Лилия Курпатова-Ким - Война за Биософт
— Я открываю дом Аткинса, — произнес он еле слышно. — Не могу поверить…
Едва Макс коснулся разрыва на спирали — раздался мелодичный сигнал. Металлическая пластина с рисунком выдвинулась и мягко отъехала в сторону.
Макс сделал шаг вперед, чтобы войти, как вдруг сверху ударил луч света и перед ним возник…
— Аткинс! — ахнули за его спиной Чарли и Тайни.
Громов с усилием моргнул. Открыл глаза, но Роберт Аткинс по-прежнему стоял перед ним!
— Зачем вы сюда явились? — сказал он без тени дружелюбия. — Вас никто не звал.
Когда первый шок прошел, Макс заметил, что по телу Аткинса пробегает легкая рябь, как бывает с фигурами в телетеатре, когда возникают какие-то помехи в передаче сигнала.
Громов вытянул руку и… просунул ее сквозь тело Аткинса. Рука прошла насквозь.
— Это голограмма, — уверенно сказал Макс.
За его спиной раздалось два вздоха облегчения.
— Я так сразу и подумал, — заявил Тайни. — Просто удивился.
— А я чуть заикой, признаться, не стал, — Чарли сделал шаг вперед. — Особенно после всех этих предисловий насчет странностей Рободома. Почему его никому не показывают и так далее. Теперь ясно, что вы, Климов, имели в виду…
Голограмма Аткинса стояла неподвижно и смотрела на гостей очень зло.
— Он сканирует наши личности, — объяснил друзьям Евгений Климов. — Как только получит и обработает данные из Сети, сформирует свое отношение. Полагаю, не надо говорить, что это мнение будет насквозь конформистским.
— Почему? — не понял Тайни.
— Но он же компилирует его на основе мнения большинства, анализируя уже имеющиеся высказывания. Создать собственную точку зрения программа не может, в этом ее главное отличие от человека. Не мне вам объяснять, — Климов пожал плечами. — Хотя способ компиляции, которым пользуется Альтер, весьма интересный… Аткинс заложил в программу свойства своего характера и свою манеру реагировать на те или иные вещи. Внешне она ведет себя абсолютно идентично ему. Для разработки образа Аткинс в течение полутора лет подробно фиксировал на специальные камеры свои ежедневные действия. Все — манеру говорить, жесты, привычки, способы выражения эмоций. Он назвал его «Альтернативным Аткинсом» — сокращенно «Альтер». Роберт работал над виртуальной копией собственного сознания, искусственной копией своего собственного интеллекта. Мозги можно сломать, пытаясь понять, что это такое. «Альтер» — неоконченный проект. Голограмма — визуальная проекция генеральной программы Рободома. Проблема в том, что она интерактивная и адаптивная. Вроде той, на которой работает «Ио», но с другими задачами. Кажется, так, — Климов потер лоб, у него вырвался нервный смешок. — Признаюсь честно, я понятия не имею, о чем говорю, просто повторяю заученные фразы, как попугай!
— Но ведь это же гениально! Это как живой памятник! — воскликнул Макс. — Все могут увидеть Роберта Аткинса таким, каким он был при жизни!
— Гхм… — Евгений Климов кашлянул в кулак и многозначительно выгнул бровь. — Вообще-то именно по этой причине — потому что, глядя на Альтера, можно понять, каким был Аткинс в жизни, — голограмму никому не показывают.
Голограмма мигнула и повернула голову в сторону Громова. Ее глаза стали черными и пустыми. Макс поежился. Виртуальный призрак Аткинса выглядел жутковато.
Альтер на мгновение исчез, чтобы появиться между поверенным в делах и Громовым, пристально уставившись в глаза Макса. Тот видел лицо «живого памятника» в нескольких сантиметрах от своего собственного.
— Ты думаешь, ты долбаный гений, да?! — неожиданно истерично заорал Альтер. — Думаешь, ты изобрел что-то выдающееся? Ты думаешь, что теперь ты лучше других людей? Можешь запросто явиться в мой дом, ходить тут, распоряжаться? А я скажу тебе — пошел вон! Никто не будет тут жить! Никогда!
От неожиданности Громов отскочил назад и налетел на Тайни. Альтер мгновенно переместился вслед за ним.
— А ты, жирный, что тут забыл? — напустился он на Бэнкса. — Ты-то вообще ничего примечательного в жизни не создал! Ты недостоин даже стоять на пороге Рободома!
Тайни спрятался за спину Макса и зажмурил глаза. Альтер пристал к Чарли:
— А тебе-то чего тут надо? Ты, наследник убийц? Чего молчишь? Даже твой отец считает тебя тупицей! Он уже сказал, что сомневается, можно ли передавать тебе корпорацию «Спарклз кемикал». Боится, что ты все угробишь!
Чарли отшатнулся от злого полупрозрачного лица голографической проекции.
— Это можно как-нибудь выключить? — поинтересовался Макс у Евгения Климова.
Тот отрицательно мотнул головой и удовлетворенно ответил:
— Теперь вы понимаете, почему я настоятельно рекомендовал вам выбрать в качестве места проживания «Камелот»? Рободом, несмотря на всю свою историческую ценность, абсолютно непригоден для жизни! Любой нормальный человек сойдет с ума в течение суток от общения с Альтером! Его ведь не просто так прячут от медиа! Роберт Аткинс, без сомнения, был величайшим ученым в истории. Однако в жизни проявлял себя… гхм… не самым приятным образом…
Громов рассматривал голограмму Аткинса с удивлением. Роберт выглядел гораздо старше, чем на всех известных фотографиях. Более того, было очевидно, что все изображения создателя Сети подвергались основательной цифровой корректировке. Даже на не слишком четкой мерцающей голограмме было видно, что у Аткинса бледная, рыхлая кожа с расширенными порами и множество красных воспаленных прыщей по всему лицу, выражение которого было весьма странным. Глаза жили как будто отдельно от всего остального. Их выражение, злое, умное, сосредоточенное, всегда оставалось одинаковым.
Редкие рыжие волосы Аткинса торчали в разные стороны. Голова была чрезмерно большой по отношению ко всему остальному хилому телу. Покатые плечи, грудная клетка, будто вдавленная вовнутрь, сгорбленная спина, длинные слабые руки, напоминающие веревки.
Жесты голограммы были дерганными, нервными, лишенными какой бы то ни было логики.
— Вы сказали, что генеральная программа Рободома берет информацию о нас из Сети? — поинтересовался Чарли. — Но как она оформляет ее в связную речь? Да еще эмоционально окрашенную!
Евгений Климов поднял вверх руки:
— Понятия не имею.
Громов осмотрелся вокруг. Альтер переместился к нему, но, к всеобщему удивлению, ничего не сказал. Просто стоял и наблюдал за Максом.
— Он вас не раздражает? — поинтересовался Евгений Климов, кивнув на Альтера.
— Наоборот, — Макс улыбнулся. — Он же не живой! Как он может раздражать? Просто забавный элемент интерьера.
В ответ Альтер издал мерзкий технический звук, от которого мороз продрал по коже, и исчез.
Внутри Рободом был абсолютно пустым. Полый металлический куб. Макс опустил голову и внимательно начал разглядывать знаки на квадратах, из которых состоял пол. Потом встал на один из них и сказал:
— Лестница!
В это же мгновение часть квадратов поднялась из пола, образовав лестницу.
— Галерея второго этажа! — скомандовал Макс.
Из стены справа мгновенно выдвинулась телескопическая секция, которая разворачивалась до тех пор, пока не образовался пол. Громов прошел по нему, потом произнес:
— Кабинет!
Из левой стены выдвинулся куб с точкой входа. Часть его трансформировалась в кресло.
Евгений Климов, Чарли и Тайни в изумлении следили за его действиями снизу.
— Интересно, почему Аткинс, вернее, проекция, тьфу… В общем, Альтер ему не мешает? — спросил Климов у Чарли. — Никому прежде генеральная программа Рободома не разрешала тут хозяйничать… Любопытно…
Спаркл пожал плечами.
Макс обошел кабинет кругом, восторженно проведя рукой по возникшей конструкции:
— Невероятно…
Потом он вернулся к лестнице, спустился вниз и произнес:
— Убрать все.
Секции моментально начали складываться и убираться в стены. Меньше чем через минуту в помещении снова не было ничего. Пустой полый металлический куб без дверей и окон!
— Дом-робот, совершенный трансформер и… суперкомпьютер одновременно! — восхищенно произнес Макс, с благоговением рассматривая темно-серые металлические стены.
Чарли Спаркл явно не разделял его восторга.
— Тут свихнуться можно, — сказал он. — Что, по всей видимости, с Аткинсом и случилось…
Рядом с ним моментально возник Альтер:
— Что ты сказал, идиот?! Я не сумасшедший! Просто меня достало жить в мире пораженных вирусом глупости!
Затем он переместился к Максу и неожиданно спокойно спросил:
— Тебе правда нравится мой дом?
Голос прозвучал неожиданно мягко, даже вкрадчиво.
— Да, — ответил Громов. — Я считаю его лучшим домом на всем белом свете. Совершенство.
Альтер горделиво выпрямился:
