Джордж Эффинджер - Поцелуй изгнанья

— Благодарю тебя, Марид.

Больше она никогда о ней не вспоминала, и я не видел, чтобы она ее носила.

Индихар была небогата даже до того, как ее муж был убит. Она принесла мне в приданое только скромный набор домашней утвари и немногие личные вещи. Ее вклад не имел большого значения, поскольку, работая совместно с Папой, я разбогател. Сумма, которая была записана в нашем брачном контракте как дар невесте, была такой, какую Индихар не видела во всю свою жизнь. Две трети этой суммы я выдал ей наличными. Третья часть перейдет ей в руки в случае нашего развода.

Во время свадьбы я просто оделся в свою лучшую белую галабейю, но Индихар пришлось перенести гораздо больше. Чири, ее лучшая подруга, помогла ей подготовиться к торжеству. Рано утром они удалили волосы с рук и ног Индихар, покрыв ее кожу смесью лимонного сока с сахаром. Когда смесь подсохла, Чири ее счистила. Никогда не забуду, как волшебно свежо и сладко пахла в тот вечер Индихар. Я до сих пор ловлю себя на том, что аромат лимона возбуждает меня.

Когда Индихар закончила одеваться и наложила скромный макияж, мы с ней сели, чтобы сделать официальные свадебные голографии. Мы выглядели не слишком счастливыми. Оба мы понимали, что это только называется свадьбой и что наш брак продержится лишь до смерти Фридландер-Бея. Голограф сыпал вульгарными шуточками насчет свадебной ночи и медового месяца, но мы с Индихар смотрели на часы, считая минуты до того мгновения, когда кончится эта пытка.

Церемония проходила в большом зале дома Отца. Там были сотни гостей: одни были нашими друзьями, другие — мрачные, молчаливые люди — стояли, сдерживая толпу, и бдительно наблюдали. Моим шафером был Полу-Хадж, который ради этого случая прибыл без единого модика, что для него было просто невероятно. Здесь было большинство владельцев клубов Будайина, а также наши знакомые девушки, сексобмены и гетеросеки, равно как и такие известные всему Будайину личности, как Лайла, Фуад и водила Билл. Это мог бы быть по-настоящему веселый праздник, если бы мы с Индихар любили друг друга и больше всего на свете хотели бы пожениться.

Мы сидели перед шейхом в голубом тюрбане, который вел мусульманскую брачную церемонию. Индихар, в своем белом атласном платье и белой вуали, с благоухающим букетом, была прелестна. Сначала шейх призвал благословение Аллаха и прочел выдержку из первой суры благородного Корана. Затем он спросил Индихар, согласна ли она выйти замуж. Тут наступила короткая пауза, и мне показалось, что ее глаза полны сожаления.

— Да, — спокойно ответила она.

Мы соединили наши правые руки, и шейх покрыл их белым платком. Индихар повторила вслед за шейхом слова, говорящие о том, что она выходит за меня замуж по доброй воле, за брачный дар в семьдесят пять тысяч киамов.

— Повторяй за мной, Марид Одран, — сказал шейх. — «Я принимаю твое согласие выйти за меня замуж и принимаю на себя заботу о тебе и обязуюсь защищать тебя. Да будут все присутствующие свидетелями сего».

Чтобы обряд считался совершенным, мне пришлось повторить это трижды. Шейх закончил обряд, прочитав еще немного из святого Корана. Он благословил нас и наш брак. В зале на миг воцарилось молчание, затем женщины издали пронзительный, возбужденный загарет.

Потом, конечно, была вечеринка, и я пил и делал вид, что счастлив. Было много угощения, много гостей, гости дарили нам деньги и подарки. Индихар ушла рано под предлогом того, что ей надо уложить детей, хотя для этого имелась Сенальда. Вскоре и я покинул торжество: вернулся в свои покои, заглотил семь таблеток соннеина и лег в постель, закрыв глаза.

Я был женат. Я стал мужем. Опиаты начали действовать, и я подумал, как прекрасна была Индихар. Мне захотелось хотя бы поцеловать ее.

Вот и все, что я помнил о нашей свадьбе. Теперь, когда я сидел в гостиной, я спрашивал себя о том, в чем же на самом деле состоят мои обязанности.

— Ты хорошо обходился со мной и с моими детьми, — сказала Индихар. — Ты был очень щедр, и мне следует быть тебе благодарной. Прости мое поведение, муж.

— Не за что, Индихар, — сказал я и встал. Она сказала о детях, и это напомнило мне, что они в любой момент могут влететь в гостиную с воплями и болтовней. Я хотел уйти, пока была такая возможность.

— Если тебе что-нибудь нужно, спроси Кмузу или Тарика.

— У нас все есть. — Она снизу вверх посмотрела на меня и отвернулась. Мне было трудно определить, что она чувствует.

Мне стало неловко.

— Тогда я ухожу. Доброго тебе утра.

— Да будет приятен твой день, муж.

Я пошел к двери, но, прежде чем уйти, обернулся, чтобы еще раз посмотреть на нее. Она казалась такой печальной и одинокой.

— Да ниспошлет тебе покой Аллах, — пробормотал я и закрыл дверь.

У меня еще оставалось достаточно времени, чтобы дойти до маленькой столовой рядом с кабинетом Фридландер-Бея, где мы завтракали всегда, когда он желал поговорить со мною о делах. Когда я вошел, он уже сидел на своем месте. За ним по обе стороны стояли два молчаливых гиганта — Хабиб и Лябиб. Они все еще смотрели на меня с подозрением, как будто спустя столько дней я все еще мог выхватить нож и броситься на Папу, чтобы перерезать ему глотку.

— Доброе утро, племянник, — торжественно сказал Фридландер-Бей. — Как самочувствие?

— Ежечасно благодарю Аллаха, — ответил я.

Я сел за стол напротив него и принялся накладывать еду себе в тарелку.

Папа был одет в бледно-голубую рубашку с длинными рукавами и в коричневые шерстяные брюки. На голове его была красная феска. Он два или три дня не брился, и его лицо покрыла серая щетина. Он недавно вышел из больницы несильно потерял в весе. Щеки его ввалились и руки дрожали. Однако это не повлияло на остроту его ума.

— У тебя нет никого на примете, кто мог бы помочь в осуществлении нашего проекта цифровой связи, дорогой мой? — спросил он, покончив с шутками и перейдя прямо к делу.

— Думаю, да, о шейх. Это мой друг Жак Дево.

— Этот марокканский юнец? Христианин?

— Да, — сказал я. — Хотя я не уверен, что могу доверять ему полностью.

Папа кивнул:

— Это хорошо, что ты так думаешь. Неразумно верить кому бы то ни было, пока тот не прошел проверку. Мы еще поговорим об этом, когда я услышу оценку компаний.

— Да, о шейх.

Я внимательно смотрел, как он очищает яблоко серебряным ножом.

— Тебе говорили, что сегодня вечером будет собрание, племянник? — спросил он.

Да, я был приглашен на прием во дворец шейха Махали, эмира города.

— Я испугался, узнав, что принц обратил на меня внимание, — сказал я. Папа коротко улыбнулся мне:

— Это приглашение больше, чем просто одобрение твоей недавней свадьбы. Эмир сказал, что не может допустить вражды между мной и шейхом Реда Абу Адилем.

— А, понимаю. И сегодняшний прием станет попыткой эмира примирить вас?

— Его тщетной попыткой. — Фридландер-Бей нахмурился, рассматривая яблоко, затем яростно проткнул его ножом и отодвинул. — Мира между мной и шейхом Реда никогда не будет. Это просто невозможно. Но я понимаю, что эмир в трудном положении — когда князья воюют, гибнут крестьяне.

Я улыбнулся:

— Вы хотите сказать, что вы и шейх Реда — князья, а принц города — крестьянин?

— Да разве ему сравниться с нами силой? Он правит только этим городом, а мы — всей нацией.

Я снова сел в кресло и уставился на него:

— Вы ожидаете нового нападения этой ночью, о дед мой?

Фридландер-Бей задумчиво потер верхнюю губу.

— Нет, — медленно ответил он, — не сегодня, пока мы под защитой принца. Шейх Реда не так глуп. Но это будет скоро, племянник мой. Очень скоро.

— Я буду настороже, — сказал я, вставая и прощаясь со стариком. Меньше всего на свете мне хотелось бы услышать, что мы замешаны в очередную интригу.

После обеда я принял делегацию из Каппадокии, которая хотела, чтобы Фридландер-Бей помог им объявить свою независимость от Анатолии и провозгласить народную республику. Большинство людей думали, что Папа и Абу Адиль сделали себе состояние, торгуя пороком, но это было не совсем так. Это правда, что они были ответственны почти за всю незаконную деятельность в городе, но в первую очередь она выражалась в том, что они давали работу своим бесчисленным родственникам, союзникам и друзьям. На самом деле источником богатства Папы было то, что он знал о малейших изменениях в расстановке национальных сил в нашей части мира. Во времена, когда средний срок жизни новой страны короче, чем жизнь одного поколения ее граждан, кто-то должен хранить порядок посреди политического хаоса. В этом и заключались Дорогостоящие услуги, которые оказывали Фридландер-Бей и шейх Реда. Один режим сменял другой, а они помнили, где раньше проходили границы, кто был там налогоплательщиком, где кто зарыт — буквально и фигурально. Когда одно правительство уступало место своему последователю, Папа или шейх Реда вмешивались, чтобы сделать переходный период более мягким, и отхватывали себе по большому куску.