Чайна Мьевиль - Железный Совет
Дрогон обшаривал трупы. Главные силы — те, что у хелоны, — скоро опомнятся и пошлют разведчиков узнать, что произошло с их карательным отрядом.
Иуда устал. Сооруженный им голем — такой большой и так быстро возникший — отобрал у него много сил. Он обыскал убитую капитаншу-чародейку, чьего раздвижного голема он с такой легкостью дезактивировал. Ее снаряжение — батареи, сосуды с химикатами и колдовской камень — он забрал себе.
Иуда избегал встречаться с Каттером взглядом. «Стесняется своей выходки», — подумал тот. Иуда, который поднимался на холм, точно некий разгневанный дух, Иуда, который наделил мертвых подобием жизни. Иуда, големист с непревзойденным могуществом и опытом: с тех пор как Война конструктов вынудила богачей расстаться с механическими слугами, он сколотил на своем искусстве целое состояние. Но до этой смертоносной прогулки Иуды с големом Каттер никогда не видел, чтобы его товарищ демонстрировал свою мощь, а тем более упивался ею.
«Голема — против меня?» Ярость вспыхнула в Иуде на удивление быстро, и теперь он пытался стушеваться.
Беглецы следили за ним. Среди них были люди с хелоны — мужчины и женщины с кожей разных цветов, в одеждах удивительного покроя. Были жуки ростом с ребенка, ходившие на задних лапах. Они смотрели радужными глазами, протягивая усики к Каттеру. А мертвые жуки лопались с сухим треском, забрызгивая все вокруг сукровицей.
Среди людей выделялись носившие простую одежду охотников. Они были выше хелонян, их кожа отличалась холодным серым оттенком.
— Виноградари, — догадался Каттер.
— Дважды беженцы, — отозвалась Элси. — Они, наверное, сбежали от милиции на черепаху, а теперь снова вынуждены бежать.
Один из виноградарей заговорил, и путникам с хелонянами долго пришлось перебирать разные языки, прежде чем они обнаружили несколько общих слов. Пока беженцы, поднимая пыль, уходили через кустарник к теплому лесу, Дрогон обыскивал поле боя, а Иуда отдыхал. За их спинами всхлипывали раненые милиционеры.
— Нам пора, — сказала Элси.
Они продолжили путь вместе с последними хелонянами, группой молчаливых людей-насекомых и двумя беженцами-виноделами и вошли в лес. Позади трясся и бушевал в колдовской лихорадке нью-кробюзонский милиционер.
Этот лес совсем не походил на Строевой. Здешние деревья были тверже, их опутывали лианы, ветви гнулись под тяжестью мясистых листьев и темных незнакомых плодов. Кричали неведомые животные. Испуганные, растерянные хелоняне смотрели на Иуду с нескрываемым отчаянием. Им не хотелось покидать могущественного человека, который их спас. Но в отличие от Каттера и его компаньонов, ставших за время пути отличными ходоками, хелоняне двигались неуклюже, и путников это злило.
Медлить было нельзя, и они обогнали беженцев, которые не выдержали ритма, заданного сухощавыми, тренированными телами путешественников. Каттер знал, что милиция бросится за отрядом в погоню и тем, кто отстанет, несдобровать, если их обнаружат. Но он слишком устал, чтобы мучиться угрызениями совести.
Ни слова не говоря, люди-насекомые нашли в лесу свои тропы и двинулись по ним. К ночи с путниками остались лишь виноделы, обладавшие выносливостью охотников. Наконец, когда хелоняне совсем отстали, решено было сделать привал. Странная то была компания — виноделы и Каттер с товарищами разглядывали друг друга за ужином, с молчаливой приязнью подмечая различия.
В первые два дня их преследовал грохот военных машин. Потом все стихло, и много дней путники шли в тишине, однако были уверены, что погоня не отстала, а потому не сбавляли шага и старательно заметали следы.
Виноделы — Бехеллуа и Сусуллил — шли с ними. Они часто впадали в тоску и лили слезы, в основном по привычке, оплакивая потерю своих животных-кормильцев. Вечерами они подолгу нараспев разговаривали у костра, нисколько не смущаясь тем, что спутники их не понимают. Иуда переводил обрывки их бесед.
— Что-то про дождь, — говорил он, — а может, про гром… а еще про змею, луну и хлеб.
У Элси был спирт; виноделы напились и станцевали историю. В какой-то момент они исполнили сложный двойной хлопок и обернули к зрителям новые лица: волшебство, передававшееся в их роду из поколения в поколение, превратило их в игривых чудовищ, придав зубам сходство с клыками. Под действием заклинания их уши вытянулись и стали похожи на крылья летучих мышей.
Виноделы спрашивали путников, куда те идут. Иуда говорил с ними на смеси разных языков и пантомимы. Каттеру он объяснил, что сказал виноделам, будто странники ищут друзей, некий миф, то, что потерялось, но что они должны спасти, чтобы оно в один прекрасный день спасло их, — одним словом, Железный Совет. Виноделы глазели на него, ничего не понимая. Каттер не мог взять в толк, почему они не уходят. Вечерами виноделы и путники учили отдельные слова из языков друг друга. Каттер пристально смотрел на Сусуллила и видел, что тот поймал его взгляд.
По утрам шел теплый дождь, как будто джунгли покрывались испариной. Путники прорубались через лианы и чапараль, отбиваясь от комаров и бабочек-вампиров. Ночами, едва сбросив рюкзаки, они падали на землю — грязные, измученные, в пятнах крови. Помрой и Элси закуривали и сигарами прижигали пиявок.
Рельеф менялся, и с ним менялся лес, постепенно переходя в горы; делалось прохладнее. Деревья становились ниже. Появились ибисы и нектарницы. Виноделы ловили и пекли древесных крабов. Бехеллуа чуть не погиб — королевский панголин хлестнул его ядовитым языком. Изредка, когда кто-нибудь выбивался из сил, Дрогон просил разрешения пошептать ему. Все, кроме Помроя, соглашались, и человек передвигал ноги, повинуясь неслышному для остальных приказу.
— Ты знаешь, куда мы идем, Иуда?
Иуда кивал Каттеру, совещался с Дрогоном, снова кивал, но от Каттера не ускользала его тревога. Он то и дело сверялся с компасом и отсыревшими картами.
Каттер внезапно ощутил страшную усталость, словно Нью-Кробюзон был кандалами, которые везде приходилось таскать на себе, словно любое незнакомое место было отравлено воздухом родного города.
Помрой и Элси снова стали заниматься любовью. Иуда спал один. Каттер слушал и заметил, что Бехеллуа и Сусуллил тоже слушают, а потом с изумлением увидел, как они, посовещавшись тихонько на своем языке, сели и начали без всяких церемоний мастурбировать в такт, трогая друг друга. Увидев, что на них смотрят, виноделы прервались, и Сусуллил жестом предложил Каттеру присоединиться, после чего тот поспешно закрыл глаза.
Утром Бехеллуа исчез. Сусуллил пустился в объяснения.
— Ушел в город на деревьях, — перевел Иуда после нескольких попыток. — В лесу есть город. Туда уходят все, кого прогнала с насиженных мест милиция. Все, кто выжил во время бойни в деревнях виноделов, хелоняне, кочевники из вельда. Город всех изгнанников в лесу. Там они нашли бога, который может дать ответ на любой вопрос. Сусуллил говорит… Бехеллуа пошел, чтобы рассказать им… про нас.
«Про тебя, — подумал Каттер. — Про то, что ты сотворил. С милицией. Ты становишься легендой. Даже здесь».
— А он почему остался? — спросила Элси.
— Иуда вдохновил его, вот и все. Как вдохновляет нас всех, — ответил Каттер спокойно, без иронии.
Каттер шагал по пятам за Сусуллилом. К вечеру они вышли на прогалину, и если бы не Сусуллил, который отпихнул его в сторону, Каттер врезался бы в замшелые кости, выдававшие присутствие дерева-ивоглота. Его гибкие, как ивовые прутья, щупальца были опушены и покрыты папоротниками, точно шипами. Каттер не мог сказать, какому животному принадлежали кости, только видел, что среди них есть и свежие, без наростов.
Какой-то человек — обитатель лесной чащи — сидел на нижних ветвях дерева. Его голова и плечи скрылись в зарослях. Болтавшиеся ноги раскачивались и пинали воздух: дерево занималось перевариванием. Сусуллил приблизился к нему, и Каттер взвыл.
Растение-хищник протянуло к охотнику сучья-щупальца, которые, казалось, раскрылись в движении, хотя это могло быть всего лишь случайным шевелением листвы. Винодел упал на землю, подкатился к стволу и взмахнул серпом, потом сделал кувырок назад и выполз из тени дерева-анемона. Ноги пойманного в ловушку жителя лесов продолжали содрогаться.
— Ох, какая гадость, — сказала Элси.
Сусуллил держал в руках срезанный им плод. Маленький, коричневый и комковатый, он отдаленно напоминал человеческую голову. Из всех плодов Сусуллил выбрал тот, который вырос после поглощения человека.
«Еще одно культурное различие», — подумал Каттер вечером. Все собрались вокруг костра, Сусуллил поедал свою добычу. Помрой, и Элси, и даже тихий Иуда не скрывали своего омерзения. Для них это было все равно что лакомиться собачьими какашками. Каттера затошнило, когда Сусуллил откинулся назад и улегся поспать и переварить жуткий плод — выжимку из покойника. Прежде чем закрыть глаза, Сусуллил украдкой бросил на него взгляд.
