Юлиана Лебединская - Архив пустоты

Сэла была замечательным человеком. Но Николай почему-то вбил себе в голову, что если Огней заметит их сближение, то… Нет, не приревнует, разумеется. Наоборот, постарается уступить «убогому», проявит сострадание. Как будто не понимает, что как женщина Сэла Николаю не нужна, – ни одна женщина давно уже не нужна! Необходим друг, близкий, с кем можно говорить обо всём, без тайн и недомолвок. Друг, который никогда не предаст. Такой, как Марина.

Впрочем, Марина его предала. Или это он – её? Теперь не разберёшь. Да и ни к чему.

Николай нажал кнопку вызова:

– Сэла, ты не могла бы подойти в ангар?

Сэла примчалась спустя десять минут, хоть до общежития было не близко. Остановилась в дверях, осматривая зал. Заметила перевёрнутую коляску, вскрикнула испуганно, метнулась к эстакаде.

– Господин Корсан, что случилось? Вы не поранились?

Николай постарался, чтобы улыбка вышла не вымученной.

– Ничего страшного. Неудачно катапультировался.

Однако шутка прозвучала глупо.

– Господин Корсан, у вас же все пальцы в крови! И ногу придавило.

Она уцепилась за бортик коляски, потянула, пытаясь поставить на колёса. Видно было, как ей нелегко. И даже не потому, что ноша тяжёлая, – боялась, что не удержит, вновь ударит по ногам. Как будто этим ногам не безразлично!

Наконец она справилась, оттащила коляску в сторону, вернулась, присела рядом с Николаем. Осторожно взяла за руку.

– Она…

– Да. – Николай кивнул. – Зелёный вирус и сюда добрался. Не вовремя.

Сэла покосилась на открытую кабину трансформа.

– Вы хотели лететь? Один?

– И сейчас хочу. Только помоги мне внутрь забраться. Этой «птичкой» я и одной рукой управлять смогу. Тем более правой. Да не волнуйся, не откажут у меня пальцы в полёте. Вирус так быстро не действует. Если левую сегодня жрать начал, то у правой по крайней мере месяц запаса есть.

Он опёрся здоровой рукой о бок «яйца». Потребовал:

– Что же ты? Помогай!

Сэла вздохнула, но противоречить не посмела. Обхватила руками…

– Ой.

Из-под плаща выскользнула непонятная штука. Тонкая деревянная палка с пучком длинных металлических стержней на конце. Николай удивлённо приподнял бровь:

– Это ещё что за невидаль?

– Метла, – едва слышно призналась девушка.

– Как-как, «мет-ла»? И зачем она тебе?

Сэла не отвечала, лишь щёки стали пунцовыми.

– Ладно, – смилостивился Николай, – после расскажешь. Поехали дальше.

Девушка поднатужилась, приподняла. А вот и поручень. Дальше легко.

Николай перевалился в кабину, добрался до манипуляторов кресла. Раз, два, три – и мы уже сидим.

– Спасибо! – улыбнулся, теперь искренне, стоящей у люка девушке. – Сойди с платформы, чтоб я тебя случайно крылом не задел.

Девушка шагнула назад, быстро подобрала свою «мет-лу». И остановилась. Внимательно на него посмотрела.

– Господин Корсан, возьмите меня с собой.

– Что? – Николай сначала не понял. – Куда?

– Туда. – Сэла кивнула на низкие серые тучи. – К чистому небу и солнцу.

Николай растерялся. Девчонка догадалась, что он задумал? Или просто боится отпускать калеку? Но помешать она всё равно не сможет.

– Я… – начал и осёкся. Язык не поворачивался сказать: «Я лечу, чтобы умереть». Что, если и она хочет того же? А если нет?

Он вдруг понял, что принятое решение не окончательно, пока не высказано вслух и не услышано. Значит, лучше отложить признание. Увидеть солнце и небо, а уж потом… Если Сэла попросит вернуться – в комплекте трансформа есть парашют. А нет – он будет последним, кто осудит девушку за такой выбор.

Николай кивнул.

– Договорились. Только при двух условиях. Первое: ты больше не обращаешься ко мне на «вы» и не называешь «господином Корсаном». Второе: ты объяснишь, что это за штуку ты таскаешь с собой.

Сэла помедлила, согласилась.

– Хорошо… Николай.

Корсан улыбнулся. Повёл манипулятором, выдвигая второе кресло. Пригласил:

– Залезай.

Минуту спустя отрастившая серебряные крылья и хвостовое оперение чайка взмыла в воздух. Круто вверх – сквозь люк в крыше ангара, сквозь невидимый купол Наукограда, сквозь серые облака.

Там действительно было солнце. И бездонное, пронзительно-синее небо. И облака сверху казались не серыми, а белоснежными, словно были они громадными фильтрами и никакая земная грязь не могла пробиться сквозь них.

– Держись крепко!

Николай выжал манипулятор до упора, и трансформ, сделав бочку, рванул вперёд.

Сэла радостно заверещала, зажмурилась и подставила лицо бьющим сквозь фонарь кабины лучам. А Николай подумал, что не нужно ничего решать, выбирать. Он будет лететь, не думая ни о чём, любуясь на сидящую рядом девчонку. А мир внизу пусть тоже летит – в тартарары!

И тут же странная палка, которую девушка сжимала в руках, чуть шевельнулась. Солнечный луч разбился на заострённых стержнях, брызнул капельками крошечных радуг. Наваждение длилось не более секунды. Корсан тряхнул головой, прогоняя его, потребовал:

– Ну? Рассказывай, откуда у тебя эта штука?

Сэла открыла глаза, на щеках вновь выступил румянец смущения.

– Это Рой сделал, инженер из лаборатории господина Гамильтона. Вы… ты его знаешь, наверное.

– Угу. И зачем он это соорудил?

– Я попросила. Метлой удобно ячейки чистить. Но для радуг дерево не годится.

– Что?

– Информационный мусор… Долго рассказывать!

– А разве мы куда-то торопимся?

Сиротой Сэла не была, но так сложилось, что родители перехотели заводить ребёнка как раз в тот день, когда девочке пришла пора появиться на свет. Вернее, отец передумал ещё раньше и укатил в противоположное полушарие играть в плюнь-бол – в те годы он был известным на весь мир плюньщиком. А потом раздумала и мама. Так и получилось, что единственным воспитателем и опекуном ребёнка стал дедушка Аниш.

О, что это было за воспитание! Сердобольные соседи сочувствовали крошке: где такое видано, в полгода ребёнка приучать ходить на горшок, когда всем известно, что до семи лет дети должны пользоваться памперсами! А коза? Дед где-то раздобыл настоящую живую козу, поселил на веранде своей виллы и поил внучку вонючим натуральным молоком вместо вкусного и сбалансированного синтетического. Вдобавок коза ещё и блеяла, пугая соседей по ночам.

Дальше – больше. В три года дедушка Аниш начал учить внучку читать. И ладно бы по весёлым красочным комиксам да интерактивным мультикам, чтобы ребёнок постепенно, не напрягаясь, за год-полтора освоил алфавит, хотя и это, разумеется, забота не родителей и опекунов, а школьных учителей. Так нет же – чудак подсовывал девочке длинные тексты, которые не каждый взрослый осилит. И окончательно испортил ей жизнь, когда начал учить по собственной программе такому, о чём совсем необязательно знать ученице престижной столичной гимназии.

Доброжелатели боролись за судьбу ребёнка. Несколько раз на деда писали жалобы с требованием лишить опекунских прав. Но в те годы дед был одним из самых известных спичрайтеров в государстве – для членов Правительства речи готовил! – так что жалобщики ему были не страшны. А Сэла осталась благодарна деду и за «неправильное воспитание», и за «испорченную жизнь». Жалела лишь об одном: в Наукоград дедушку Аниша так и не взяли, хоть в последние годы он отошёл от дел, даже переехал из столицы в Крым – поближе к Калиере. Интеллектуальная элита державы не доверяла бывшему «прихвостню». Они не знали, что дедушка Аниш был человеком куда более странным, чем казался. Он видел чёрные радуги…

Чёрная радуга – оксюморон, явление, которое невозможно представить. Тем не менее вначале они действительно чёрные.

Люди совершают хорошие и плохие поступки, не задумываясь, что тем самым оставляют отпечатки на информационном уровне реальности. Следы эти могут быть светлыми и чистыми, а могут – грязными, чёрными. Первое событие случайно. Но инфо-ячейки обладают свойством притягивать отпечатки одного заряда и отталкивать противоположные. Подобное хранится с подобным, словно в каталоге вселенской библиотеки. В одной папке – боль и страдание, в другой – ненависть, в третьей – сочувствие. Потому вслед за случайным событием начинается череда закономерных повторений, которая будет продолжаться, и продолжаться, и продолжаться. Там, где скопилось много грязи, хорошие поступки остаются незамеченными, ненужными.

Объём папки-ячейки не безграничен. Когда она заполнена до отказа, происходит самоочистка, «сброс в архив». В этот миг инфо-грязь вспыхивает радугой, прекрасней которой нет ничего на свете – для тех, кто способен видеть. Но прежде, чем достигнуть предельной концентрации и уйти, немало бед и несчастий принесёт эта радуга соприкоснувшимся с ней. Инфо-грязь умеет убивать не менее безжалостно, чем цветные вирусы. И куда коварнее – её ведь не выявишь в анализах, не зафиксируешь приборами.