Корпорация любит нас - Андрей Валерьевич Скоробогатов
— Где я?
Свой голос показался тонким и каким-то детским.
— Долго ты проспал, дружище, — сказал первый. — Ты в бункере. Шестой отсек.
— Говорят, при нём еще все ходили зрячие, — подсказал второй голос.
— Ничего. Сначала наощупь, потом привыкнет.
Страшное дело ― оказаться в конце концов слепым. Он всегда боялся темноты, а тем более тех, кто может скрываться в ней. Безымянный ощупал себя, и испугался ещё больше. Лицо покрывала короткая шерсть, уши были немного больше человеческих, а вместо носа… оказался хобот! Снова хобот. Безымянный аж подскочил от удивления — это было одновременно и жутковато, и необычно.
Путник почувствовал, насколько развитым стало осязание и обоняние. Повёл хоботом налево, откуда доносился голос первого. Похоже, учиться пользоваться дополнительной конечностью не пришлось — инстинкты были привязаны к новому телу. Наткнулся на чьё-то лицо и ощупал — глаза скрывала какая-то ткань, брови были густые, а подбородок морщинистый.
— Я — Ворчун. А рядом — Лысый. Запомни запахи.
Лицо Лысого на ощупь оказалось костлявым и худым, на глазах тоже была повязка. Раз все носят повязки, видимо, дело вовсе не в слепоте, а в каком-то странном правиле.
— И что теперь делать? — поинтересовался Безымянный.
— Вождь сказал, что пора тебя разбудить, — сказал Ворчун. — Ты — один из Спящих. Я всю жизнь следил за тобой. Ты спал с тех самых пор, как холодильник был включен, много поколений тому назад.
Лысый подсказал:
— Спячка. Анабиоз.
Нет ничего хуже хоботов, вдруг вспомнились ему чьи-то слова. Правда, подумал он, новая конечность совсем не похожа на хоботы хоботунов и слонотавров, которых он видел во сне, поэтому…
Стоп. Во сне? А где ещё он мог видеть всех этих существ?
Сначала вспомнилось падение с водопада. Такое чувство, что оно ему приснилось, или было настолько давно, что осталось в памяти как тусклый, неявный образ. Потом медленно из глубины сознания вылезли воспоминания обо всех трёх предыдущих мирах, лица спутников и предметы.
Беглец. Путник. Путешественник. Ник. Шпион? Спящий. Кто он теперь, на самом деле?
Безымянный ущипнул себя за руку и ойкнул — было очень больно, значит, теперь точно не спит. Хорошо, пусть предыдущие миры приснились, подумал он. Тогда ничего удивительного в огромных песочных часах, слоноподобных существах, больших городах и прочей сюрреалистической ерунде. Хотя выглядит немного странно — судя по воспоминаниям, прошлые ландшафты и образы тоже воспринимались им как нечто реальное и настоящее. И если это всё было сном, то что было до сна?
— А мы кто? Хоботуны?
— Нет, — усмехнулся Ворчун. — Хоботуны, как и люди, наши далёкие предки. Они все вымерли сорок поколений назад. Мы намного меньше их, мы нюхачи. Семнадцатый выводок шестого отсека.
Нюхачи. Родственники слоновых как будто преследуют Ника.
Ему подсунули какую-то не то картонку, не то фанерку. Лысый схватил его руку и стал водить по выпуклостям на поверхности, комментируя:
— Видишь? Вот шестой отсек. Вот пятый, вот седьмой. Вот главный коридор, там другие кланы. Туда выходить только группами, и без молодняка — это первый запрет.
— Война? — смекнул Безымянный, выдернув руку из захвата.
— Зачем⁈ — пропищал Лысый. — Соперничество. Простое соперничество.
Соперничество за еду, понял Безымянный, и сразу ощутил жуткий голод.
— Здесь везде темно? — спросил он и попытался пойти куда-то в сторону.
— Нет, — сказал Ворчун и, схватив Безымянного за руку, принялся водить по какой-то другой картонке. — Вот карта отсека. Кое-где светло, например, вот тут, и вот здесь. Но видеть друг друга всё равно всем нельзя — это тоже очень важный запрет. Сейчас наденем тебе повязку на глаза и выйдем из холодильника. Будем искать еду.
Поиск еды был основным видом занятий и, собственно, главной целью жизни нюхачей. Других целей было немного — борьба за выживание, разведка новых территорий и охрана имеющихся, и, конечно, сохранение численности популяции.
Шестой отсек был огромным. Чтобы обежать все два десятка комнат, залов и коридоров, требовалось не меньше шести часов. Каковы были размеры всего бункера, оставалось только гадать.
Время отсчитывали большие старые часы с кукушкой, находящиеся в покоях вождя. Хранение времени было одной из обязанностей предводителя семнадцатого выводка. Любой из клана мог подойти и спросить его, который час, а он отвечал.
Обо всём этом болтал по дороге из холодильника Лысый, когда они шли гуськом, по холодному кафелю вдоль шершавой стенки коридора. Безымянному стало весело — бег с повязкой на глазах напоминало детскую игру в жмурки, в которую он играл когда-то очень давно. Соблазн снять повязку и оглядеться был велик, но нарушать запреты в первый же день пробуждения не хотелось.
Тело казалось удивительно лёгким и сильным, а стена ― огромной, ледяной и шершавой, хотя в коридоре было теплее, чем в холодильнике, где он пришёл в сознание. Безымянный остановился и подпрыгнул, прыжок получился вдвое выше его роста. Интересно, сколько он в высоту? Наверняка полметра, а то и меньше.
— Чего распрыгался? — проворчал Ворчун.
— Просто привыкаю к этому телу. Разминаюсь. Сколько нас теперь? — спросил Безымянный.
— Двадцать шесть взрослых, включая самок, и шесть детей, — отозвался Лысый.
— Почему тогда выводок семнадцатый?
— Вождь — семнадцатый по счёту.
— А что было до этого?
— Лучше не вспоминать! — отозвался Ворчун. — Сплошной беспорядок.
Ещё шагов двадцать прошагали молча.
— Вождя как зовут?
— «Великий вождь!» — голос Лысого прозвучал торжественно. — Он не носит имени.
Раболепное, какое-то наивное почитание вождя показалось неприятным, но, видимо, так и нужно было. Новый орган чувств ― видимо, что-то вроде теплового зрения, подсказал, что навстречу кто-то идёт.
— Обнюхаемся, — проговорил чей-то незнакомый голос, и его лица коснулись. — О! Да ты тот самый, Спящий?
— Безымянный, — представился он. — А ты кто?
На голове у первого встречного оказалась густая копна волос. Второй оказался высоченным, почти в полтора обычных роста нюхача. Надо запомнить запахи. Первый сказал:
— Я Взъерошенный, а рядом — Длинный. Я рад. Это хорошо, что больше ни за кем не надо следить.
— Есть же и второй Спящий? — спросил Лысый. — Сухарь, кажется?
— А что за ним следить. Он всё равно не подаёт признаки жизни, не
