Леонид Кудрявцев - Охота на Квака
— Вот видишь, — промолвил смотритель. — Ты уже колеблешься. А что будет через час, или два? А что произойдет когда ты опять захочешь спать? Нам-то это не грозит. Нам всего лишь нужно дождаться момента когда ты заснешь, и взять тебя голыми руками. Доходит? Вижу что доходит. Причем, обрати внимание, объясняю я тебе это лишь потому, что безвозвратно уходит время. Твое время. Мы можем сидеть здесь хоть до второго пришествия. А ты не можешь. Может быть через полчасика, твое родное тело разберут на запчасти. Или его новый хозяин вляпается в какую-нибудь жуткую историю, в результате которой он потеряет ногу или руку. Ему-то что? А тебе, до самой смерти, жить без руки. Доходит?
Я посмотрел на смотрителя почти с ненавистью.
Вот ведь скотина. Уверенно и совершенно безошибочно бьет по всем болевым точкам, перебирает их одну за другой. Однако, я еще жив и могу даже ответить.
— Ну, это понятно, — сказал я. — И про время и про то, что вы мне желаете только добра. Вот у меня тут вопрос возник. Тоже очень простой.
— Задавай, задавай, — милостиво кивнул смотритель.
— Насколько я понимаю, ты не бродячая программа. Если ты так уж хочешь сделать для меня доброе дело, кто тебе мешал, вместо того чтобы устраивать весь этот балаган, вернуться в большой мир и там, поведать мусорщикам о том, что со мной здесь приключилось?
— Он такая же бродячая программа, как и мы, — сообщил мне Хоббин. Просто, ему в свое время повезло отхватить порядочный куш денег. Вот он их с толком и использовал, на себя, родимого.
— Точно, — согласился Смотритель. — Понимаешь, обычно денег которые зарабатывает бродячая программа, хватает лишь на то, чтобы едва-едва успеть за прогрессом. Покупаешь себе нужную, хорошую подпрограмму, а потом, через полгода вдруг обнаруживаешь, что она безнадежно устарела, и надо экстренно покупать что-то другое, на тот момент по зарез необходимое для выживания, нужное, дорогое. Мне, однако, повезло и я урвал кое-какие деньги, сделал скачок. Причем, денег хватило не только на покупку всего необходимого, вплоть до подходящей личины, но еще осталось и на то чтобы создать собственное дело.
Вот это был и в самом деле удар. Хороший, серьезный ответ, после которого я должен был, обязан был почувствовать себя полным психом. Надо же, не отличить программу от посетителя. Хотя… хотя… надо признать, сделать это почти невозможно. Особенно если ты находишься в таком состоянии. Да еще сжимаешь в руках револьвер, и готов в любую секунду пустить его в ход.
— Ладно, проехали, — сказал я. — С этим все понятно. А что дальше?
— А дальше то, что ты, как последний болван разбазариваешь свое время на полную чепуху. Мы заключили с тобой соглашение и готовы его выполнить. Прямо сейчас. И конечно, просто убрать тебя гораздо дешевле. Но мы сделаем то что обещали. Вся штука в том, что ты все еще живешь по законам вашего большого мира. Это там, обещанного три года ждут, это там играют по обстоятельствам и обещания выполняют тоже по обстоятельствам. Здесь у нас, все по другому. Здесь стараются не давать обещаний, но если уж такое случается, то обещанное должно быть выполнено обязательно. Понимаешь?
— Это ты сейчас так говоришь, — ухмыльнулся я. — Слова, все это не более чем слова.
— Ага, слова, — согласился смотритель. — А время идет. Твое время. Причем, учти, еще немного повыделываешься, и будет поздно. Ну, решайся, рискни. Тем более, что другого выхода у тебя и вовсе нет.
Сказав это он замолчал. И не было в его взгляде любопытства, не сочувствия, ни даже ожидания. Ничего, словно он был механической игрушкой, в которой вдруг окончился завод, застывшей в очень неудобной позе, до тех пор, пока кто-то не повернет несколько раз ключик. И чувствовалось, что он может сидеть вот так бесконечно долго, неделями, пока его окончательно не добьет отрицательное информационное поле.
Вот же гад!
Я окинул взглядом комнату. Ну да, Хоббин, Ноббин и Сплетник тоже, словно кто-то их выключил, замерли, превратились в неподвижные статуи. И от этого стало так жутко, что я почувствовал как у меня на затылке зашевелились волосы.
Тишина, неподвижность и полное ощущение что это может продолжаться бесконечно долго, до тех пор, пока я, например, не сойду с ума. Единственный живой, оставшийся один на один с марионетками, порожденными электрическим током, которым вдруг надоело изображать из себя то, чем они на самом деле не являлись, захотелось вдруг вернуться в единственное состояние в котором они чувствуют себя по-настоящему хорошо, по-настоящему естественно. Да и живой ли? Какой я к черту живой, если являюсь таким же как они и отличаюсь от них лишь тем, что пока еще не понял, не осознал, своей сущности?
Мне захотелось закричать или даже нажать на курок, сделать что угодно, лишь бы эта тишина и неподвижность кончились, прямо сейчас, но подобное было невозможно, поскольку на меня, и я это хорошо чувствовал, откуда-то из глубины моего сознания, из жуткой, хранящейся там черноты, наваливалось нечто большое, деловито агрессивное и страшное. Это был некий клубок мыслей, тех, которые время от времени появляются у любого человека, и тут же исчезают оставшись совершенно неопознанными, оставляя после себя лишь след из самых диких, и совершенно необъяснимых поступков.
И этот безобразный клубок все наваливался и наваливался, рос во мне, готовясь меня сожрать, выесть изнутри как чудовищно разросшийся паразит, оставить от меня лишь оболочку, которая утратив разум, примется вопить что было мочи и палить во все стороны, даже не подозревая, что тем самым способствует своей гибели.
Гибели.
Это было ключевое слово, и я уцепился за него, словно за спасательный круг. И оно, чудесным образом, помогло мне спастись, совсем чуть-чуть, но этого хватило.
Оно помогло мне разжать пальцы, выпустить рукоятку револьвера. И тот, медленно, как-то неуклюже кувыркаясь, устремился к полу этой странной комнаты.
Впрочем, меня это уже не интересовало, поскольку дело было сделано. Я снова был самим собой, и мог трезво рассуждать, а также вернул себе способность двигаться. И это надо было использовать, прямо сейчас, пока не поздно.
— Ладно, прах вас возьми, — сказал я. — Пусть будет так как вы хотите. Договаривались? Вот и выполняйте свое обещание. Только, чур, больше без фокусов.
И это подействовало. Взгляд Сплетника шевельнулся и снова принялся вылизывать собственную ногу, а его хозяин весело хмыкнул. И Ноббин выбил тихую дробь ногами по полу, Хоббин уставился на меня огромными, навыкате, удивленными глазами, словно бы увидев меня в первый раз, словно пытаясь сообразить кто это такой перед ним, а смотритель, поспешно взглянув на экраны, и убедившись, что с его любимым зоопарком все в порядке, стал что-то искать на пульте.
— Ну, наглец, — сказал Ноббин. — Надо еще посмотреть кто из нас откалывает фокусы.
— Может и так, — сказал я, усаживаясь на стул. — Однако, сознайтесь, вы тоже блефовали.
— Почему ты так думаешь? — поинтересовался Сплетник.
— Потому, что по крайней мере один из вас, долго в неподвижности находиться не мог. Ему же, кроме всего прочего, еще надо заботиться о своем заведении.
Сказав это, я кивнул в сторону смотрителя зоопарка.
Взгляд сплетника тихо засмеялся. Его хозяин развел руками и любезно предложил:
— Ну, все еще можно исправить. Кто тебе мешает подобрать свой револьвер и попытаться повторить все происходившее здесь за последние пятнадцать минут?
— Если конечно, тебе не жаль собственного времени, — добавил смотритель. — А если жаль, то мы сейчас начнем готовить тебя к возвращению в большой мир.
— Готовить? — спросил я. — Каким образом?
— А вот таким.
Смотритель зоопарка наконец нашел то что искал, подкинул найденный предмет в воздух, поймал, и еще раз подкинул. На этот раз в руке у него оказалась небольшая коробочка. Открыв ее, смотритель вынул из коробочки две таблетки. Одна была красного, другая синего цвета.
— Для чего это? — спросил я.
— Для тебя, — промолвил смотритель. — Красная даст тебе возможность не спать трое суток. А синяя произведет небольшие изменения в твоей внешности. Нос у тебя станет чуть-чуть тоньше, губы уже, слегка изменится разрез глаз. Уродом ты не станешь, но зато, никто уже не сможет опознать в тебе ту самую бродячую программу — монстра. По крайней мере внешне. Конечно, при сканировании твоя настоящая внешность восстановится. Но тут уже ничего не сделаешь. По крайней мере, после принятия этой таблетки, ты сможешь ходить по киберу свободно. Смекаешь?
— Зачем мне это будет нужно там, в большом мире?
— А вдруг тебе придется экстренно вернуться сюда? Кто знает? Вторая таблетка также как и первая действует трое суток. За этот срок ты либо сумеешь найти свое тело, либо…
— Что именно?
— Либо тебя ухлопают, — улыбнулся смотритель.
