Джордж Эффинджер - Поцелуй изгнанья
— Разве Пророк — да будет с ним мир и благословение Аллаха — не говорит: «Ищите знаний даже в Китае»? Я подумал, может, я мог бы вернуться в твой город вместе с тобой и потом отправиться оттуда в Китай?
Хиляль рассмеялся.
— Бен-Турки жаждет знаний, — с легкой насмешкой сказал он. — Он уже проглотил все знания, которые только есть в Песках.
— Тебе не нужно ехать в Китай, — сказал я. — Если ты действительно хочешь учиться, ты мог бы поехать из Мугшина вместе с нами. Как ты на это смотришь?
Я увидел, как задрожал бен-Турки.
— Хорошо, о шейх, — тихо сказал он.
— Есть ли причина, по которой ты не можешь поехать с нами? Ты нужен Бани Салим? Или шейх Хассанейн может запретить тебе отлучиться на несколько месяцев?
Я еще не говорил об этом с шейхом, — сказал бен-Турки.
— Бани Салим без тебя обойдутся, — сказал Хиляль. — Ты еще никакой пользы не принес. Только одним ртом меньше станет и нам больше воды достанется. Правда, брат мой, шейх Хассанейн отпустит тебя и благословит на дорогу.
Несколько мгновений бен-Турки обдумывал все свои «хочу». Мы слышали, как трещат в костре сухие сучья похожих на мимозу деревьев гаф. Молодой человек собрался с духом.
— Если шейх Хассанейн даст мне свое позволение, — спросил он, — разрешите ли вы мне присоединиться к вам?
Я улыбнулся юноше:
— Ты знаешь дорогу от Мугшина через горы?
— К Салале? — спросил бен-Турки. — Да, я бывал там много раз. Два или три уж точно.
— Мы будем счастливы, если ты поедешь с нами. Поговори об этом с шейхом Хассанейном, и посмотрим, что скажет он. Там, за Песками, огромный и странный мир, и ты можешь пожалеть, что покинул Бани Салим.
— Если такое случится, я вернусь в Пески, иншалла.
Хиляль перевел взгляд с бен-Турки на меня, осознав, что его друг вскоре покинет их крохотный мирок ради жизни за пределами пустыни, которую и представить было невозможно.
— Ла иллах илль-Аллах, — изумленно сказал он. — Нет бога, кроме Бога.
Бен-Мусаид подошел к костру и несколько мгновений в упор смотрел на меня.
— Тебе не придется сегодня ночью спать на песке, — сказал он. — Прошу тебя разделить со мной мой шатер.
Кислое выражение его лица не вязалось с этим радушным предложением. Я не понимал, с чего это он пытается со мной помириться. Может, шейх Хассанейн немного поговорил с ним?
— Да воздаст тебе Аллах, бен-Мусаид, — сказал я, — но нынешнюю ночь я хочу провести под звездами.
— Хорошо, — сказал он. Он не пытался переубедить меня. Один из бедуинов протянул ему бурдюк с верблюжьим молоком, и он сел на корточки, чтобы его выпить. Бедуины считали постыдным пить стоя.
К нам подошла Нура, она и не глянула на бен-Мусаида.
— Мой дядя желает узнать, не нужно ли вам чего, — сказала она.
Не так давно я бы сдался и попросил у шейха какого-нибудь лекарства.
— Скажи шейху Хассанейну, что я прекрасно себя чувствую, — сказал я.
— Нура, — сказал Хиляль, — расскажи нам о том, как Абу Зайд был спасен Байт Табити!
— Нет такой истории об Абу Зайде и Байт Табити, — сказал один из мужчин.
— Дайте Нуре одну-две минуты, и будет, — отозвался бен-Турки.
Бен-Мусаид хрюкнул, встал и побрел в сгущающуюся темноту.
— Лучше бы удавить его как верблюда, — сказал Хиляль, — только этим он и сможет порадовать свою жену.
Повисло неловкое молчание, все мы упорно старались не смотреть на Нуру.
— Ну, так хотите послушать об Абу Зайде? — наконец сказала она.
— Да! — откликнулись несколько голосов.
Абу Зайд был популярным героем арабского фольклора. Его легендарному племени приписывали все — от руин римских времен в Северной Африке до загадочных петроглифов в Руб-аль-Хали.
— Все вы, любящие Пророка, — начала Нура, — говорите: «Да будет Аллах им доволен и да пошлет ему спасение». Итак, однажды Абу Зайд заблудился в той части Песков, где никогда прежде не бывал. Там не было знакомых примет, и он не знал, что находится на краю ужасной известняковой равнины, называемой Абу-Хаф, или Отец страха. Он направил своего верного верблюда Вафаа в равнину, что простерлась перед ним на восемь дней пути. Через три дня Абу Зайд выпил всю свою воду. К концу следующего дня, когда он достиг середины Абу-Хаф, его начала мучить жажда, и даже Вафаа, его верблюд, начал спотыкаться.
Прошел еще день, и Абу Зайд испугался за свою жизнь. Он вознес молитву Аллаху, говоря, что, если будет на то Его воля, он предпочел бы выбраться из Абу-Хаф живым. И тут же он услышал громкий голос. К нему шел человек из Байт Табити, ведя на поводу двух верблюдов, навьюченных бурдюками с водой.
«Салам алейкум, брат мой! — воскликнул незнакомец. — Я Абдух бен-Абдух, и я дам тебе воды!»
«Алейкум ас-салам», — с облегчением ответил Абу Зайд. Он видел, как Байт Табити взял несколько бурдюков с водой и повесил их на спину Вафаа. Затем Абдух бен-Абдух дал ему бурдюк с верблюжьим молоком, и Абу Зайд стал с жадностью пить из него.
«Ты оказал мне великую услугу, — сказал он. — Ты не дал мне умереть на этой убогой известняковой равнине. Еще ни один человек не был так гостеприимен и щедр. Я настаиваю, чтобы ты повернул своих верблюдов и пошел вместе со мной к ближайшему оазису. Я хочу вознаградить тебя по достоинству».
«Конечно, — сказал Абдух бен-Абдух, — я вовсе и не думал о награде. Но если ты настаиваешь…»
Он повернул своих верблюдов, и они вместе прошли оставшийся путь через Абу-Хаф — Отец страха. Двумя днями позже они добрались до Бир-Ша-гир, поселения вокруг источника, который давал лучшую во всех Песках воду. Абу Зайд сдержал свое обещание. Он накупил много муки, масла, фиников, кофе, риса и вяленого мяса и дал все это Аб-духу бен-Абдуху. Потом они поблагодарили друг друга, пожелали друг другу всяческих благ и расстались. И каждый пошел своим путем.
Через год Абу Зайд снова заблудился в Песках, но на сей раз он попал в Абу-Хаф с другой стороны. Через три дня пути он понял, что злой рок сыграл с ним ту же шутку, что и год назад. Он взмолился к Аллаху, говоря: «Йа Аллах, воля Твоя как шелковая паутина. Да славится Аллах!»
На пятый день, когда Абу Зайд и его верблюд Вафаа измучились без воды, навстречу им в известняковой пустыне попался тот же самый Байт Табити.
«Да благословит тебя Аллах! — вскричал Абдух бен-Абдух. — Весь год я рассказывал друзьям о твоей щедрости. Я надеялся, что мы встретимся снова и я смогу тебе поведать, что люди нашего племени рассказывают легенды о твоей благодарности!»
Абу Зайд был изумлен, но снова настоял на том, чтобы Абдух бен-Абдух повернул своего верблюда и последовал за ним в Бир-Шагир. На сей раз он накупил для Байт Табити столько муки, масла, фиников, кофе, риса и вяленого мяса, что ему пришлось купить и третьего верблюда, чтобы все это везти. Затем они поклялись друг другу в нерушимой дружбе и разошлись. Но прежде чем Абдух бен-Абдух скрылся из глаз, Абу Зайд обернулся и крикнул ему вслед:
«Да будет благополучен твой путь, брат мой! Да принесут тебе радость мои дары, ибо ты второй раз спас мне жизнь. Я никогда не забуду того, что ты сделал, и покуда будут жить мои сыновья и сыновья моих сыновей, они будут воздавать тебе хвалу. Но слушай, о счастливый: я человек небогатый. Если ты на следующий год встретишь меня в Абу-Хаф, то пройди мимо и дай мне умереть от жажды! Мне не под силу отблагодарить тебя еще раз!»
Все сидевшие у костра громко рассмеялись, и Нура встала, довольно улыбаясь.
— Доброй ночи, братья мои, — сказала она. — Да проснетесь вы утром в добром здравии.
— Воистину ты дочь благополучия, — сказал бен-Шариф. Это было бедуинское выражение, возможно, его употребляли только в этом племени. Нура подняла руку и пошла через открытую часть лагеря к шатру своего отца.
Близилось утро, и неженатые мужчины вскоре легли спать. Я завернулся в плащ и попытался расслабиться, понимая, что завтра нам предстоит долгий путь. Прежде чем заснуть, я помечтал о том, что случится, когда я вернусь в город. Я представил, как ко мне бросятся со слезами радости на глазах Индихар, Чири и Ясмин, как они будут восхвалять Аллаха за то, что я жив и здоров. Я представил себе, как Реда Абу Адиль сидит в своем уединенном дворце и скрежещет зубами, ожидая скорого возмездия. Я представил, как Фридландер-Бей дает мне в награду кучу денег и говорит, что нанял некоего левого типа, для того, чтобы разделаться с доктором Садиком Абд-ар-Раззаком, и что мне незачем самому этим заниматься.
Утром мы позавтракали рисовой кашей, финиками и кофе. Завтрак не особо возбуждал аппетит, да и еды было не слишком много. У нас было в достатке воды, которой мы запаслись еще в Бир-Балаг, но она уже становилась солоноватой и после дня в козьем мехе отдавала козлом. Я уже нетерпеливо ждал, когда мы придем к источнику Кхаба, который, по словам Бани Салим, был последним пресным источником на долгой дороге до Мугшина.
