Русь-XXI. Повесть о ненастоящем человеке. - Влад Тепеш
Мы подкатили — и кто бы сомневался? — к натуральному небоскребу. Не пятьсот метров, а всего триста, надо думать. Простой функциональный дизайн, не очень большие окна. И сверху донизу — огромные светящиеся буквы.
— Э-э-э... «Кетгам Ноппин»? Это на каком языке?
Нэдзуко захихикала.
— В японском языке вертикальные надписи читаются снизу вверх. «Ниппон Магтек».
— Но мы вроде ж не в Японии? Обычно названия пишут сверху вниз?
— Кто сказал, что сверху вниз, и почему я должна этого кого-то слушать? Небоскреб ведь мой. Хотя по правде — надпись эта была еще до моего рождения. Это мой отец так решил.
Я сразу же отметил про себя, что, оказывается, в России небоскребы еще двадцать пять лет назад были нормой. Странно. И...
И тут в голове мелькнула еще более дикая мысль. Первый японец, второй японец, Нэдзуко — они все говорят по-русски совершенно без акцента. Вообще.
— А ты сама где родилась? В Японии?
— Нет, здесь. В этом же небоскребе.
— Я просто обратил внимание, что ты и твои подчиненные говорите по-русски без акцента.
— Так это ежу понятно, мы же все тут родились. Это по-японски мы с акцентом говорим, что вполне естественно. Если быть совсем уж точной, то мы говорим не совсем по-японски, наш диалект называется «росиго нихонго», то есть «русский японский язык».
Фигасе. То есть, тут еще и японская диаспора есть... Интересно, а кто выиграл русско-японскую войну? Но вслух я этого не спросил, загляну в Сеть на досуге.
Мы заехали в гараж у парковки, прямо в стене, и вышли. Затем водители разделились: старший сопроводил нас к лифту, а сам ушел в дверь сбоку, а младший поехал возвращать лимузин.
Кабинка лифта — маленькая, но с диванчиком, зеркалом и тумбочкой с косметикой. Все понятно: личный лифт Нэдзуко. Как только мы в нее вошли, раздался негромкий мужской голос, говорящий по-японски. Девушка отозвалась, затем пояснила: это ее приветствует служба безопасности.
— Так ты единолично владеешь этим небоскребом, да?
— Ага. И всем «Ниппон Магтек» заодно.
— Впечатляет.
Кабинка ехала вверх секунд тридцать — неслабый лифт.
— Мы на самый верх?
— Нет, только на восемьдесят восьмой. На крыше у меня нет пентхауза, там вертолетная площадка.
Дверь открылась, мы вошли в холл — и тут я столкнулся еще с одним японцем.
То, что он явно выше по рангу двух предыдущих, я понял по множеству признаков. Перво-наперво, он отличается от двух других, как отличается бойцовский питбуль от пары комнатных собачек. Сюда добавляем бронежилет, надетый поверх рубашки, отсутствие пиджака и галстука, а также кобуру с не то громадным пистолетом, не то миниатюрным пистолетом-пулеметом. Ну и рукава рубашки закатаны, наверное, чтобы обнажить крепкие мускулистые руки с отчетливо различимыми шрамами.
Он отлип от стены, которую подпирал, и вежливо поздоровался с Нэдзуко, одарив при этом меня крайне недружелюбным взглядом.
— Кажется, я не понравился твоему охраннику, — сказал я негромко.
— Ничего личного, — донеслось мне в спину, — мне не нравится, когда на вверенной мне территории появляется неизвестное лицо, да еще и с неподконтрольным мне стволом в кармане.
— Кир, ты ходишь с пистолетом? — удивилась Нэдзуко.
— Ты сама ездишь туда на бронированном лимузине с парой охранников, — ответил я и обернулся: — а вы мои карманы насквозь видите?
— Карманы — нет. Вас — да. Но вообще у вашей куртки одна пола оттянута сильнее, чем другая, и в кармане лежит предмет весом примерно один килограмм. Если учесть, что госпожа Итагаки привезла вас оттуда, куда сама ездит на бронированной машине, как вы верно подметили — то это, скорей всего, пистолет. Дедукция, никакой магии.
Нэдзуко закатила глаза.
— Кир, не бери в голову. Юдзи всегда такой. Он всех и всегда так встречает. Если бы у тебя не было пистолета — ничего не изменилось бы. — Она впустила меня в дверь, закрыла ее и вздохнула: — черт, Юдзи нам весь интим поломал. Опять.
— Интересный у тебя выбор охранников. Но меня, признаться, больше волнует, что он может сообщить в полицию.
— Не беспокойся на этот счет. Без моего ведома и разрешения такое тут произойти не может.
— Угу, — сказал я, снимая кроссовки, — если учесть, что тут себе позволяют охранники, есть некоторые сомнения в их дисциплинированности. Он там так и будет торчать?
Она вздохнула.
— Увы. Проторчит до середины ночи, потом поставит пару сменщиков. Меня и саму он немного выбешивает, если честно.
— Хых. И ты не можешь его призвать к порядку?
— Не-а. Он мне не подчиняется, если не считает нужным.
— Хренасе откровения. Он что, не твой подчиненный?
— Мой. Только, понимаешь, Юдзи всегда все делает по-своему. На любые мои приказы следует ответ, что решать вопросы безопасности — его прерогатива, и так будет до тех пор, пока тут не появится новый глава службы безопасности. То есть, я могу его только понизить в должности или уволить.
Я хмыкнул.
— Похоже, он очень ценный специалист, если не боится увольнения.
Нэдзуко развела руками.
— Уволить его — себе во вред. Юдзи служил еще моему отцу, так что да, он может позволить себе больше других... Эх, я бы предложила тебе сакэ двадцатилетней выдержки, но... сам понимаешь. Мне совсем нельзя, а тебе только потом, утром.
— Ничего страшного, — улыбнулся я, расстегивая рубашку, — все равно я не пью.
***
Ночь, проведенная с Нэдзуко, была лучшим, что со мной случилось с момента потери памяти. Ничего удивительного в этом нет, поскольку с того момента ничего хорошего просто не происходило.
Впрочем, Нэдзуко легко составила бы конкуренцию любому приятному событию: ее тело оказалось даже лучше, чем я мог предполагать, пока она была одета, а страсть — искренней и горячей.
Я с ней особо нежничать не стал, повалил на кровать и вонзился в нее на всю длину, после чего принялся удовлетворять свою страсть резкими, энергичными движениями. С учетом ее изначально
