Валентин Холмогоров - Чужие миражи
– До твоего прихода мы как раз обсуждали некоторые особенности психики виртуальщиков, – говорит мне Лорд и оборачивается к своей спутнице, – у Влада весьма любопытные, и, я бы даже сказал, нетривиальные суждения по многим занимательным вопросам. Его очень интересно послушать.
– Да брось ты… – Смущенно отвечаю я, наливая себе водки на дно бокала. Предлагаю «Кристалл» Эдгару но тот жестом отказывается, демонстрируя покоящуюся перед ним на столе почти полную бутылку «мартини». Стоящий перед Юлией стакан наполовину наполнен джином, в нем медленно тают прозрачные кубики льда.
– Мы говорили о том, – начинает она, – что каждый из нас приходит в Глубину не просто так. Человек не может приобщиться к виртуальности без какой-то скрытой, внутренней причины, что-то в его душе должно гармонировать с этим миром, соответствовать ему, вступать с ним в резонанс, иначе мы просто не смогли бы здесь существовать…
– Юлия хочет сказать, – вступает в диалог Эдгар, – что без человека киберпространство представляет собой лишь несущиеся по проводам массивы двоичных чисел и потоки машинного кода. Чтобы вдохнуть в него жизнь, дать ему краски, силу, сделать виртуальность реальностью, необходим наш разум, наша душевная теплота. Но при этом она утверждает, будто для этой высокой цели годится разум далеко не всякого человека.
– Ты обобщаешь, Эдик, – хмурится Юлия, – я имела в виду лишь то, что сюда приходят люди, чье сознание обладает определенной гибкостью и способно быстро адаптироваться к виртуальной реальности.
Эдик? Значит, все-таки русский?
– Постойте, – говорю я, – по статистике в Диптауне постоянно пребывает около двадцати миллионов человек. Как ты считаешь, Юля, сколько процентов из них начисто лишено фантазии? И сколько процентов наделено негибкой, закостенелой психикой? Быть может, каждый из нас всего-навсего находит в Глубине что-то свое, что-то глубоко личное, и восприятие виртуальности у всех сугубо индивидуально?
– Кто-то видит сыр, а кто-то бутерброд с сыром… – Бормочет вполголоса Эдик.
– Согласна, – кивает Юлия, – однако вряд ли ты станешь спорить с тем, что за последние пять-шесть лет в обществе с чисто социальной точки зрения наметился весьма любопытный раскол, который ширится с каждым днем. Виртуальщики, люди, постоянно посещающие Глубину, выделились в некую замкнутую касту, куда консерваторам-реалам входа нет. Они создали свою субкультуру, свой сленг, свой эпос, свои анекдоты, своих героев и антигероев. Не удивлюсь, если через пару лет они выдумают собственный гимн и потребуют независимости. Глубина разобщает человечество, разводит их по разные грани реальности. Разделяет на тех, кто здесь и на тех, кто – там. А слышали ли вы, что говорят о своих супругах жены виртуалов?..
– Позволю себе возразить, – охотно отвечаю я, – все то же самое было характерно и для довиртуальной эпохи. Люди также делились на компьютерщиков и всех остальных, просто сейчас эти противоречия многократно обострились. Думаю, ты не права: Глубина не столько разобщает, сколько объединяет. Просто она объединяет людей со схожими интересами.
– За Глубину, – поднимает свой бокал Эдгар.
– За Глубину, – подхватывает его тост Юлия.
Водка хорошая, она проходит в горло легко и без затруднений, в нос бьет терпкий, но не отвратительный запах спирта. Протягиваю руку к блюду, закусываю рыбой, затем достаю сигареты и закуриваю.
– Наверное, этот мир и прекрасен тем, что каждый может отыскать здесь недостающую частичку себя, – задумчиво говорит Юлия. – Ученый отправится ставить опыты в виртуальную лабораторию, сексуально озабоченный подросток пойдет набираться жизненного опыта в публичный дом, а дурак будет сутками сидеть в сквере с такими же дураками и травить древние анекдоты под пиво с воблой…
– Ты слишком критична к окружающим, – мягко останавливает ее Лорд, – если Господь не дал кому-то ума или ограничил его интересы анекдотами и пивом, не стоит винить в этом самого человека.
– Существует еще и элементарная, заложенная самой природой мудрость, – парирует его довод Юля.
– Мудрость при отсутствии ума? – Задумчиво повторяю я, затягиваясь сигаретой. – Мне кажется, определенное рациональное зерно в этом есть. Если обратиться к славянскому эпосу и вспомнить главного героя русских народных сказок… Хотя, полагаю, мудрецы-иваны-дураки в наши дни все же перевелись. Остались мудрецы. Иваны. И дураки.
– Одна из наиболее ярких черт русского характера – потрясающе трезвый взгляд на окружающую действительность и непревзойденная самокритичность. – Подмигивая мне, улыбается Эдгар.
– С чего ты взял, что я русский? – Смеясь, спрашиваю я.
– Только русский человек может столь грамотно хлестать водку, да еще и в таких количествах, ничуть не опасаясь при этом за свое здоровье. – Эдик кивает в сторону стоящей рядом со мной бутылки.
– Со стороны виднее? – Поддеваю его в ответ я. Эдгар пожимает плечами:
– Я наполовину латыш, наполовину эстонец, но тоже живу в России. Однако водку пить так и не научился.
Юля, наблюдая за нами, тихонько хихикает.
– За мудрецов? – Спрашивает она, отрывая от стола свой джин. Лед уже почти растаял.
– За Иванов, – соглашается Эдгар.
– За дураков. – Заканчиваю я, мимоходом подумав, что пить за самого себя, наверное, не слишком-то пристойно.
Водка разливается по организму приятным теплом, в голове начинает тихонько шуметь. Эдгар крутит в руках опустевший бокал, его спутница с рассеянным видом жует похищенную с моего блюда осетрину. Я курю.
– Мне кажется, что очень многое о человеке может сказать то, при каких обстоятельствах он впервые осознал Глубину, – тихо говорит Юля. – Знаете, в тот день я сидела на лекции по истории и слушала рассказ о восточных религиях. И вот, когда преподаватель завел речь о буддизме, в аудитории прозвучала фраза, поразившая меня до глубины души, встряхнувшая меня, словно разряд электрического тока: «в каждом пространстве своя энергия»… Мне много раз доводилось слышать нечто подобное, но только тогда я впервые связала эту философскую истину с виртуальностью. Энергия виртуального мира – вот что влечет сюда меня, да и, наверное, всех, кто так или иначе может причислить себя к обитателям Глубины.
– Я иногда думаю, что многие из нас вообще не могут помыслить себя вне виртуального пространства, – с какой-то грустью в голосе говорит Эдгар, – находясь здесь, в этом уютном мире, иногда ловишь себя на мысли, что тебе страшно не хочется возвращаться домой…
Юлия смотрит на Эдика каким-то теплым, заботливо-успокаивающим взглядом, и я начинаю ощущать, что эти двое знают друг о друге нечто, что никому другому знать не дано, что этих людей связывает какая-то прочная, незримая нить, состоящая из более крепкого и тонкого материала, нежели простое общение на отвлеченные темы двух заинтересованных друг в друге людей.
– Может быть, на некоторых из пользователей дип-программы Глубина влияет чуть сильнее, чем на остальных, – говорит она, – и они погружаются в дип несколько глубже, чем я, или, например, вон тот парень в ковбойке…
– Дип действует на подсознание всех людей одинаково, – качает головой Эдик, – это научно установленный факт. Есть, конечно, так называемые дайверы, но это, по-видимому, просто красивая легенда.
– Ты веришь в дайверов, Влад? – Обращается ко мне Юля.
– Нет. – Отвечаю я. – Я верю в Глубину.
В тишине бара раздается короткий мелодичный всплеск гитары. Мы оборачиваемся на звук. Парень в ковбойке, о котором говорила Юлия несколько секунд назад, осторожно настраивает лежащий на коленях инструмент. Я наливаю в свой бокал, мы чокаемся и молча выпиваем. Под потолком разливается хрустальный перебор металлических струн, парень начинает петь.
Мне тяжело, и в тишине звенящейЛишь звук шагов до хрипоты звучит,И я завидую в никчемном настоящемТем, кто давно в безвестности почит.
Тем, кто ушел, не пережив утраты,Всю жизнь ведя войну с самим собой,Тем, кто ушел, не потерпев когда-тоНасилия над собственной душой.
И я ищу. Во тьме ищу спасеньяВокруг меня несчастья, да беда,И толпы – вечно жаждущих забвенья,И спины – уходящих навсегда…
Хорошая песня. Как раз под мое настроение. Еще не умолкли последние аккорды, но где-то в груди уже подул слабый сквознячок тихой беспричинной тоски.
– А пойдемте гулять? – Блестя глазами в полумраке кафе, говорит Юлия.
– А пойдемте. – Отвечаю я и поднимаюсь из-за стола.
Юлия бережно, деликатно берет Эдгара под локоть, и тот, слегка опираясь на свою извечную трость, увлекаемый ею, направляется к выходу.
– Ты забыл на столе свой «Кристалл», – оборачивается ко мне она.
– И черт с ним, – говорю в ответ я.
Мы выходим на улицу и неторопливым шагом бредем по широким тротуарам, что-то неспешно обсуждая на ходу. Юля пытается доказать нам необратимость процесса повальной виртуализации человечества, Эдик вежливо возражает, приводя в качестве примера возникновение телефонной связи и телевидения, что в конечном итоге ничуть не повлияло на направление развития современной цивилизации. Я просто наслаждаюсь прогулкой.
