Александр Тюрин - Точка уязвимости
Для того чтобы унять головокружение, Шрагин стал внушать себе, что он, в принципе, тоже людоед, что его мама не была кандидатом филологических наук, что Пушкин бил в барабан на берегах Нила, а Глинка играл где-то там на тамтамах. Немного помогло.
– Так что ж, мне самому убивать и самому расчленять, чтобы протухнуть не успело?– деловито справился Шрагин.
– Зачем самому убивать? У каждого своя работа, которую надо делать качественно. Например, вам становится известно, что кто-то хочет казнить преступника, зарезать заложника или расстрелять пленного, и вы сразу оговариваете свои права, желательно с заключением договора. Чтобы там никакого разбрасывания внутренностей по всей округе и швыряния голов в кусты. Все должно быть аккуратно, а не так, как у вас там, в горах, принято. Кстати, желательно, чтобы человек перед смертью не был подвержен сильному стрессу, иначе в крови появляется слишком много разрушающих факторов. Договоритесь о передаче казнимому успокоительных средств.
– Да, мы обязательно поработаем над хорошим настроением, – поддержал Шрагин, несмотря на одолевавшую его тошноту.
Тут в кармане у господина препаратора заиграло турецкое рондо.
– Это шеф вернулся, почему-то на день раньше. Ну и славно, он же знает вас лично.
Внутри у Шрагина все упало с ускорением три «же».
– Шеф у меня смешной, – поделился Динст. – Он всегда звонит с входа, как будто в служебное время я могу заниматься любовью с посторонними. Но он действительно очень деликатен… Все, упавшее внутри Шрагина, расплескалось где-то на полу, как раз дверь открылась и в комнате появился Антуан Энгельманн-Ферреро, а вместе с ним истинный Руслан Тугаев. Дальнейшее Шрагин воспринимал с изрядной долей отстраненности, находясь примерно на том же расстоянии от событий, что и телезритель от телеэкрана.
Энгельманну натикало, судя по косвенным данным, лет сорок пять, но у него было изящно вылепленное лицо, покрытое тонкой свежей кожей. Шрагин не раз уже видал в Германии сомнительные лица, но физиономия господина директора скорее подошла бы девушке. И вместо рукопожатия Энгельманн поцеловался со своим замом. Тугаев ни с кем не поцеловался, а вместо этого пробуравил лже-Тугаева злым взглядом своего единственного глаза.
– А я с герцогом и герцогиней, – похвастал Энгельманн, – они пока осматривают новинки на третьем этаже.
– Ну, этот парень в короне к тебе просто неравнодушен.
После поцелуя Энгельманн-младший подошел к Шрагину и уже вполне стандартно протянул руку. Сильно смутившийся визитер встал из кресла и пожал некрупную, однако предельно твердую «хирургическую» руку директора музея и распорядителя фонда.
– Вы – господин…– начал Энгельманн.
– Тугаев, – охотно подсказал Динст. – Это господин Тугаев.
– Что за хрен? Это я – Тугаев, а не этот урод! – взревел истинный Тугаев и повторил по-немецки, ударяя себя в грудь кулаком. – Их бин эхтер Тугаев.
– Нет, я, – отважно заявил Шрагин.
Энгельманн предусмотрительно отошел на два шага от лже-Тугаева, однако сохранял дистанцию и до Тугаева истинного.
– Их не может быть двое?– справился шеф у зама. – Ты в базе данных смотрел? В таблице поставщиков.
– Еще нет. – Динст защелкал клавишами старомодного компьютера.
– Нет, тут всего один Тугаев. Как же узнать, кто из них настоящий?
Энгельманн задумался:
– А у вас, господа, есть национальные паспорта?
– Ой, я забыл, – погрустнев, произнес подлинный Тугаев.
– И я не захватил с собой, – сказал несколько осмелевший Шрагин.
Энгельманн ненадолго нахмурил свой почти девичий лоб.
– Истинный Тугаев, наверное, должен быть мусульманином, то есть с обрезанной крайней плотью. Господа, снимите штаны.
– Да, да, да, но только при мне.
В комнате возникла шикарная дама в перьях райских птиц, на вид герцогиня.
– Мальчики, мальчики, что вы все о штанах?– пропела она. – Сегодня вы заставили меня снова поверить в жизнь после смерти. – Дайте я вас поцелую за это. Или укушу.
– Я люблю качественные укусы, а вот он, кажется, нет. – Энгельманн показал пальцем на Динста и засмеялся жеманно.
Герцогиня, напоминавшая своим богатырским ростом и плечами хорошо сложенного мужчину, сделала свое дело и удалилась.
– Ну, ты давай первый, – сказал Тугаев Шрагину.
– А почему не ты?
– Этот боится больше, – сказал Энгельманн, кивнув на настоящего Тугаева.
Шрагин перевел дух, находившийся где-то в солнечном сплетении, – кажется, обошлось.
Неожиданно он заметил, что Динст просто давится от смеха. Вот он прыснул, не удержавшись, затем к нему в порыве искреннего здорового хохота присоединились Энгельманн и Тугаев.
Шрагин почувствовал неладное, но было уже поздно.
Наконец Энгельманн перестал смеяться и, немного отдышавшись, произнес:
– Добро пожаловать в музей «миры человека», господин Шрагин.
Полный абзац. Однако Шрагин заметил, что герцогиня забыла закрыть за собой дверь.
В три прыжка он преодолел расстояние до выхода, но там уже стоял Тугаев, который мгновенно оказался в нужном месте, перемахнув через стол.
У Сережи мелькнула мысль, что надо немедленно вмазать Тугаеву, и лучше не в челюсть, а в пах – ведь тот беспечно и уверенно стоит на широко расставленных ногах. Но как же – прямо в пах? Это ведь так больно. Однажды хулиган пятиклассник ударил в пах десятиклассника Шрагина, и тот хорошо запомнил все эти неприятные ощущения… В голове привычно хороводили мысли, отражаясь одна от другой. И никакого доступа к психопрограммному интерфейсу, полный паралич.
– Ты куда, двойник?– весело поинтересовался Руслан.
– В туалет, – бесхитростно отозвался Сережа.
– Я тебя сейчас облегчу.
И врезал.
Работник умственного труда легко перелетел через кресло, неловко попытался смягчить падение плечом, но все равно въехал в ламинатный пол левой стороной затылка, после чего его сознание оказалось в темном, абсолютно непроницаемом мешке.
3
Шрагин словно выплывал из склизкого тошнотворного омута. Неужели это нокаут так подействовал?
– Дурной ты, Серега.
Вот позорище-то, выключили как щенка, без сопротивления. И не какой-то звероподобный Тайсон выключил, а человек его роста и комплекции. Но словно кирпичом врезал. И почему это русские люди не дерутся как ковбои, у русских людей один дает себя бить, а другой с удовольствием это делает.
<код>
мойСлабыйХарактер = ИнтеллигентныеРодители. воспитывать(я);
ушибЛица = Противник. использовать(мойСлабыйХарактер);
</код>
И откуда эти типы знают его имя? Ведь все документы остались в камере хранения на дюссельдорфском вокзале. Или все знали с самого начала?
– Дурак ты, Серый, – повторил далекий голос, словно бы стиснутый его собственной тошнотой. Или же этот голос вызывал тошноту?– Зачем полез сюда, Шрагин? Думал с кондачка и тебе отломится? Ты ж, блин, не герцог. Если уж вырвался за кордон, так тикай куда глаза глядят, хоть в Парагвай.
Шрагин не мог пошевелить ни одной мышцей, ни одним членом, непонятно даже, как еще дышал. Чужой голос проходил к нему как сквозь вату. Взгляд постепенно фокусировался, но в итоге не захватил ничего, кроме потолка. Веки не закрывались и не открывались, какие-то трубочки увлажняли глаза, которые затем подсушивались потоком воздуха…
Почему не получается ни одно движение, неужели Руслан сломал ему позвоночник?
– Да нет, цел ты пока, даже не обосрался, хотя в таких случаях положено заранее клизму делать. Я тебе только анестезию дал, а один, с позволения сказать, мужчина ввел тебе нарколептик. Теперь Энгельманн с Динстом решают, как с тобой дальше дружить. Я предложил распилить тебя циркулярной пилой на тысячу ломтиков, но они не согласились, гуманисты хреновы, сказали, что пила может засориться. Может, они сперва тебя в жопу хотят, уж больно ты для них привлекательный, неподвижный такой, как Ленин, они ведь самые настоящие некрофилы-педофилы, да еще в глубине души троцкисты, как все западные интеллектуалы… Извини, меня мобила зовет. Наверное, девушка.
Даже не обосрался, обидно. Вообще никаких хлопот для этих сволочей. Раз – и превратился в полено, можно стругать и тесать…
Тугаев вернулся пару минут спустя и обратил на себя внимание пинком ноги.
Боль от удара показалась какой-то приглушенной, отдаленной. Впрочем, через несколько секунд она достигла своего максимума. Сережа подумал, что Руслан, скорее всего, разговаривал с Викой…
– И все-таки ты не дурак, Сережа. Ты – псих, типичный случай параноидальной шизофрении, комплекс жертвенности, жизнь, значит, за царя. Никто не ожидал, что ты так быстро окажешься здесь. Да, у меня есть право поставить тебе этот диагноз, потому что я отучился два года на медицинском факультете Петербургского университета. Теперь мне тебя и не жалко вовсе. Может, тебя уже не жалеть, а уважать пора. Ведь все выдающиеся личности были по диагнозу параноидальные шизофреники. А вот, кстати, и наши педики-медики идут. Щас вынесут свой приговор.
