Гражданский корпус - Прялухин Александр
Они оставляют меня одну, заперев на замок. Я стою посреди большой комнаты. Такого просторного жилища у меня, пожалуй, не было за всю жизнь. Под ногами толстый ковер, по которому не хочется ходить в ботинках, я скидываю их, поставив у дверей. В углу широкая кровать, напротив которой камин – возможно, даже настоящий. Вдоль одной из стен поставлен диван, обитый материалом, похожим на бархат, рядом такие же бархатные кресла. В дверцах шкафов зеркала, делающие комнату еще больше. Но главное – окно! Огромное овальное окно, в высоту не меньше трех, а шириной почти пять метров. За ним видны искорки звезд, в отдалении сфера газового гиганта, украшенного тонким кольцом.
Прикасаюсь к холодному стеклу. “Как там Хэлг? Что с ним? Ищет меня? Черт, надо же так влипнуть!” В золотой клетке я не чувствую себя лучше, чем в гараже на Расцветающей или в плетеном домике среди деревьев Маргина. Может, здесь мне будет даже хуже. Неволя всегда остается неволей, куда бы тебя не заперли – в тюремную камеру или комфортные апартаменты с отличным видом из окна. За жизнь с удобствами придется так или иначе расплачиваться.
Через час ко мне впускают двух служанок, которые молча вычищают полки шкафов, выносят чужие вещи. Они сноровисто, со знанием дела наводят в комнате чистоту и порядок, одна из них оставляет на кровати большой пакет. Снова оставляют меня одну.
Хочется посмотреть – что там, под целлофановой оберткой. “Шмотки, скорее всего” – подсказываю я сама себе и отдергиваю уже протянутую руку. “Даже не стоит заглядывать. Меня вполне устраивает своя одежда”.
Я понимаю, что самым простым и желанным для меня было бы сбежать отсюда при первой же возможности. Но рядом со мной нет Хэлга, которого я не могу бросить хотя бы потому, что сама не умею управлять космическим кораблем. Да и корабля у меня нет. А кроме того… Кроме того, я чувствую, что могу вытянуть из Гордона кое что полезное для себя. Раз уж так легли карты, то не стоит теряться, надо ловить удачу за хвост!
* * *
– Ты это наденешь.
– Неа. Не надену.
Гордон подходит ближе, почти прижимая меня к стене большим животом.
– Наденешь. Иначе я не возьму тебя на ужин. И утром прикажу не подавать завтрак, а потом обед… Поверь, проще наступить на горло своей песне и сделать то, что я прошу. Жрать-то ведь хочется, а?
“Жрать действительно хочется, сукин ты сын…”
– И платье красивое. Чем плохо? Стоит чертову уйму денег!
Прошло несколько лет с тех пор, как я последний раз надевала платье. Да и не я это была. Юная, наивная девочка, не знающая жизнь.
Смотрю на развернутый пакет, на шикарное платье, чувствую, как что-то просыпается во мне, далекое, забытое, из тех самых времен безвозвратно ушедшей юности. Не удержавшись, я прикасаюсь к нежной ткани, поднимаю ее, прижимая к себе, поворачиваясь к зеркалу. Позади тихо закрывается дверь – Гордон вышел из комнаты, решив не мешать мне переодеваться. Стоило бы разозлиться – он ведет себя так, будто я уже согласилась. Но на злость не остается пороха. Что ж, пусть будет платье.
Как странно… Где-то далеко продолжает полыхать пожар войны; полуголодные люди, почти потерявшие надежду на иную жизнь, готовы идти в самоубийственную атаку на эйнерские эскадры. А здесь играет музыка, кто-то танцует, посетители ресторана мирно разговаривают, смеются. И вряд ли хоть один из них заработал на дорогой костюм честным путем, ведь все они – обитатели Роатана.
Чувствую на себе чужие взгляды. Этим людям интересно, кого Гордон ведет под руку, кто его новая пассия. “Глупцы! Я не собираюсь быть украшением толстопуза!” Нужно лишь немного потерпеть, а уж потом я что-нибудь придумаю. Обязательно.
Не знаю, где роатанцы берут еду, война будто не затронула их поставщиков. Наверное, свободные фермеры пользуются ситуацией. Им ничего не стоит перегнать гидропонные плантации подальше от зоны боевых действий, а на такой станции, как эта, можно наживаться очень долго. Деньги не пахнут.
На столе несколько блюд и я не знаю, с чего начать, в нерешительности ковыряюсь вилкой то в одном, то в другом, хотя урчащий живот требует расправиться с едой без промедления. Гордон тем временем разливает рубиновое вино.
– За тебя, Вероника. За новые возможности в твоей жизни!
Мне нечего ответить. Я просто осушаю бокал и уже без стеснения принимаюсь за еду, стараясь не замечать снисходительную улыбку толстяка. Когда с первым блюдом покончено, он разливает еще по одной порции вина.
– Мне доложили, что тебя искал какой-то человек. Хэнк, кажется.
Я замираю с вилкой в руке.
– Хэлг. Что вы ему сказали? Где он?
Гордон пожимает плечами.
– Я с ним не разговаривал и понятия не имею, куда он отправился. Хотя… С Роатана не спрыгнешь. Кто он тебе? Твой мужчина?
– Напарник.
– Тем лучше. Если хочешь, я прикажу компенсировать ему потерю напарницы. Найдет себе кого-нибудь еще.
Стараюсь не выдать своего негодования, но чувствую, что щеки покраснели. Этот жирный ублюдок смеет меня оценивать, словно вещь! “Спокойно, Вероника, спокойно. Если он даст Хэлгу денег, хуже нам от этого не станет”.
– Хорошо.
– Расскажи про себя. Откуда ты?
– С Расцветающей.
– Никогда не слышал. Чем там занималась?
– Сначала ходила в школу, как и все дети. Потом поступила в политех, отучилась один курс. А потом прилетели эйнеры и врезали мне горб. Ну, то есть энергоблок. Если бы ты не поторопился уйти, когда я переодевалась, то мог бы полюбоваться на шрамы.
Не без удовольствия отмечаю, как Гордон прекращает жевать, а потом и вовсе отодвигает тарелку. Видимо, мои слова произвели на него впечатление.
– Три года носила на себе железноголового. Выполняла все его приказы, – продолжаю я, – А в один прекрасный день пристрелила своего хозяина. Сбежала.
Щека Гордона нервно дергается.
– Хм. Не забудь напомнить, чтобы я держал оружие от тебя подальше.
– Обязательно.
Он закуривает толстую сигару.
– И что теперь? Мстишь эйнерам за загубленную юность?
Решаю, стоит ли говорить все, как есть, или наврать с три короба. Но почему-то уверена – от правды будет больше толка. Тянусь к Гордону через стол, подчеркивая тем самым, что мои слова имеют особое
