Илья Некрасов - Остров Утопия
– Ты ставишь меня в опасное положение.
– А кто выбрал такую работу? Не сам?
Я помолчал немного. Затем спросил:
– Скажи, кто она на самом деле? Чтобы было легче найти её.
– Тебе ни к чему знать. У нас своя информация, и мы используем её, чтобы выйти на след. Иди по уликам, которые даются Системой. Нам нужна уверенность в том, что ты не убьешь хакера, если доберёшься первым. Обставь дело, как надо: пусть она найдёт правильный путь.
– Выбора нет?
– А когда он был? Её жизнь в обмен на твою. Мы даже заплатим. В два раза больше обычного.
– Негусто.
– Сколько стоит твоя жизнь.
Нежданный заказчик оборвал разговор. Я положил трубку, из которой доносились гудки.
«Попал», – опустился на койку и потянулся к бутылке. Отпил из горла. Следовало хорошо обдумать положение. Хреновое, надо сказать, положение. Ясно, что девчонка связана с исламистами.
Или нет, просто интересует их в данный момент. С целью «посотрудничать».
Этот заказчик, чаще всего, давал задания, связанные с электронными делами. Беседы с людьми из компьютерных фирм, уговоры, угрозы, подставы. Перемещение носителей информации и нужных лиц в обход границ. Не знаю, как я вляпался в такое. Случилось один раз, потом второй. А остановиться невозможно. Оглянуться не успел – и уже на крючке у исламистов. Они платят и улыбаются себе в бороду, зная, что тебе не соскочить. Они берегли мою жизнь для особого, единственного случая.
Я знал, что такой момент рано или поздно наступит. Они потребуют гораздо большего, угрожая отправить собранный компромат кому надо. И выбора больше не будет. Двойные агенты плохо заканчивают.
Согласно информации, полученной от Системы, девчонка была ответственной за внедрение чужеродных блоков информации в «Обсидиановый остров». Предположительно, с целью организации системы нелегальной зашифрованной связи. То есть опять всплывала тема электроники, которой обычно интересовался тайный заказчик. Прояснялось немного.
Она ввязалась не в то дело и вызвала серьёзный переполох. Что же она натворила? Кто она на самом деле?
Ситуация с поиском беглянки вышла из-под контроля. Теперь надо держаться осторожно. Не отсекая возможностей, которые ещё оставались. В Системе пока не знают о моих делах с исламистами – раз уж я жив. Система даёт информацию и доверяет её реализацию.
Будем надеться на то, что удастся подстроить смерть беглянки, не порвать окончательно с Системой, не расстроить моих «друзей» из Уммы. Не подставиться. Совместить несовместимое.
Из головы не выходила та «таксистка». Куратор. Не удивлюсь, если она будет виться над делом, как хищная горгулья, выжидая ошибки.
* * *Частный вертолёт нёс меня сквозь густые облака в обновлённый Аушвиц[14].
Я держал в руках рекламный буклет Освенцима[15], как иногда называли данный комплекс. Хороший, профессионально сделанный буклет.
Кто бы мог подумать, что эта индустрия поднимется так быстро: станет высокорентабельной, с минимальными сроками окупаемости проектов, привлекательной для частных инвесторов.
Комплекс частных тюряг на территории бывшего концлагеря возвели на средства, обеспеченные монополией на торговлю релаксантами. Забавно, но часть денег пошла на организацию центра для трудового перевоспитания наркоманов.
Затея с частными исправительными учреждениями имела вполне приличную современную вывеску – «качество управления человеческим капиталом». Это так модно. Умные и красивые слова в красивом и умном порядке. Здесь умели снижать себестоимость до уровня, когда местная продукция становится конкурентоспособной с латиноамериканской и азиатской.
Тюремно-промышленное партнёрство стало формой реиндустриализации ЕС, с которой «не складывалось» на протяжении стольких десятилетий. В тюрьмах нет отпусков и забастовок, но есть штрафы и наказания. Некачественная работа свидетельствует о неготовности заключённого стать полноценным членом демократического общества, что приводит к пролонгации трудового договора с Освенцимом. В итоге, наркоман, пойманный на употреблении стимулирующих составов и осуждённый на исправительные работы в 3–5 лет, рискует никогда не выйти на свободу.
«Хотя, какая, к чёрту, свобода», – я продолжал рассматривать рекламные буклеты концлагеря. В иллюминаторе висели тяжёлые, свинцового цвета облака.
Глянцевые бумажки содержали интересную информацию. Они приглашали на выставку последних достижений, конференцию, содержали ссылки на новый сайт управляющей компании Освенцима. Хорошие толковые буклеты. В одних рассказывалось о девелоперских проектах, в других – о выпусках дополнительного количества акций, об анализе успешности IPO[16], о новых трудовых учреждениях для системно-опасных лиц.
На последней бумажке красовалась групповая фотография бравых парней из военной кампании, спецов по охране лагерей. Все равны как на подбор. Элита. Лучшая экипировка. Вооружение. Стильная форма и традиционные немецкие причёски, короткие, как в чёрно-белых фильмах о жизни и войнах Третьего Евросоюза.
Я бросил буклеты на соседнее кресло и уставился в иллюминатор. Проглотил таблетку.
Вертолёт быстро снижался. Уши закладывало. За бронированным стеклом, сквозь тяжёлый туман проступали бараки. С небольшой уже высоты удавалось различить надписи на крышах: спецшкола, наркодиспансер, красная зона, цех № 11 и так далее.
Мы приземлились на вертолётной стоянке, недалеко от парадных ворот лагеря. Я сошёл по трапу и быстро оказался в толпе гостей, прибывших на церемонию официального открытия. Подчинился людской реке и потёк ко входу в Освенцим.
Погода стояла мерзкая. Туман и холод. Разве что без моросящего дождя. Люди плелись в плащах, как и я. Кое-кто с раскрытыми зонтами. Народу набралось под несколько тысяч. Неужели акционеры? Ну, а что здесь делать остальным?
Через две-три минуты работы локтями я подобрался к трибуне. На ней показались представители управляющей компании Освенцима и инвестора. В отлично сидящих деловых костюмах, с золотыми запонками. Ухоженные, лощённые.
К микрофону подошёл благообразного вида молодой человек в расстёгнутом чёрном пальто и с папкой в руках. Перед ним зажглась лазерная голограмма с поздравительной речью.
– Дорогие друзья, – высокий, почти юношеский, голос сынка какого-то воротилы выкрикивал слова голографического текста. – Сегодня мы имеем право ненадолго остановиться и оглянуться на то, как начиналось дело. Оно родилось из замечательной идеи. Венчурный фонд[17] моей семьи сумел распознать её перспективность. Мы инвестировали до трёх миллиардов в обновление инфраструктуры Аушвица. Возведены новые производства и жилые корпуса. Заложен прочный фундамент для будущего, где решены социальные проблемы, вопросы эффективности производства и человеческого капитала. Объёмы привлечённых средств и строительства таковы, что частные инвесторы сразу поверили в дело. В наше общее дело. Крупнейший за последнее время стартап был быстро преобразован в акционерное общество. Выпущенные акции молниеносно раскуплены, – молодой человек оторвался от текста и произнёс следующую фразу «от себя». – Мы сделали несколько экстренных допэмиссий… Уровень текущей капитализации подтверждает факт того, что на нас устремлены взоры капитанов бизнеса и лиц, желающих пройти обучение востребованным профессиям. Обещаю: мы оправдаем доверие настойчивой и ритмичной работой. Со следующей недели запускается широкая рекламная кампания по созданию уникального имиджа наших решений. Особое место отводится социально значимым услугам: центрам по испытаниям новых антибиотиков, реабилитации асоциальных и системно-опасных лиц.
К молодому человеку сзади подошла красивая леди в деловом костюме и что-то шепнула на ухо. Тот взглянул на наручные часы и перестал читать текст, хотя слова продолжали бежать по участку воздуха.
– Пусть нас не смущает история этого места, – добавил он от себя. – Технологии изменились, и мы не повторим прошлых ошибок.
Стоявшие на трибуне люди принялись хлопать в ладоши, и постепенно толпу перед воротами в Освенцим захватили аплодисменты.
– Моя невеста завершит церемонию разрезанием ленточки, – сказал молодой человек, приобняв кукольного вида блондинку. Парочка стала спускаться с трибуны.
Мне захотелось посмотреть на ЭТО, и я с удвоенной силой заработал локтями. Не обращая внимания на возмущённые возгласы гостей церемонии, пробрался к ограждениям, созданным из цепи охранников.
Между плеч рослых подтянутых ребят, которым так шла традиционная немецкая форма, открывалась нереальная картина. Сквозь туман виднелись тюремные бараки и цеха. Ворота с чугунными завитками открыты настежь.
Распахнуты как объятья.
Однако броситься в них пока нельзя. Мешают статные евро-эсэсовцы и гламурная нежно розовая ленточка, что едва не трепещет от движения воздуха. Вот к ней приближается красивая пара. Блондинка и приобнявший её за талию респектабельный современный молодой человек.
