Наталья Егорова - Седьмое небо
– Нет, - она нервно хохотнула. - Не очень.
Он умилился, заметив крохотные капельки над её верхней губой. Как будто испарина сделала её совершенство человечней.
– Иди… ко мне.
В её лице что-то неуловимо дрогнуло. Мира стремительно сложилась, почти упала, ткнувшись в его грудь, позволяя зарыться в чёрные волосы.
– Пойдем на крышу... прямо сегодня... да?
И он глупо кивал, захлебываясь счастьем:
– Да... да...
Он никогда не бывал в небоскрёбе изнутри. Только ползал по наружным стенам, заглядывая в окна. Иногда на окна забывали навесить зеркалку, и он заставал серьёзных чёрно-белых людей за большими столами. Иногда они даже ругались, глупо размахивая руками, а один раз он присутствовал при весьма пикантной сцене, и разбитная блондинка нахально подмигнула ему, а толстый дядька был так сосредоточен, что не заметил висящего за окном мойщика.
Изнутри небоскрёб был похож на слоёное тесто.
Люди так торопливо перебегали из одной комнаты в другую, у всех были такие серьёзные лица, как будто Агей очутился в рекламе. Вот-вот, сметая всех, по экрану проползёт слоган, и у каждой буквы будет такое же жёсткое лицо.
Мира взяла с собой сумку - небольшую, но на вид тяжёлую. Агей порывался помочь, но она всякий раз отдёргивала руку, двигаясь с той же целеустремлённой отрешённостью, что и окружающие.
В лифт набилась целая толпа. Мира вдавила кнопку "25" - верхнего из работающих этажей и привалилась к стене. На щёки наползла болезненная бледность, а может быть, лампы в лифте придавали коже этот мертвенный оттенок.
К двадцать пятому они остались одни.
Про верхние этажи небоскрёбов - те, что уходили в пелену - рассказывали всякое. То на них обнаружили целую секту, члены которой открывали окна и дышали пеленой, а после умирали в жутких корчах. То находили цех по изготовлению наркотиков. То вовсе глупости рассказывали: дескать, там, посреди пелены люди превращаются в зомби и набрасываются на каждого приходящего.
Попав сюда, Агей понял - всё врут. Никому они не сдались, эти лишние этажи.
Под ногами хрустели мелкие обломки, словно макушка здания начала разрушаться сама, не дожидаясь, пока это сделают люди. Шаги звучали как в вате, голоса глохли. Кое-где стояли несерьёзные загородки с надписью "Проход запрещён".
– Здесь что, никого нет?
– Тихо! - Мира дёрнула его за руку. - Нам сюда.
Это была женский туалет, Агей притормозил на пороге, но Мира прошипела со злостью:
– Давай же!
Где-то вдалеке захрустели шаги. Мира стремительно пронеслась по узкому проходу, ткнула пальцем вверх, в решётку вентиляции.
– Вон там, видишь?
Её снова трясло от возбуждения. Агею даже почудилось, что она наркоманка: слишком часто бросало её от глухого отчаяния к лихорадочной деятельности.
Он оставил ей новые присоски, сам нацепил лысые. Решётка разгильдяйски болталась на одном винте, словно нарочно ждала их.
Позади скрипнула дверь.
– Эй, там, что ли, кто? - прогудело от входа.
– Ну! - шёпотом вскрикнула Мира. И он ввинтился внутрь.
Железо загремело под коленями, мирина сумка тяжело грохала, позади заорали, но тут уж ничего нельзя было сделать. Оставалось надеяться, что у обнаружившего их типа не окажется с собой лестницы.
Канал повернул и ушёл вверх.
– Нам туда? - на всякий случай уточнил Агей.
Мира не удостоила его ответом, только сипло дышала позади.
Присоски липли безобразно: Агей полз по узкой трубе на одном напряжении мышц, судорожно переставляя руки и ноги. Сколько этажей они так ползут: три? все десять? Ответвления попадались часто, но он сбился в районе второго десятка, слишком много сил уходило на каждый рывок. Едкий пот капал с ресниц, щекотал нос.
Он не выдержит, не выдержит. Сорвётся. Сметёт ползущую следом девушку, с грохотом пронесётся вниз все три... или десять этажей. И оба размажутся у подножия канала в сплошные ошмётки.
И их никто уже не сможет разлучить.
Агей представил, как прямо на рожу стоящего у вентиляции капает густо-красным. Как смазанное пятно за головой Ричарда.
– Сюда, - прохрипела снизу Мира.
Он глянул из-под руки. Тощий зад, обтянутый чёрными штанами, уползал в ответвление. Агей чертыхнулся - спускаться на присосках всегда сложнее, чем подниматься - и пополз следом.
За стенами противно заныло. Это не сигнализация, - малодушно обманывал он себя, словно от мыслей что-то могло измениться - это не сигнализация, а просто... Но это наверняка была сигнализация, глупо было вот так соваться в верхние этажи и надеяться, что их не охраняют.
Господи, зачем ей это сдалось!
А потом он рухнул вниз. И, чудом приземлившись на ноги, оказался нос к носу с амбалом в зелёном комбезе мусорщика.
Будь это коп, у Агея не было бы и шанса, но амбал соображал туго. Прибежать сюда по команде он ещё смог, но поимка злоумышленников явно не входила в его рабочие алгоритмы. Пока лоб мусорщика собирался в мыслительные морщины, сверху уже рухнула мирина сумка - прямо на бритый череп, а следом спрыгнула она сама.
– Сюда!
Убегая, Агей оглянулся. Амбал привалился к стенке и задумчиво созерцал потолок. По виску стекала тёмная струйка, но судя по всему, череп у него был крепким.
Безумная путаница коридоров и коридорчиков привела к неработающему лифту. Справа тяжело топало, слева слышались голоса, и продолжала тоскливо ныть сирена. Только бы не пришлось лезть вверх по кабелям, - мелькнуло в голове, - это же просто 3D какое-то будет.
Но Мира ориентировалась в здешнем лабиринте гораздо лучше, чем можно было ожидать. Она дёргала его в тёмные закутки и тесные каморки, несколько раз пережидала у дверей, пока пробухают мимо шаги, и, наконец, вывела на лестницу.
Далеко внизу поднималось несколько человек, неторопливо, будто они не участвовали в погоне.
Или знали, что далеко беглецам не уйти.
– Давай!
Колени тряслись от напряжения.
– Какой... этаж?
– Тридцать второй.
Всего тридцать второй. А их пятьдесят шесть. Зачем он вообще сюда пошёл?
Через семь этажей кончились перила - превратились в перекрученные огрызки. Ступени крошились, обломки пластиковой плитки валялись под ногами, словно время на верхних этажах текло гораздо быстрее, перерабатывая материю в серую пыль пелены. Какой там слой снаружи - уже бактериальный или ещё энергетический? Сосредоточиться невозможно.
Мира остановилась, хрипло дыша.
В проёме очередного этажа стоял старик с ведром. Подслеповато щурился и молчал.
Мира осторожно сделала шаг, другой. Казалось, сейчас старик выйдет из оцепенения и завопит, разевая беззубый рот, вытянув морщинистую шею.
Или ведром огреет.
Агей взрыднул прорвавшимся смешком. И потащился вверх, с усилием переставляя тяжеленные ноги. Ему стало всё равно: ведром, так ведром.
А старик проводил их таким же неподвижным слезящимся взглядом. То ли не понял, зачем бегают по лестницам эти одуревшие люди, то ли это вообще было делом привычным - как-то же попадали на крыши седьмонебники и прочие сумасшедшие.
На сорок пятом Агей выдохся. Плюхнулся на ступеньку, заталкивая воздух в лёгкие. Мира осталась стоять, может быть, потому, что сил опуститься уже не было.
– Ты знаешь... что... на седьмом... небе?
Он даже никогда не задумывался. Но если верить той картинке...
– Солнце?
– Солнце? - она как будто удивилась. - Может... быть.
Интересно, а она что имела в виду, когда спрашивала?
Агей внезапно обнаружил, что давно уже не слышит преследователей - ни шагов, ни тревожного воя. Словно они остались одни во всём небоскрёбе. Во всём мире. И можно никуда не торопиться. Прижаться затылком к холодному кафелю, закрыть глаза и чувствовать, как медленно сползают к подбородку щекочущие капли…
– Идём.
В её голосе прорезалось ржавое железо. Оказывается, она умеет быть ещё и такой.
Последние этажи он помогал себе руками. Идиотка Мира всё волокла дурацкую сумку, глухо булькающую о ступени, словно внутри переливалось что-то жидкое.
И когда лестница закончилась в пустой клетушке, засыпанной ошмётками пластмассы, он не поверил. За раскуроченными стеллажами виднелась перекошенная дверь, оттуда дул ветер - холодный, незнакомый, сухой. И пол под ногами ощутимо раскачивался, или это Агея шатало от изнеможения.
Он упал на колени и расхохотался.
Как всё оказалось просто. Взяли - и выбрались на крышу. Выше, чем кто угодно - под самое небо. Седьмое. Или настоящее. И - вот так запросто.
– Агей, - требовательно позвала Мира. Она снова натянулась струной, дрожа, будто от нетерпения. Будто там, на крыше, ждало её что-то очень важное.
– Иду, иду, - примирительно отозвался он, с трудом поднимаясь на ноги.
Выход загораживала белая железяка, по форме напоминающая чебурек.
И мертвец.
Агей в такой очерёдности и увидел их: вначале железный чебурек, потом мертвеца. Тот сидел уже не первый день: в воздухе пахло тяжело и сладко, восковая рожа оплыла, вывороченные из орбит глаза уставились на гостей.
