Алексей Олейников - Боевой аватар
Не могу.
Развернувшись, я ушел обратно в лес.
Глава седьмая
Симон шел вверх по течению реки, продираясь через заросли низкорослых кустарников. Они густо разрослись на узкой полоске вдоль русла, здесь было больше света. Чтобы выйти из леса, надо было идти вниз — к низовьям, куда бежала вода с гор. Но мальчик упрямо поднимался наверх. Срывался на скользких камнях, цеплялся за лианы, сбивал шляпы грибов и причудливые наросты древесных паразитов. Руки и лицо, исхлестанные плотными листьям, саднили — мачете он потерял тем страшным утром, когда Лесной Ужас пришел второй раз.
Он сам и не понимал, почему не убежал с остальными. Должно быть, потому что Лесной Ужас заговорил с ним — Симон и не думал, что такое возможно. Сказки и слухи о таинственном ужасе, охраняющем Вирунги, которые вечерами у костра рассказывали друг другу его братья — солдаты Великого Омуранги, все это меркло по сравнению с увиденным. Но он целых два раза столкнулся лицом к лицу с Лесным Ужасом и выжил. Разве это не знак Божий?
Бог думает о нем и хочет, чтобы Симон выполнил его волю. Только необычный человек, избранный, может остаться в живых при встрече с Лесным Ужасом.
Именно поэтому Симон шел в горы — он искал Ужас. Искал, чтобы еще раз услышать голос Бича Божьего, голос, который скажет — что должен сделать Симон?
Вторые сутки у него не было во рту ни крошки. Только вчера, на исходе дня мальчик поймал карликового дятелка — маленького, золотисто-зеленого, целиком умещавшегося в ладонь. Он съел его целиком, оставив только перья и голову, и только подивился, как близко тот его к себе подпустил.
Водопад был совсем близко. Симон слышал глухой грохот за деревьями, в воздухе серебром плыла водяная взвесь. Он взял вправо, чтобы обойти скалы, и шагов через четыреста наткнулся на тело капитана Джонаса. Тот лежал на животе, по шее его ползали мелкие черные муравьи-убонайо. Симон глянул на объеденные пальцы руки и быстро отвел взгляд. В нескольких шагах от него, в сплетении воздушных корней, толстыми канатами спускающихся вниз, поблескивал гранатомет.
Мальчик приблизился, бездумно взял его. Руки, привыкшие к оружию, сами отщелкнули барабан, и металлический звук странным эхом отозвался в лесу. Симон отсоединил тонкий провод от казенной части, вернулся к телу, деловито расстегнул рюкзак капитана, достал оттуда тяжелый цилиндр гранаты. Джонас был самым взрослым из них, у него уже было две жены и сын, он знал, что предки скоро позовут его. Поэтому Великий Омуранги доверил ему такое оружие. Поэтому он дал ему Благословение.
Симон видел, как капитан ухаживал за гранатометом на привалах. Он был страшно горд и не давал никому и пальцем притронуться к оружию. И сейчас руки Симона мгновенно повторили его движения. Граната со щелчком, легко и плотно встала в пустое гнездо. Симон защелкнул барабан и вдруг почувствовал силу в ладонях. Мальчик распрямил плечи — оказывается, все это время он шел, сгорбившись, почти распластываясь по земле, — и горделиво огляделся. Лес молчал.
— Хеэей! — прокричал он, поднимая оружие над головой. — Тукутхела Усомадла!
Гранатомет вдруг дернулся, страшная сила, выворачивая пальцы мальчика, выдернула оружие и молниеносно ударила его о ближайшее дерево. Искореженные части разлетелись в стороны, вспыхнули на редких солнечных лучах, пробившихся сквозь толщу листвы.
Симон рывком обернулся и упал от неожиданности. Над ним, где минуту назад было пусто, в проеме меж деревьев стоял Лесной Ужас.
— Уходи, — раздался ровный голос.
Симон беззвучно, как глупая рыба-хланзи, выброшенная на песок, развевал рот, но не мог и слова сказать. Все вокруг почему-то поплыло, как в дыму над костром. Сгребая ладонями гнилую листву, он встал на колени.
— О, Бич Бога Всемогущего, живущего на небесах, — захлебываясь, начал Симон. Его била крупная дрожь, а в сердце как будто загнали иглу. — О, идущий тропой праведных, ввергающий в огонь грешников и фарисеев. Молю тебя, не убивай. Молю, скажи Слово Божие, укажи путь верный рабу твоему. Очень, очень тебя прошу, Великий Бич, скажи, что мне делать…
Симон путался в словах проповедей на лингала и родном наречии, а потом и вовсе зарыдал. Ему уже не было страшно, он перешел за ту грань, где еще чего-то можно бояться, и мальчику было все равно — раздавит ли его огромная тяжелая лапа или свернет шею. Он просил у черного Бога, явившегося ему во мраке этого леса, дать ему свет в жизни. Смысла, ради которого стоит жить и умереть.
Ведь вся его бывшая до сих пор жизнь ничего не значила перед этим огромным лицом. Перед глазами, где плескалась вековечная тьма.
Думаю, запрет на убийство человека, прошитый в программной оболочке можно обойти. Во время последнего боя Ямагучи поправил запрет, исключив лишь прямые действия, ведущие к летальному исходу. А я мог и вовсе убрать его. Ведь шестьдесят лет — это очень большой срок для существа, не умеющего спать. Я постоянно улучшал и переписывал коды, изучил всю доступную документацию по программированию — у нас была отличная библиотека, Ямагучи сам составлял этот раздел. Пещера резервного склада уцелела, и серверы продолжали работу. Так что я теперь лучший и, наверное, единственный хакер в мире. Но я не убрал запрет, и не стану делать этого. Да, я больше не человек, но хочу сохранить что-то, что меня останавливает. Этот запрет — лучшее в человеке, то, от чего он слишком часто отступал.
Аккумуляторы зарядились только на шестьдесят процентов, когда комплекс наблюдения зарегистровал человека: внизу по течению, под водопадом Хабиуне. При увеличении я легко различил фигурку, мелькавшую в зарослях фаэгри вдоль русла.
Тот самый мальчишка, больше некому! Что же с ним делать — оглушить и отнести на край леса? Откуда подобное упорство? Мой облик не располагает к завязыванию дружеских контактов. Что ему нужно?
Я раздраженно заворчал. Спрыгнул со скалы, и направился в лес, рассчитывая перехватить парня метров через двести.
Из сбивчивой невнятицы его речи было ясно, что мальчик свихнулся. Неудивительно. Если он из гвардии какого—нибудь проповедника-сектанта, то в мое время там таких пацанов накачивали с младенчества всякой чушью про Господа Бога, который дал эту землю избранным — черным людям того или иного Святого вождя. Все белые и еретики должны умереть. Из таких мальчишек, похищенных у родителей в возрасте четырех-пяти лет, раньше и создавались всевозможные святые гвардии. Эти бывшие дети не умеют ничего, кроме как убивать и насиловать.
Но я стоял перед ним, совершенно растерянный.
Что же мне с тобой делать, дурачок? Ты уткнулся в землю, слепой от слез и просишь божественного откровения у машины погибшего мира. Что мне сказать тебе? Ты не видел ничего, кроме смерти, ты вырос среди болезней, ненависти и бесконечного убийства. Все куцые слова у тебя кончились, и ты уже просто воешь на одной ноте, тоскливо и безнадежно. Просишь невозможного, ищешь Бога там, где его нет, давишься слезами, поднимаешь глаза и вновь утыкаешься в землю.
Я был ученым, а не священником, я знал миллион вещей, но не знал, что сделать с этим горем. И тогда верх взяла горилла. Она села возле мальчика и просто погладила по острой худой спине — бережно, чтобы не поранить ребенка.
Он вздрогнул всем телом. Приник к моей ладони и затих, всхлипывая.
Глава восьмая
Мальчишка обессилел так, что не мог встать. Неподалеку от водопада была небольшая пещерка. Я отнес его туда, выгнал двух юрких ящурок, с трудом просунул лапы и положил мальчика на сухие листья, нанесенные каким-то животным. На камнях валялись ломкие кости и остатки перьев — наверное, здесь обитала циветта или вивера.
Надо принести хвороста и найти еды — похоже, парень голоден. Я кружил по лесу, искал сухие упавшие стволы, но во влажном тропическом воздухе дерево сгнивает, превращается в труху быстрее, чем сгорает в огне. Оказавшись случайно у тела погибшего командира, я задумался. Дешифровка информации, скачанной из импланта, продолжалась, но может быть, что-то подскажет его оружие или обмундирование, что угодно: заводские клейма, штампы, надписи на форме. В любом случае тело следует изучить подробней.
На остатках гранатомета все номера были сбиты. Форма тоже безлика — никаких лейблов или бирок. По покрою похожа на форму угандийского спецназа, хотя кто знает, кому достались эти склады теперь. Я отрезан от всех источников информации. Если здесь появились эти ребята, то, может быть, сохранились государства и жизнь налаживается? Однако за прошедшие шестьдесят лет никто о проекте WLP не вспомнил. До сегодняшнего дня.
В распотрошенном рюкзаке — две банки старых консервов, похоже, из запасов армии или ООН, такие же древние сигареты, немного вяленого мяса и лепешка из маниоки.
К раздетому телу уже проторили дорожку хищные черные муравьи. Кисти рук и мягкие ткани лица уже были объедены — крысы, виверы, лесные кошки, здесь полно мелких хищников и свое дело они знают. Через неделю от тела останется белый скелет, через год я не найду места, где он погиб. Так и стоило поступить — из природы пришло, в природу вернулось. Но я не мог.
