Почти вся жизнь - Рэм Лазаревич Валерштейн
Воркута, да, наверно, и другие гулаговские «учреждения», ОЛПы — «отдельные лагпункты», держали в своих бараках много разного люда, а «освобожденных», но со спецограничениями, специалистов назначали на работу по специальности. Так, например, Воронцова назначили главным инженером Сантехмонтажа, он, прослужив в Красной Армии два года Отечественной войны на фронте, награждённый и пропечатанный в батальонной газете, да ещё и граф, рождённый в Нанси, был арестован, как, возможно, французский шпион, сидел 10 лет. Его начальник — начальник того монтажного управления — Борис Маранцман в 41-м был взят под Ригой в плен, бежал, сражался в МАКИ, за что бельгийская королева наградила его орденом, а Родина — 10 годами лагерей. В конце 70-х мы с Борисом и Главным Водопроводчиком отправились «поездить» на только что купленной мной машине. Сначала была Рига. Борис познакомил нас с людьми, что скрывали его от немцев, а в 1980-х я снова встретился с этими людьми, уже в США, в Денвере, в «Джуйке» — еврейской организации, где нас учили говорить на американском языке.
Один зэк-бандеровец рассказывал: «Сначала мы сражались вместе с немцами против советских, что освобождали нас, потом с партизанами — против немцев, а когда коммунисты снова пришли нас освобождать, мы опять пошли против них, тем же, кто был против нас, не хотел нам помогать — петлю на шею и через плечо…»
1957
Проработал я прорабом очень недолго, десятниками работали девчонки, только что из техникумов, а бригадиры и рабочие были зэки. Вот, однажды, прихожу я в рабочую зону, время закрывать наряды, а в каптёрке смех и девчачий визг! Оказалось, девчатам дали покурить коноплю (теперь это называется марихуана) чтобы они постарались получше закрывать наряды. Девчат пришлось выгнать из зоны и велеть им закончить с нарядами назавтра утром, а с бригадиром пришлось провести «беседу», больше таких перекуров не было.
Уезжая из Ленинграда, я забыл сняться с учёта в военкомате. Забегался и забыл, а тут звонят из КГБ, приглашают. Струхнул, как и все при таких «приглашениях», вспомнил, что и военного билета у меня здесь нет, стал придумывать легенду. Собравшись, сжавшись, прихожу. Комната в жилом доме, сидят двое в штатском, спрашивают, как на работе, в семье. Начали издалека, мол, международное положение, то да сё. «Вы, как комсомолец, — а я ещё в тайге с этим расстался, — должны нам помочь». Ну вот, понял, что военным билетом не пахнет, а вербуют быть стукачом». Ах так — тут же чёрт меня под дых — поиграем!» — «Так поможете?» — «Что надо делать?» — «Надо быть внимательным и, в случае чего-либо подозрительного, прислать нам записку. Своим именем не подписывайте — Ваше имя на В — подписывайте Васин, ясно? Ждём раз в месяц» Разговор начинали вежливенько, а тут проявился и другой говор, лагерных кумов. «И держи наш разговор в секрете!» Ладно, думаю, поглядим-посмотрим. Прибежал в контору, в Бассов кабинет, попросил позвать Гальперина и закрыть дверь. Сказал, что вербуют быть стукачом и что хочу с ними поиграть. «Ох, опасно, не боишься? Раскусят — сожрут с потрохами!» — «Нет, не боюсь, ненавижу всю эту сволочь!» Через неделю вместе написали записку, что «руководство пока ни в чём плохом не замечено, а вот на зоне зэки подчас ругают бригадира, прораба и охрану. Васин». Отнёс, положил в указанный почтовый ящик, жду. Долго ждал, пришли ко мне на стройку спортзала: «Видите — говорю — сильно занят, стройка идёт!». Примерно через 2–3 месяца вызывают опять «почему от тебядавноничего нет? Не хочешь помогать. Так и скажи!» Теперь в комнате был полковник авиации в папахе и шинели нараспашку, чтобы ордена, наверно, виднелись. «Нет, что Вы, товарищ полковник, так план гоним, да и врагов что-то не видать пока» — «Ладно, — говорит, — с тобой всё ясно, можешь больше не писать, но всё забудь, понятно?»
Нас опять переселяли — сначала из барака в новый двухэтажный деревянный дом на второй этаж, но без «удобств», из уборной всё падало в выгреб, что находился внизу. Однажды в выгреб одного из этих домов, где жил гебешный лейтенант, надзиратель за «культурой и дОсугом» в каком-то ОЛПе, бросили пару пакетов дрожжей — не очень, видать, любили его.
Потом мы получили комнату опять на втором этаже, теперь уж в кирпичном доме с «удобствами» — ванной и нормальной уборной, но в коммунальной квартире, соседом нашим оказался бывший спортсмен-велосипедист из Одессы, участник велопробега Одесса — Владивосток. Он остался дома, попал в оккупацию, за что и оказался тут. Их было трое в одной комнате, как и нас с подрастающим Женичкой. Рядом была вышка, и Женя старался поиграть с винтовкой охранника, когда он спускался с вышки по нужде. Охранялась зона, где строился ещё один дом вроде нашего и где мы, став семьёй начальника, там получили уже отдельную квартиру, но на первом этаже! Здесь было всё: три комнаты, ванная и уборная, а кухню, от радости, что нас уже много — родилась Люсенька, выкрасил я красной в крупные белые горохи. Нина заработала в музыкальной школе, где один из музыкантов-преподавателей называл себя шпионом, которого вот-вот должны обменять, а другой, кларнетист, ждал, когда, наконец ему разрешат уехать домой, в Польшу, он уговорил меня поучиться играть на кларнете, правда, ничего из этого не вышло. У Женьки появилась зазноба — дочка одного из соседей, когда он узнал, что с ней в детсаду «непочтительно» обращаются, он направился этот садик поджигать, вооружившись всем необходимым. Мама пришла с работы чем-то расстроенной, Женюшка и тут проявил себя мужиком — пришёл в музшколу с «мечом» и крышкой от выварки «щитом» — защищать маму от директора…
Когда Эльханон Исаакович освободился и уехал на родину жены Кати в Новочеркасск (через много лет я навестил их там и был свидетелем известных событий), меня «выдвинули» — назначили на его место — и вот я начальник ПТО СУ-12. Обед, разлили по этому поводу поллитровочку на четверых, по три четверти стаканчика гранёного. Мы развернули снедь, приготовились к «поехали!». Тут входит Начальство — моргаю «делай, как я» и спокойненько пью, будто вода. Обед, говорю. Ничего-ничего, говорят, пришёл приказ — срочно сделать сборные бараки и отправить куда прикажут. Пришлось вспомнить свою крупнопанельную молодость, всё это разрисовать и вместе с Трофимом Иванычем приготовить всё это к отправке. Только через пару лет мы узнали, что наши «крупнопанельные» бараки выстроены в Тынде, там, куда срочно проложили ветку от БАМа. По этой веточке и БАМу потекла руда в срочно модернизированную Советскую Гавань, куда пришвартовывались специально построенные японские баржи, нагружались и с рудой
