновь сложить...
В зале стало тихо.
Он вернулся на место. Маша смотрела на него восхищёнными глазами, уже слегка осоловевшими — кружка пива была почти пуста, оба шота тоже.
— Интересная песня! А во что ты проиграл?
— В игры, в которые играют люди. И большинство девушек.
— То есть девушки — не люди?
— Люди. Но у них свой образ мыслей, как бы это помягче сказать? Неэвклидовый. Извини, я пойду покурю.
Он вышел, закурил и свернул во двор.
Отошёл на три квартала и вызвал такси. Пока ждал такси выкурил вторую сигарету.
х99 Вместо послесловия
Автор никого не призывает деградировать, наоборот, пытается обратить внимание, что деградировать может только развитое, а интеллект - главный капитал.
Андрей Люмнов. Как мир стал круглым. Рассказ.
В те времена, когда дни были плоскими, а ночи накрывались, как одеялом, миром правил Великий А’Тумин, Бог с руками из звездной пыли и дыханием, пахнущим озоном после грозы.
А мир его стоял на спинах трех исполинских слонов, чья кожа напоминала высохшую кору древних секвой. А слоны, дабы не утомляться, стояли на панцире Великой Черепахи, плывущей в безбрежном молочном океане Небытия.
И всё бы ничего, но был у А’Тумина один изъян: божественное терпение его было тоньше паутины. А слоны, существа мудрые и неторопливые, имели дурную привычку почесываться о край мира. И когда зуд одолевал их особенно сильно, они начинали сползать с панциря Черепахи, чтобы найти удобную точку для почесывания.
В один из таких дней почесался слон Востока. Через час, не выдержав, присоединился к нему слон Запада. Ну а следом, чтобы не нарушать баланс, пополз и слон Севера. И понеслись они, сползая с великого панциря, в молочную пучину.
Диски земель, что покоились на их спинах — с лесами, морями и крошечными городами, — соскользнули со слоновьих спин и принялись плясать в пустоте, сталкиваясь друг с другом с оглушительным грохотом. Горы рушились в океаны, реки текли в небо, а материки складывались в причудливый, бессмысленный пазл.
А’Тумин в это время как раз занимался созерцанием Вечности и сочинением новой симфонии для ветра. Грохот, скрежет и вселенская неразбериха вывели его из медитативного транза. Он посмотрел вниз.
Сначала он не поверил своим глазам. Потом подумал, что это часть какого-то нового, сложного замысла, который он забыл. Потом осознал, что это просто чудовищный, унизительный бардак.
И Бог психанул.
Его божественное спокойствие лопнуло, как мыльный пузырь. Он не стал искать виноватых, читать нотации слонам или пытаться аккуратно всё расставить по местам. Нет. В нём проснулась древняя, прагматичная ярость творца, которому надоела возня с хрупкими конструкциями.
— Ах, так?! — прогремел его голос, от которого задрожали осколки материков. — Не можете аккуратно? Хотите кучу? Получите большую, практичную кучу!
Он протянул руки и схватил всё это месиво: слонов, которые барахтались в молочной пучине, диски земель, осколки гор, выплеснутые океаны, испуганных китов и недоумевающих рыб. Он сгреб это в один гигантский ком, как ребёнок, сгребающий в охапку разбросанные игрушки.
И стал он катать этот ком между ладонями. Слоны, черепаха, моря, континенты — всё смешалось в единое целое. Киты уплыли в подземные пещеры, рыбы оказались вмурованы в скалы, а города стали крошечными искорками в толще глины и камня.
Он катал его, пока тот не стал идеально круглым, твердым и практичным. Не с чего больше сползать. Не с чего соскальзывать. Никакого хаоса. Один большой, надежный шар.
Устало вздохнув, А’Тумин запустил этот шар крутиться вокруг огненной колесницы своего брата-Солнца, сам же отправился на покой, повесив на небо табличку «Не беспокоить».
А на новом, круглом мире установился новый порядок. Горы больше не падали в океан, а материки теперь были прочно пришиты к общему основанию. И лишь иногда, в самых глубоких пещерах, можно услышать, как одинокий слон, замурованный в ядре планеты, тихо почесывается изнутри, вызывая легкую, почти незаметную вибрацию. Люди называют это землетрясением.
И так появилась Земля. Не из возвышенного замысла, а из божественного, прагматичного бешенства. Потому что даже богам иногда надоедает беспорядок.
