Андрей Васильев - Слово и сталь
- И на тебя глядят почти все мужики - подошел к нам парень, который лихо крутил саблю. Надо думать, он был тут за Федора Щуся. - Ты ж на фоне этих, в платьях которые, как лебедь белая среди уток. Вон смотри, как старшаки слюну гоняют.
С удивлением я заметил что он прав. Аскетичный наряд моей леди отличался от общего шелково-глянцевого разгула моды а-ля двадцатые, и выгодно выделял её на общем фоне.
- Добьем их танцем - предложил Вике Азов и, не дожидаясь ее согласия, схватил за руку и они влились в толпу сотрудников 'Радеона', отплясывающих что-то вроде 'Шимми'.
- Во Палыч дает! - присвистнул Щусь. - Танцор диско, елки-палки.
Он отошел от меня, а я почему-то почувствовал себя одиноким. По факту, кроме Вики здесь никого у меня и нет. Где-то там Зимин и Валяев, но они работодатели, про Вежлеву и Ядвигу даже и говорить не хочется.
Я поправил папаху, расстегнул ворот френча, поскольку становилось жарковато, поправил кобуру и подумал о том, чтобы сходить к столу и ахнуть рюмку-другую водки. Нет, официанты между людьми бегали, я бы даже сказал - скользили, но на подносах у них стояли бокалы исключительно с шампанским, а его я не хотел. Наверное, можно было бы одного из них напрячь и насчет водки, но смысла я в этом не видел - до стола рукой подать, а этот бегать полгода будет.
Я шагнул в сторону стола, но тут мои глаза закрыли чьи-то ладони, судя по размеру и приятному запаху - женские.
- Кто? - услышал я шепот в правое ухо.
- Марина - обреченно признал я, но руки не разжались.
А кто это еще? Я тут больше и не знаю никого. Хотя...
- Дарья! - в моем голосе радости было уже больше. Хотя я при ней так самоконтроль над собой теряю...
Руки снова не разжались и я уже с испугом предположил:
- Ядвига Владековна? Нет?
- Нет - шепнул голос, в котором я услышал что-то знакомое. Да ладно!
- Елиза Валбетовна.
Если это она, то что-то в этом мире сошло с ума. Руки не разжались.
- Тогда я не знаю - с облегчением сказал я - У меня тут больше знакомых женского пола нет.
- Ну, оно и понятно - хихикнул голос. - Старость не радость!
Руки разжались, я снова поправил папаху, повернулся и с невероятным удивлением увидел перед собой Ленку Шелестову.
- Неожиданно, да? - она явно наслаждалась ситуацией. Ну, вот любит она такое.
Я же онемел по двум причинам - во-первых, увидев ее здесь в принципе, и во-вторых от того, как она выглядела.
Красиво - это не то слово. Красиво выглядеть может любая женщина, при известном желании или материальных возможностях. А вот выглядеть так, чтобы у мужчины во рту пересохло - далеко не каждая. И для этого даже не надо быть красавицей, для этого надо быть настоящей женщиной. Той, которая рождена повелевать мужчинами и заставлять их ради ее улыбки создавать и разрушать империи. Только ради улыбки, и не более того.
Вот такая женщина и стояла сейчас передо мной. Шелковое платье с какой-то заколкой на груди, диадемка на голове, еле видная среди пышных волос, чулки со стрелкой и какие-то туфли с пряжками - вот и весь ее наряд.
- Специально в библиотеку ездила - похвасталась Шелестова. - Интернету доверия нет, вот поднимала журналы двадцать первого года. Все красиво, но туфли уродские!
- Ага - туповато ответил я. - Ты здесь как?
- Я-то? - усмехнулась Шелестова. - Я... Стой. Танго. Обожаю танго. Ты его танцуешь? Хотя о чем я...
Как это не странно - я его танцую. Выучился лет десять назад, случайно. Причем хрестоматийному танго, со всеми поворотами и нырками.
- Пошли - взял я ее за руку. - Танго - так танго.
А почему бы и нет?
Глава восьмая
в которой снова палят почем зря
Взвизгнули скрипки, свет, заливающий зал, стал как будто потише, хотя, может, просто у меня кровь к голове прилила?
- Держи - я снял портупею и папаху, сунув ее Петро. - Побереги.
- Хорошо, батька - ответил мне здоровяк.
Рука Елены легла в мою руку, вторая моя рука легла на прохладный шелк платья чуть ниже ее лопаток.
- Ну, солдат - она бесстыдно и призывно посмотрела мне в глаза. - Это наш первый танец.
Люди вокруг исчезли, в этом огромном зале нас осталось только трое - она, я и музыка. Её звуки отбивали ритм на пару с моим сердцем и сердцем моей партнерши - танго не танцуют, в нем живут и умирают. Каждое танго - это целая жизнь, с первым плачем, первым стоном и последним хрипом, только так можно в нем существовать, только так можно понять эту тоску двух человек, один из которых завтра отправится умирать на поле боя, а вторая будет изнывать от неизвестности и извечной женской тоски. Каждое движение танго - это законченный этюд великой мистерии под названием Жизнь, даже если партнеры впервые свели свои руки вместе и двигаются в два шага.
Елена была превосходной партнершей, она предугадывала мои движения и не забывала делать вызывающие болеро, которые так любят кинематографисты. Шелк платья обвивал ее стройные и длинные ноги, она послушно выгибалась, и я постоянно чувствовал ее руку у себя на спине.
Когда стих последний аккорд, я с удивлением обнаружил, что мы находимся в центре зала, одни. То ли все остальные уже оттанцевали, то ли еще чего - но в середине этого человеческого столпотворения были только мы, так и не расцепившие рук.
- Париж четырнадцатого года, похоже, не так ли? - раздался голос Зимина. - Очень романтично.
На этом тишина закончилась, оркестр заиграл что-то быстрое, вроде чарльстона.
- Не так и плохо - отметила Шелестова. - Не думала, что ты умеешь танцевать аргентинское танго. Ладно бы американское - но аргентинское? Ты меня отпустишь или так и будем стоять?
- Да вот, умеем кое-чего - я снял руку с ее спины. - Нахватался по жизни разного.
- Поди, интересная жизнь была? - без улыбки сказал она.
- Почему была? - я тоже был серьезен. - Есть. Мне и сейчас не скучно.
- Да что ты? - у нас сегодня явно был вечер ответов вопросами. - А мне кажется то, что ты сейчас имеешь, очень трудно назвать жизнью. Так, что-то вроде стойла для коня, в котором полно овса и сена, знай только ешь, да свои функции иногда исполняй. Вон, смотри, и жокеи твои поспешают.
- Леночка - раздался слева голос Валяева. - Вас невозможно оставить даже на мгновение. Только зазевался - и анархисты уже вас танцуют.
- Добрый вечер - справа послышался голос Вики. - Вот не ожидала тебя здесь увидеть.
- Овес и сено - улыбнулась Шелестова и протянула мне руку. - Это было здорово, солдат.
- Это было по настоящему, мисс - я осторожно пожал ее руку, и она удалилась с Валяевым, который повернувшись ко мне, скорчил страшную рожу, что-то вроде 'Не влезай, убьет'.
- Ну везде пролезет - пробубнила Вика. - Я даже...
- Вик, я знаю все, что ты хочешь сказать - повернулся я к своей спутнице. - Не надо, вот правда, не надо.
- Ну не надо - так не надо - покладисто согласилась она. - Как скажешь.
- Батька, вот ты дал - Петро показал мне большой палец, когда я подошел к нашей маленькой анархической колонии. Ребята уже оккупировали стол, разогнав от него всю публику, и явно уже махнули по паре рюмок водки. - Показал недорезанным, чьи в лесу шишки!
- Да, это было красиво - подтвердил Азов, который уже скинул бушлат, оставшись в тельняшке, туго облепившей его грузное, но явно все еще очень сильное тело. - Прямо как в фильме синематографической.
Хлопцы зашумели, кто-то сунул мне в руку приличных размеров фужер с прозрачной жидкостью.
- Батька, скажи, да так, чтобы душа развернулась во всю ширь - попросил Щусь (ну вот не знаю я, как этого парня зовут).
- А что тут говорить? - я обвел глазами своих товарищей. - За них, проклЯтых, за баб. С ними жить трудно, почти невозможно, но без них жизни вовсе нет, потому как она без них нам ни к чему.
Фужеры звякнули, водка огненным клубком упала внутрь, опалив носоглотку, и настал этот секундный катарсис, называющийся 'после первой'.
- Ф-фух - Азов цапанул с блюда кусок ветчины, прозрачный, ароматный, тот, что называют 'со слезой', и закинул его вслед за 'беленькой'. - Вот это ты верно подметил. О, всем молчать, Старик говорить будет.
Зал затих моментально, будто кто-то махнул волшебной палочкой и наложил на всех заклятие 'Онемей'.
- Добрый вечер, мои дорогие. - Старик стоял на краю небольшого возвышения, которое, надо полагать, обозначало сцену. Он был одет в черный костюм, сидевший на нем невероятно изящно, под пиджаком, скорее даже под сюртуком, сияла белоснежная сорочка, ее ворот сдерживала массивная брошь в виде паука, блестевшая россыпью мелких камней, судя по всему, как бы даже и не бриллиантов. - Я счастлив снова видеть вас всех, это радует мое сердце, как радует его и то, что вам всем сейчас хорошо. А что вам хорошо - это несомненно - вы смеетесь, разговариваете, пьете вино. И как же сейчас пела моя душа, когда я видел ту чудную пару, слившуюся в танце. Кто там вспомнил Париж четырнадцатого года, ты, Максимилиан?
