Седьмая мапа. Часть первая: "Танго фрезерных станков - Павел Сергеевич Иевлев

Моноколёсная официантка привезла мне тоник и не успела уехать. Механ перехватил её, сделал заказ — на этот раз не перемороженый синтоспирт, а что-то менее высокооктановое, со льдом и газировкой. Для его сета это всё равно что воды выпить, тяжёлые имплы отлично пережигают алкоголь в энергию. У рендовых силовиков он входит в питательную смесь, а после ренда им приходится платить в баре.

— Ну, где ваш прем? — спросил я.

— Скоро приедет, я маякнул, — ответил Механ.

Бар постепенно заполняется, начинается самое активное время Средки. Здесь в основном выпивают клановые, и даже есть специальные высокие столики с подъездом, чтобы пить, не слезая с мотоцикла.

Клановые всегда на колёсах, они живут за городом своей странной жизнью, в которую чужаков не приглашают. Но оттягиваться всё равно приезжают сюда. Токи у них есть, так что принимают их не только в заведениях типа этого, которое под их же крышей, но и в любом другом. Правда, в цену сразу закладывают процентов двадцать сверху, потому что где клановые, там и драка. Иногда мне кажется, что они этим даже гордятся, раз уж больше нечем. Возможно, дело в том, что они предпочитают дышке алкоголь и курево. Дышка снижает агрессивность, её не зря на низах даром раздают, поэтому клановые на Средке выделяются из массы клиентов не в лучшую сторону. Наше заведение они, впрочем, не посещают, оно в стороне от центрального проезда, и туда нельзя вместе с мотоциклом. Никуда нельзя, но они всегда демонстративно пытаются. Имидж такой. Но к нам ещё и не проедешь, переулки узкие.

За столик непринуждённо валится фигуристая черноволосая дама в коже. Немного чумазая, немного пыльная, волосы растрёпаны ветром пустошей. Типичная клановая, только что с мотоцикла спрыгнула, вон он, стоит неподалёку. Судя по тому, на каком месте припаркован, дама в местном комьюнити авторитетная. Для клановых это нетипично, пожалуй. Не знаю, как там в пустошах, а на Средку от них в основном мужики приезжают.

— Это Костлявая, — представил её Механ, — поговори с ней, Гарт.

— Обещал же према?

— Я за него, — ответила женщина.

— Это нормально, Механ?

— Всё в порядке, Гарт, выслушай её, — он прихватил свой стакан и отсел за другой столик, специально подальше, показывая, что не будет подслушивать.

— Наш прем, Хватала, по другим делам, — пояснила Костлявая. — Переговорщик из него говённый. Если ты не любишь, когда в нос через слово тычут обрезом, то лучше говори со мной. Я его сестра и заместитель.

— Слушаю тебя, сестра и заместитель.

— Ты что пьёшь?

— Тоник.

— Эй, Дранка! Тоник ему и мне как всегда.

Официантка моментально прикатилась с подносом.

— У неё есть имя? — удивился я.

— Было. И будет. Сейчас она в ренде, но я-то помню.

— Клановая?

— Типа того. Блудное дитя, но мы своих не забываем. Об этом я и хочу поговорить.

— О блуде, детях или памяти?

— О ренде.

— Клановые против ренда. Это аксиома.

— Да ладно, ты знаешь, что есть исключения, — она показала на ржущих над стаканами мотовсадников, которые пьют, не слезая с седла. У двух из трёх дешёвенький силовой сет. Интересно, отлить они тоже поедут?

— Говорят, вы отправляете своих в ренд по жребию. А потом забираете выплаты.

— Не по жребию, и не всё забираем, но, в целом, верно. Кланам нужны люди с имплами. Имплов не бывает без ренда. Мы считаем, что рендовая система — мудейшее сраное городское говно, но деваться нам, нахрен, некуда.

— И что же тебе так не нравится в ренде, Костлявая?

— А тебе, типа, всё нравится, Гарт?

— Я первый спросил.

— Да что там может нравиться, эй? Детишек мечут, как икру, сваливают в интернаты, потом вытряхивают в низы, кормят бесплатным говном и дразнят Средкой, где всё такое офигенное, красивое, весёлое, вкусное и крутое. «Всё это будет вашим после ренда!» Конечно же, они идут в ренд! Вот им семнадцать, глаза закрыли, глаза открыли — двадцать семь! Полные карманы токов, Средка у ног!

— Это плохо?

— Это говно. И знаешь почему, Гарт?

— Скажи мне.

— Потому что им не двадцать семь. Им те же семнадцать. У них спёрли десять лет, они не повзрослели ни на день.

— Купили десять лет, — поправил я. — И они знали цену.

— Да ни хрена они не знали, что можно знать вообще в семнадцать, если ты вырос в низах и не видел ничего, кроме рекламы Средки на каждом экране? И ты прекрасно знаешь, что каждый из них спустит эти деньги много если за год, а скорее, месяца за три. И вот они снова в низах, но Средка уже внутри них, бесплатная безвкусная жратва не лезет в глотку, бесплатная дышка не вставляет, бесплатные игры скучные, а сверстницы не дотягивают до мап… И что они делают?

— Уходят в новый ренд, — подтвердил очевидное я.

— Именно. Моргнули — им тридцать семь, но на самом деле те же семнадцать, ума не прибавилось ничуть. И так пока постаревшая тушка не перестанет тянуть имплы. Всё, ты шлок, отработанный материал, вытряхнут железо и в компост на гидропонику. Разве не так?

— Всё так. Но, заметь, Костлявая, ни в какой момент их никто ни к чему не принуждал. Они не обязаны рендоваться. Они могут учиться в бесплатной школе, носить бесплатную одежду, есть бесплатную еду, играть в бесплатные игры, бесплатно трахаться с бесплатными сверстницами. У нас свободный город, клановая, нравится он тебе или нет.

— Ты сам знаешь, что это тухлый скам. Нет тут никакой свободы. Рендись