Великий и Ужасный - Евгений Адгурович Капба
Хотя эти тоже — знают. Может, даже лучше, чем я.
— Доброго и приятного дня, господин Сархан, — первым в дверях показался ротмистр. Вошел он без стука, но, по крайней мере — дверь не вышибал, и то хлеб. — Говорил же, что еще свидимся, вот и свиделись. Но я смотрю — вы не удивлены?
— Удивлен. Экий вы нынче вежливый, Петенька, — не удержался я.
— Однако! — Петенька разглядывал меня с видимым интересом. — Это что же получается — вы уже всё знаете? И кто слил?
— Ну, слил — это не очень чтобы точное определение того, что со мной произошло. Меня шмякнули о рубероид, едва не переломали все кости диким атмосферным давлением, а потом принялись вопрошать строгим голосом касаемо особенностей орочьей национальной татуировки.
— Роксана, — грустно кивнул ротмистр, выражение его глаз стало мечтательным. — Охо-хо! А вы не так просты, как кажетесь на первый взгляд! Никогда не видал обычного черного урука, который знал бы, что такое атмосферное давление и употреблял слово «касаемо». Архаизм же, а?
Кажется, этих двоих — Петеньку и Роксану — что-то связывало. А я, кажется, капитально палился. Но это были мелочи. Гораздо более меня веселил сам факт того, что какая-то там светлость мнется перед моей дверью. И я собирался его там еще немного помурыжить, а потому церемонно мотнул головой, обозначая поклон и подметая столешницу волосами:
— Бабай Сархан, к вашим услугам! Не имею чести являться обычным черным уруком, поскольку официально именуюсь ублюдком и выродком!
— Ротмистр Розен — к вашим… — машинально откликнулся опричник и раскланялся.
У него это получилось гораздо изящнее, чем у меня, несмотря на громоздкие доспехи. И тем приятнее было глядеть на его растерянную физиономию, когда Петенька Розен осознал, что именно я произнес.
— Э-э-э-э… — озадаченно протянул он.
Глумление — наше всё! А он пусть думает — может, у меня тонкая душевная организация, и я сильно страдаю от того, что не родился грудастой эльфийкой или наоборот — клыкастым громилой типа Резчика.
— Ротмистр! Вы меня, наконец, представите? — раздался нетерпеливый голос. — Я все-таки хочу увидеть того, кто вырвал моего сына из лап смерти!
— Да, командир! — тут же откликнулся офицер. — Господин Сархан, имею честь представить вам светлейшего князя Георгия Михайловича Воронцова!
И весьма элегантно отворил дверь, пропуская в комнату седого импозантного мужчину в сопровождении эскорта из трех латников с автоматами Татаринова наперевес. А мой слух цепанул диссонанс: «командир» и «светлейший князь» — как-то не плясало. Рядом со «светлейшим князем» солиднее звучало бы что-то вроде «его высокоблагородие генерал-фельдцейхмейстер». Кажется «командир» — это слишком демократично.
— Итак! — этот необычный аристократ осмотрел меня с головы до ног, и взгляд его буквально на секунду задержался на моем правом, татуированном предплечье. — Вот кому я обязан жизнью Коленьки! Просите что угодно.
Однако, заходы у него!
— Полцарства и принцессу в жены! — тут же отреагировал я, и едва сам себе не треснул по щам: с такими людьми не шутят! Пришлось мигом исправляться: — Ничего мне не надо. Любой на моем месте сделал бы также!
— Действительно? — поднял бровь Воронцов.
— Ну, под прицелом четырех автоматов, в окружении этих достойных господ, которые могут быть весьма убедительны… — протянул я.
Ох, язык мой — враг мой!
— То, что вы сделали, не получилось бы из-под палки или по причине банального страха. Я точно знаю — татау урук-хая так не работают! Вы пожалели Коленьку, верно? Вам захотелось, чтобы он жил! Если бы это не было правдой — никакие угрозы или увещевания не в силах были бы заставить вас сделать лечебную татау. Черная Немочь — это… — похоже, князь любил порассуждать на вольные темы, но у меня-то на сегодня были совсем другие планы!
— Я понятия не имею, что я сделал, — пожал плечами я. — Это не татау урук-хая.
Светлейший князь Воронцов испытующе посмотрел на меня и коротко кивнул:
— По крайней мере — честно. Ценю. Мы встретимся с вами в более подходящих обстоятельствах, например — через десять дней. Тогда вы сможете сказать, чего хотите в знак моей благодарности. А пока — только и исключительно как оплату за предоставленные бойцу моей хоругви медицинские услуги, примите некоторую сумму денег. Поскольку корнет Николай Воронцов был штатным магом шестой роты ротмистра Розена и представлял собой весьма ценную боевую единицу — оплата соответсвующая. Козинец!
Козинец бухнул на стол мешок с монетами. Ну как — мешок? Мешочек! Но довольно увесистый.
— Оплата благородным металлом, поскольку персонального счета в банке у вас нет… — пояснил прокуренный опричник.
Отказываться я и не собирался. Деньги — они в моем положении лишними не будут. И звонким монетам я доверял куда как больше, чем циферкам в компьютере. Циферками тоже обзаведусь — успеется, но в моей ситуации — мешок с деньгами гораздо предпочтительнее.
— Благодарю, — сказал я. — Честно говоря, я и вправду старался помочь. Ваши люди так старались его спасти… Если бы ваш сын был мерзавцем — вряд ли они поставили бы на кон свою карьеру и отправились бы искать помощи у сомнительного татуировщика проклятого племени, верно?
— Жизнь! — поиграл желваками князь Воронцов. — Каждый из них поствил на кон свою жизнь, не только карьеру. Но я благодарен вам за эти слова. Что ж, увидимся, господин… Бабай Сархан? Верно?
Я щелкнул каблуками новых-старых ботинок, вытянулся по стойке смирно, как положено, вздернул подбородок и рявкнул:
— Так точно, ваше сиятельство!
— А вы тот еще тип! — одобрительно кивнул князь. — Когда Коленька совсем поправится и придет в себя — мы с вами побеседуем гораздо более вдумчиво.
А потом сделал некий плавный, я бы даже сказал — вальяжный жест рукой и снова в комнате запахло озоном, а бронированные опричники один за другим начали исчезать в ярких вспышках телепорта. Последним испарился сам Георгий Михайлович. Вдалеке зарокотал гром.
На полу остались чистые от пыли и мусора горячие проплешины — ровно по количеству телепортированных.
— Мало денег много не бывает, — пробормотал я, подбрасывая в ладони увесистый мешочек.
Вопросов было всё еще больше, чем ответов. Но некоторые ответы пока что получать явно не стоило. Во многих знаниях многия печали — так говорил Экклезиаст?
На данный момент меня интересовал вопрос с переездом
