Роберт Голдсборо - Серебряный шпиль
— Да, — ответил Риз. — Я вернулся сюда, а Карола прошла в свободный офис поблизости от конференц-зала. Не правда ли, дорогая?
— Да, в кабинет Эдны Уэйн, одной из наших секретарей. Она, как правило, по вечерам не задерживается. У меня, естественно, здесь собственного помещения нет.
— Понятно. Кто-нибудь из вас слышал выстрелы? Они замотали головами.
— Мистер Гудвин, Барни не скупился, сооружая это здание, — сказал Риз. — Толстенные стены, могучие двери. Он не хотел, чтобы шум внешнего мира нас беспокоил или отвлекал. Цитирую его: «Вершение дел от имени Господа требует концентрации внимания, размышлений и молитв, что невозможно без соответствующей мирной обстановки». Когда мы сидим с закрытыми дверями, до нас не доносится извне практически ни единого звука. А вы знаете, что кабинет Роя как раз напротив моего.
— Как вы узнали об убийстве?
— Марли Вилкинсон вбежал ко мне с диким взором, — ответил Риз. — Проведя пятнадцать минут в своем кабинете, он вышел в коридор. Там никого не оказалось, и он двинулся в сторону конференц-зала. Дверь была на его пути первой. Он постучал, чтобы сообщить Рою, что наступило время собираться вновь. Не услыхав ответа, он вошел и... вот, собственно, и все.
— А мне сообщила Элиз. Она занимала пустующий кабинет как раз напротив того, в котором находилась я. А она услышала о трагедии от кого-то еще. Не помню, от кого именно.
— Вернемся к запискам с угрозами. Кто, по вашему мнению, мог их написать? — спросил я.
— Одному Богу известно. Вот уж воистину: «Все беды берут начало в совершенно ничтожных событиях». Сколь правдивы эти слова! — простонал Риз, воздев руки и уронив их на колени. — В наш храм приходят тысячи, и среди них неизбежно должны оказаться люди со странностями. И мы сталкиваемся с ними время от времени. Примерно года два назад на наших утренних службах в восемь часов стала появляться женщина. Постоянно занимала место в центре зала. Бедняжке было не менее семидесяти, и сказать, что она одевалась в лохмотья, означает не сказать ничего. Каждый раз в одно и то же время, перед тем как начинался сбор пожертвований, она поднималась на ноги и трижды выкрикивала: «Аллилуйя!» И это был крик что надо. Поверьте, ее голос мог поднять из могил мертвецов на кладбище в полумиле отсюда. И это продолжалось четыре или пять воскресений подряд.
— И что же вы сделали?
— Она оказалась бездомной, — ответил Риз. — Много лет она провела в лечебнице для душевнобольных, но ее, как и многих других в наше время, изгнали оттуда, видимо, из-за недостатка средств на содержание. Родных у нее не оказалось, или мы просто не сумели их найти. В конечном итоге церковь внесла деньги, и ее поместили в очень хорошую лечебницу здесь на острове. Она до сих пор там, и один из наших пастырей еженедельно ее посещает.
— Но, Сэм, она была безобидным существом, — не сдавалась Карола. — А эти записки отравлены ядом зла.
— Если воспринимать содержимое буквально, — согласился он. —- Но я все же продолжаю считать их чьим-то чудачеством.
— Есть ли у Бэя враги?
— Если и есть, то они прекрасно маскируются. Конечно, Барни время от времени получает письма, обычно от телезрителей, критикующих его за неправильное толкование Библии или обвиняющих в чрезмерном либерализме. Впрочем, что это означает, критики обычно не объясняют. В год обычно приходит двадцать — тридцать подобных посланий.
— И ничего похожего на эти шесть записок?
— Абсолютно ничего. По-моему, самые резкие нападки были несколько лет назад со стороны какой-то женщины из Калифорнии, которая заявила, что он обречен гореть в геенне огненной за недостаточную веру в непогрешимость Священного писания. Мы не приняли это всерьез, потому что никто так трепетно не относится к Библии, как Барни.
— Вернемся к запискам. Как вы думаете, кто может быть автором? — спросил я.
Карола отрицательно покачала головой, а Сэм поднял и опустил плечи, одновременно выпятив нижнюю губу.
— Не знаю, — сказал он. — Я уже говорил, что, по-моему, это работа какого-то чудака. Но почему они вас так интересуют?
— Отнесем это на счет моего природного любопытства, — сказал я, поднимаясь, чтобы уйти. — Разрешите поблагодарить вас за то, что вы нашли возможность встретиться со мной.
— Боюсь, что мы оказались не слишком для вас полезны, — произнес, вставая с дивана, Сэм Риз.
В его голосе я не уловил ни единой нотки сожаления.
— Напротив, вы мне очень помогли, — заявил я, поставив его тем самым в тупик. Затем я вышел в коридор, потянув за собой тяжеленную дверь. Повернувшись, чтобы направиться к Бэю, я увидел спешащего мне навстречу Ллойда Моргана.
— А, мистер Гудвин! Какое удачное совпадение. Я только что закончил длиннейшее совещание с некоторыми членами нашего финансового комитета. Отвратительное дело эти церковные финансы. Большинство прихожан не имеет о них ни малейшего представления. Весьма сожалею, что не мог поприветствовать вас раньше.
И это был тот же парень, который всего сорок восемь часов назад нагло выставил меня отсюда! Я хотел было отпустить замечание по поводу столь сногсшибательного сальто, но Морган меня опередил.
— Я был непростительно груб позавчера и сейчас хочу вымолить у вас прощение. Объясняю все нервным напряжением, хотя меня это, конечно, не извиняет. Мы с Барни разговаривали сегодня утром и пришли к выводу, что вы и мистер Вулф должны получить от нас всяческое содействие. Ведь в конце концов это мы, вернее, я обращался к вам за помощью. В результате ваш коллега оказался в ужасном положении. Прежде чем мы приступим к беседе, скажите, вам уже удалось переговорить с кем-нибудь?
Я ответил, что говорил, и Морган провел меня в свой кабинет, который располагался рядом с офисом Риза и который вряд ли можно было назвать аскетическим. Он усадил меня в широкое коричневое кресло рядом со столиком-торшером, а сам со вздохом опустился в чуть меньшее по размерам — желтое.
— Как хорошо вернуться в свой маленький благословенный уголок! После этих денежных совещаний, мистер Гудвин, у меня каждый раз случается приступ мигрени. Так чем я могу быть вам полезен?
— Честно говоря, скорее всего ничем, — ответил я, утопая в коричневом кресле. — Но все же я задам пару вопросов. Как вы уживались с Мидом?
— А вы человек прямой, не так ли?
— Моя мама всегда учила меня вести свои дела прямо. Ей очень не нравилось, когда, как она частенько говаривала, «корове крутят хвост».
Он выдавил смешок, но выражение его лица вовсе не соответствовало данному звуковому эффекту.
— Да... Уверен, к этому времени вы узнали о Рое достаточно и поняли, что... что он не всегда вел себя как святой.
— У меня создалось впечатление, что он частенько раздувал пламя раздора.
— Какая изящная фраза. Что же, не ставя под сомнение его преданность делу, следует признать, что в течение многих лет он подбрасывал хворост для поддержания этого пламени. Рой знал, чего хотел, и в большинстве случаев добивался желаемого.
— Власти, например?
Черные внимательные глаза остановились на мне, потом взгляд опустился на запонки из оникса на манжете рубашки.
— Власть — да, но кроме того... стремление быть на виду. Рой обожал, когда Барни уезжал из города — что случалось довольно часто — и он получал возможность выступать с проповедями. Он был первоклассным проповедником, мистер Гудвин. В некоторых отношениях таким же хорошим, как и Барни.
— Но все же не таким?
Подергав задумчиво запонку, он ответил: — Нет. Его проповеди имели логическую структуру и строились на солидной библейской базе, основная мысль выражалась четко, а речь весьма впечатляла. Иногда красноречием он даже превосходил Барни. Но ему не хватало тепла, мистер Гудвин. Обыкновенного человеческого тепла.
— А у Бэя оно есть?
— Боже мой, конечно! Вы очень чуткий человек, мистер Гудвин, и если бы вы послушали обоих, то мгновенно уловили бы разницу. У Барни есть дар, которым обладают очень немногие люди.
— Вернемся к вам и Миду. Как же все-таки складывались ваши отношения?
Морган откинулся на спинку кресла и потер мочку уха.
— Сносно. Много лет назад стало ясно, что мы никогда не станем неразлучными друзьями, но мы всегда были корректны в отношениях друг с другом.
— Критиковал ли Мид методы вашей работы?
В ответ я получил вздетую бровь и улыбку.
— О, чувствую, откуда дует ветер, — удовлетворенно кивая, произнес он. — Итак, с кем вы беседовали сегодня утром? С Роджером Джиллисом? Сэмом Ризом?
Пришел мой черед утвердительно кивнуть.
Он вновь улыбнулся.
— И вы услышите то же самое, когда будете говорить с Марли Вилкинсоном, конечно, если он решит быть с вами откровенным. Все трое — Роджер, Сэм и Марли — являли собой серьезную угрозу для Роя. Каждый из них обладает огромной властью в своей области: образование, внешние связи и музыка. А Рой завидовал всем, у кого имеется власть.