Алексей Павловский - Карболитовое Сердце

— Чебурашка. — Отдуваясь, уверено заключил звероволк. — Крепенькая, ушищи здоровые. Лимоны жрёт.

— Да ну! — обессиленно выдохнул Князь Игорь, вертя перед глазами грустное животное. — Чебурашки апельсины жрут. А это какая-то обезьянка. Вон, хвостик. И уши маленькие, это просто мех вокруг растёт. Игрунка что ли?

— Мармозетка, скорее. — с внезапной уверенностью заключил гигантский Рома.

— Да ты обезьяновед! — Удивились его сиятельство. — И это не чебурашка?

— Нет. — отрезал Яроволк. — Я охотник, я знаю. А второй зверь ушёл в старую дизельную. Вон, Филин подтвердит. Надо к ним загонщика на людской ходок ставить, а то уйдёт добыча.

Ваня, собственно, всё подтвердил, и пошёл туда, куда вела электрокарта. В качестве подземного загонщика обезьяны.

Собственно, Иван-Филин опоздал. Тем двум лосям только и было задачи, что свернуть по ходку да гермодверь открыть. Ване же пришлось бежать через ледяной ад седьмого блока, продираться тёмными ходками с вагонетками, трубами и прочим склизким хламом. Потом он внезапно вышел к ароматному сортиру на десять очков. Тут даже электрическая карта смутилась, но Филин уже слышал и видел, что идти надо по натоптанному: в вентиляционный ходок под потолком.

Мимо ревущих труб вытяжки узкая народная тропа вывела к прикрытой гермодвери балкончика высоко над полом дизельной — как на галёрку театра. Железный трап вёл вниз, туда, где в сиянии диодных панелей развратно процветали буйные джунгли. В кадках стояли основательные пальмы, шагали из ведра в ведро узловатые стволы фикусов, по стенам вился комнатный виноград, была петрушка в ящиках, также преступно колосилась запрещённая чорная зра, было и иное. Свежий зелёный запах выгодно оттенял ароматы подземной бытовухи и солярки.

Из чащи синими бегемотьими спинами подымались капоты четырёх дизель-генераторов. Над самым дальним, полуразобранным, царил Цитрус. В разваленной бадье, навалившись корявым стволом на капот агрегата, раскинув мощные сучья, он чувствовал себя прекрасно, желтел десятками оптимистичных ароматных лимончиков. Филин, конечно, знал, что монтеры любят цветочков поразвести, но чтоб настолько…

Ближайший к Ване дизель вовсю работал, но рёв удалось придавить караоке-фильтром, и в искуственно-ватной тишине проступили разговоры людей, которых Ваня поначалу не разглядел в дебрях.

Близ ревущего дизеля под денежным деревом разъярённый Бахтияр-электрик красноречиво порицал благодушного человека в очках по имени Гидротехник Вова. Временами даже рёв генератора заглушал:

— Вова, какой ты после этого гидротехник! Тебе три обезьяны доверить нельзя, нет? Джядап! Что значит «выскочили»? А крючочек? — На голове бушующего Бахтияра в гуще волос и змеящихся электрощупалец ловко балансировала та самая беглая чебурашка, дёргала электрика за стебельки диодников.

— Открывают они давно твой крючочек! — беззлобно ревел Вова. — Лапкой! Там замок вешать надо. Говорил я тебе!

— Ты мне говорил?! Да это я тебе всегда говорил! — пылко парировал Бахтияр-эфенди. — Ты в курсе, что Мойра рефрижератор в третьем блоке на разморозку поставила? Ну хорошо, её я поймал, Двойра сама вернулась, а Цепойра-то где? Там князь с инспекцией ходит! Инкогнито, как мистер хэ.

И далее в том же духе. Далай-электрик ещё не знал, что чебурашка Цепойра уже здесь. В дальнем конце заросшей дизельной на опушке стояли Князь Игорь и Яроволк с отвалившимися челюстями. Из-под сени алоэ они озирали окрестность. Почуяв родные джунгли, чебурашка в княжьей руке обрела духовную бодрость и, извернувшись, тяпнула ближайший палец. Под княжьи вопли тварюшка юркнула к подножию цитруса, в расшатанную клетку из рабицы. Там уже сидела такая же чебурашка, вместе они захлопнули сетчатую дверцу и стали держать её изнутри, скаля на незнакомцев маленькие зубки.

В этот момент скучающая женщина из динамиков громко потребовала остановки четвёртого агрегата. Бахтияр не глядя перещёлкнул тумблеры на панели, заглушая двигатель, и продолжил орать на гидротехника в постепенно наступающей тишине. Конечно, уже через пару колов времени из просеки к ним вырулили вконец обалдевшие Князь и Рома-звероволк. При виде начальства Бахтияр, поникнув электрощупальцами, снял с головы обезьяну и спокойно констатировал:

— Всё, Вова. Это пиздец.

Вдали, в мастерской дизелистов, раздался гулкий кишечный звук. Князь светски поднял брови:

— Вы и слона тут держите?

Бахтияр окончательно сдулся:

— Нет, это не слон. Это полковник.

— Полковник? — Княжьи брови ещё поднялись. — Какой-такой?

— Полковник Святошин. Он в мастерских спит. Ну всё, кранты…

— Я знаю только одного полковника Святошина… — Протянул Рома. — Аркадия Николаевича. Но это же…

— Да. — Уничтоженно подтвердил электрик.

— Сам Святогор… — потрясённо прошептал Яроволк. Князь Игорь также помотал головой, собираясь с мыслями. Помолчал немного. Подёргал себя за буйну бороду зизитопову, да и уточнил аккуратно:

— То есть в резервной дизельной моего холодильника всё это время спит Святогор?

В мастерской, как и положено монтерам, было настоящее логово. Монтерятник. В чистом углу на весёленьком ковре дастархана Рома, Ваня и Бахтияр-эфенди заедали сливовым вареньем эквадорский кофеёк, злой и горький, как судьба. Из динамиков на голове араба пелось печальное «Намида кап-кап». Гидротехник Вова исчез среди компьютеров, осциллографов и трансформаторов в другом углу, паял трансформатор Теслы. Остальное пространство было загромождено перфораторами, метровыми свёрлами, компрессорами, бочками смолы и Бог знает ещё чем. Князь отсутствовал, опутывая проводами и датчиками таинственного Святогора, спящего в фанерной будке. Обезьяны были водворены назад в заточение. И слава Богу.

— Ну ты Ваня вообще необразованный, темнота! — вещал кайфующий медведь Рома. — Сам полковник Святошин! Под конец второй Республики правительство уже чемоданы в Капотне паковало, а он двумя неполными БТГ прошёл форсированным маршем до самой Твери и пробил блокаду, всего два танка потерял. Ну и вернулся. А под Ярославлем, так у Святогора уже сорок тысяч народу было. Ну, а гадам капотнинским такого даром не надо было. Сначала урезали админские права до полковничьих, оставили ему, собственно, полк. А потом технарей натравили. Он же старый, все системы изношены, ломаный-стреляный. Отключили ему стрелковый комплекс, это боевому-то офицеру, да и списали в хозвзвод. Старик обиделся и стал спать в свободное время. А к этому времени всё уже развалилось, Капотню сожгли, смута началась. И Святогор спящий пропал. В народе разное говорят, то ли в Китеж его забрали, то ли в пещерах Гороховецких спит. Но ждут.

В джезве на плитке созрел следующий заряд кофе, и звероволк стал аккуратно наполнять чашки. На его рассказ Бахтияр подтверждающе покивал, включив задорную дагестанскую гармонь, и дополнил:

— Да, Николаич тогда под конец совсем плохой стал. Почти не просыпался. Из Калуги отступали, закрепились в Мосрентгене. Там военная база. Была. Собирались кто откуда, с разных частей, окруженцы, раненые. Понятно, что отступать уже некуда. Старых святогорцев много было, они живучие и не разбежались. В ночь перед штурмом трое наших оттащили командира отнесли сюда, в старой дизельной положили, да я при нём остался. Главный инженер нас прикрыл, отличный дядька был. А наутро Мосрентгенскую базу накрыли тремя баллистическими чемоданами с вольфрамовыми ломами, да бомбами фантогеновыми посыпали. К нам захватчики тоже заехали, да при виде еды так обрадовались, что даже вглубь бункера не ходили. Сюда вообще мало кто ходит. Потом РХБЗшники в Мамырях встали, ещё два дня через лес из миномётов лупили. На базе мало кто остался прежним. И вот неделя прошла, другая, вылезаю наружу, а фронт уже к Шаболовской ушёл. А тут глубокий тыл и мирная жизнь. Потом амнистия вышла, я сюда официально оформился.

Тут Рома, уминавший печеньки под кофеёк, хмыкнул:

— Это да, помню. Всем амнистия, даже тем капотнинским тварям, а Святогору — хрен. Союз психической гигиены приговорил к дефенестрации с девятого этажа без стога, потом скостили до семи этажей. А когда тут Ганза правила, так на полковника заочно повесили виру за десять тысяч человек. По требованию правозащитников.

— Так и лежит в спящем режиме. — Продолжил Бахтияр. — Только пожрать включается раз в день. Вот, кстати, через пять минут у него побудка. Князь, осторожно, он сейчас встанет!

— И что, никто его не трогает?

— Да здесь никто и не бывает, один Вова. Он пробует как-то старика взбодрить, но там коды командирские, блок присяги неизвлекаемый, а главное, сам командир просыпаться не хочет.

Сверкнула молния, запахло озоном. Из фанерной каморки, своротив косяк, спиной вперёд вылетел Князь Игорь. В конце баллистической траектории он влетел в груду барахла гидроизоляционщиков и остался там лежать. Рома неторопливо встал, отряхнув свой плюшевый костюмчик от крошек, и проверил. Князь был жив и икал. Яроволк протянул с завистью: