Инженер. Часть 1. Набросок - Евгений Южин
Я подошел и поздоровался.
– Здравствуйте! Вы ко мне?
Тот, не отвечая, смотрел на меня. Сзади зашуршало, но я ждал ответа от этого господина и не оглядывался – кто, кроме тех полицейских, мог там быть? Сильный удар по затылку и вспышка света ждали меня в следующее мгновенье.
Проснулся я от боли и некоторое время не мог сообразить, где я и что произошло. Наконец в памяти всплыло лицо полицейского и следом за ним воспоминание о прошедшем дне. Вокруг было темно. Я перевернулся на спину и невольно застонал – затылок раскалывался. Я лежал на каком-то тюфяке, вокруг было тихо и пусто. Протянув руку, ощупал затылок. Вроде все цело, только изрядная шишка, до которой было больно дотрагиваться. Немного мутило, и хотелось пить. Когда глаза немного привыкли, я рассмотрел вдали серый квадрат окна. Кряхтя как столетний дед, сел на тюфяке и постарался сориентироваться. Видимо, уже наступила ночь, и толком ничего не было видно, но я рассмотрел, что между окном и мной была решетка, установленная, видимо, от пола до потолка. Тюфяк лежал прямо на полу. Пошарив руками вокруг, ничего не нашел. Местные ночи, как и все сутки, гораздо длиннее земных, и если я не найду сортир, или что тут у них, у меня будут проблемы. Встав, я постарался на ощупь исследовать камеру, осторожно пробуя пол носком правой ноги. В углу обнаружилась дыра с характерным запахом, а около решетки – кружка с водой. Не найдя ничего больше, я посчитал лучшим лечь спать. Утро вечера мудренее.
Проснулся рано. Допив воду и оправившись, я уселся на тюфяк и уставился в пустой кусочек светло-серого неба, видимого в окошко.
Глаза привыкли к слабому свету, и я видел, что нахожусь в одной из двух камер, или клеток, которые были отделены от коридора с окном толстой железной решеткой. В соседней клетке никого не было, и я мог наслаждаться определенной долей избранности. Кроме того, стало понятно, что помещение довольно чистое. Полы были крашеным аналогом местного бетона. Похоже, и стены были из того же материала. Вони из отверстия почти не было, и я подумал, что, видимо, здесь гости бывают не часто.
Когда совсем рассвело, за мной пришли.
Никто не задумывался о механизме возникновения боли? Сложный процесс начинается на периферии нашей нервной системы, на поверхности болевых рецепторов и носит химический характер. Первоначально рецепторы реагируют на некоторые химические вещества, обильно поступающие в ткани организма при разрушении определенных клеток. Именно по этой причине, когда древние заплечных дел мастера ставили своей целью причинить боль, они, так или иначе, должны были, что называется, «попортить шкурку» своим подопечным. Но боль, та боль, что доставляет нам страдания, рождается не там, не на далеких отростках особых нервных клеток, она рождается уже внутри черепа в структурах головного мозга, отвечающих за распознавание, регуляцию и реакцию на сигналы далекой периферии. Местная скелле, женщина-маг, не пачкалась в крови и неприятных выделениях пытаемого. Она, по-видимому, сразу же обращалась к спинному мозгу – передаточной цепи между рецепторами боли и головным мозгом. Демонстрируя высокое мастерство, она могла вызывать ощущение сильнейшей боли в любой части тела или, наплевав на тонкости, заставить корчиться вас от невыносимых страданий целиком – от зубов и глаз до суставов и мышц. Впрочем, нельзя было отказать ей и в определенном изяществе, так как она не допускала того, чтобы я отключился, потеряв сознание. Она никогда не убирала боль совсем. Однажды, когда ее отвлекли и она прекратила пытку, я почувствовал себя в раю, испытал истинное непередаваемое блаженство от внезапного избавления. Больше она такого не допускала. Доведя меня до грани, она ослабляла боль ровно настолько, чтобы я, задыхаясь от слез и спазмов, судорожно глотая воздух, мог слышать ее вопросы.
– Кто тебя научил? Расскажи нам о маге, и я оставлю тебя в покое.
Ну что я мог ей ответить? На столе у стены в помещении, куда меня привели, стоял мой агрегат, моя недавняя гордость, лежали линзы и призмы из моего тайника в сарайчике, а также нехитрый инструмент, собранный мной за эти дни. Я уже рассказал все, что знал, о его работе и о том, как я его собирал, но почему-то скелле расценила это как наглую ложь. Ее мало что интересовало – мое происхождение, мои идеи, чем я занимался в городе – все это было не важно. Ей нужен был маг! Тот, который рассказал мне, что делать, тот, который соорудил эту омерзительную штукенцию. Примитивная конструкция явно, по ее мнению, свидетельствовала о том, что та, кто меня научил, не была истинной Скелле – прошедшей интернат, магическую школу, университет. Такой бредовый примитивизм, как она отозвалась о моем устройстве, свидетельствовал о дикой магичке – необученной, тупой, много возомнившей о себе. Тот факт, что у меня не было женщины, также свидетельствовал о том, что я связался с какой-то дикаркой. Мой статус изгнанника из далекого края никого не интересовал. Местная скелле была уверена, что дикая – в городе.
От непрекращающейся пытки я готов был рассказать о чем угодно, но это ее не интересовало. Сознание опустело, в нем осталась только одна мечта – избавиться от боли. Внезапно меня выгнуло дугой, и я, задыхаясь, рухнул на спину – боль прекратилась. В эти самые счастливые минуты моей жизни я мечтал только об одном – чтобы это не кончалось. Тем не менее сквозь слезы и боль в мышцах, такую приятную и ласковую, я слышал разговор.
– Эта сучка уже в городе?! Ты же сказал, что она будет только завтра! Черт, сестры еще не приехали, – послышались шаги.
– Этого куда? – грубый мужской голос.
– Брось обратно. Что-то у этого муна с головой – еще никто столько не вытерпел, все говорили. А этот молчит, как будто и правда сам эту хрень сделал. Сейчас важнее эта заносчивая тварь! Приберись тут.
Хлопнула дверь. Кто-то подошел ко мне и грубо пнул. Сквозь слезы я видел тень человека, стоящего надо мной.
– Вставай давай! Бери ведро и тряпку, и чтобы через пять минут все было чисто, или будешь языком вылизывать, когда скелле вернется.
Я проморгался, сел. Незнакомый мне охранник в жилете и при дубинке отошел к двери и встал там, скрестив руки. Оказывается, не все так просто. Все тело болело! Болели мышцы, ныли зубы, челюсти, мелко тряслись руки. Я сидел с мокрыми штанами в небольшой луже. Шатаясь, с