Темный контракт. Том 2 - Александр Андреевич Лобанов
— А мне вы не могли просто сказать, чтобы я более реалистично играла?
Елена была рада поверить моей лжи, ведь она была так притягательна. Пусть это не очищало её совесть, но позволяла примириться со случившимся.
— В том числе. И скоро ты поймёшь, зачем это было, — я вздохнул. Выдохнул. Длинные речи всё же утомительны: — Ты. Моя. Семья. Ради тебя. Я пойду на всё. Ты это понимаешь? — посмотрел я на неё, чуть сильнее сжав ладонь.
Елена нашла в себе силы кивнуть. И лишь тогда я отпустил пальцы своего самого первого и самого верного слуги. Да, она сама должна знать эти банальности, просто иногда следует об этом напоминать.
Я чуть было её не потерял. И напомнить никогда не лишне. В первую очередь себе.
Елена выпорхнула из комнаты.
Оставшись один, я откинулся на подушки. Взгляд мой устремился на Когтя, что мирно дремал в клетке в другом конце комнаты. Я смотрел на него и ничего не чувствовал. Полная опустошённость. Пугающий штиль. А в ушах гремела фраза из недавнего кошмара: «Ты доволен?»
В этой пустоте я чуть не пропустил появление Некифорова. Мужчина вошёл тихо, со всем уважением к больному… То есть ко мне. Было бы даже приятно, если бы тело не окостенело, а эмоции не вызывали боль. Но это мне не помешало заговорить первым:
— Сергей Анатольевич, я бы хотел потребовать у вас закрытия контракта и исполнения просьбы, что оговаривалось отдельным пунктом!
От столь резкого начала бывший военный даже на полшага отступил. Но сразу же приосанился, а речь его была уверенной:
— Я готов вас выслушать.
— Моя просьба заключается в том, чтобы вы позволили вашему сыну Роману отказаться от пути военного, если он, разумеется, того пожелает. Вы не будете чинить ему каких-либо препятствий или иными способами противиться его решению.
В груди аж заболело от такой длинной речи. Но мои неудобства не шли ни в какое сравнение с гаммой чувств на лице мужчины.
Сначала возмущение, граничащее с яростью: «Как же, кто-то посмел покуситься на внутреннее дело его семьи!»
Затем недоумение от столь странной просьбы: «Я мог потребовать очень много, но выбрал такую глупость!».
Следом подозрение, близкое к растерянности: «Что-то тут не так!».
Но наконец разум возобладал над чувствами и прозвучал вопрос, выверенный годами службы и опыта кадрового военного:
— Могу я узнать причины?
Скрывать правду было не в моих интересах. Тем более что просьбу я обозначил, а значит, согласно букве контракта, она должна быть выполнена. Вот только правда правде рознь — всё от того, как её преподать.
Передо мной человек военный, слегка закостенелый во взглядах. И очень властный. А значит, противоречить ему не стоит — это вызовет лишь отторжение.
Следует сыграть на его уверенности в себе. В том, что он ценит свою семью. В конце концов, на его чести, тем более она для него не пустой звук. Собственно, на этом я уже играю, пригласив к себе, когда я в столь беспомощном состоянии, как он сам признал из-за «его контракта», я предстаю в образе раненого бойца. Практически героя!
Подлая манипуляция? Не спорю. Но она заставляет Некифорова чувствовать себя виноватым и ослабляет его внутренние щиты.
— Вы заключили контракт со мной… А я дал обещание о помощи вашему сыну. И я хочу его сдержать, — выгнутая бровь Сергея Анатольевича побуждала продолжать речь. — Ваш сын уважает вас очень сильно. Настолько сильно, что готов выполнять любое ваше слово…
— Я действую в его интересах, — значимо кивнул мужчина.
— Роман принял ваш выбор супруги, что должна создать уют в доме…
Глаза Некифорова недобро сверкнули, намекая, что это не моё дело. Но я не останавливался, не в такой удобный момент:
— Он принял ваш выбор друзей…
Вот тут мужчина опустил глаза и чуть поёжился, понимая, что хоть и поступал правильно, но манипулировал сыном, в том числе для собственной выгоды.
— И он принял профессию, что вы для него выбрали, не сказав ни слова…
Кулаки Некифорова сжались в раздражении — я давил на чувства, которые военный не привык раскрывать перед другими. Ему было некомфортно от того, о чём я говорил.
— К чему это ты ведёшь?
— К тому, чтобы узнать: зачем вы всё это делаете?
— Как и любой отец, чтобы Роману было лучше! Чтобы он не наделал глупостей и ошибок! Чтобы прожил долгую, достойную и счастливую жизнь!
Достойные и хорошие слова. Правильные… И одновременно немного наивные. Такие, какие должен сказать любящий родитель. И я разбил мирок Некифорова всего парой слов:
— Вы не справляетесь! — рявкнул я и тут же закашлялся.
Вспышка ярости, что должна была опалить меня за эти слова, схлынула так и не начавшись. Сергей Анатольевич вздрогнул, а после почти на рефлексах дал мне попить.
Выпив пару глотков, я продолжил:
— Вы не сможете спасти сына от всех ошибок, которые он совершит в своей жизни… вы не сможете постоянно нанимать меня, чтобы я разруливал проблемы. Рано или поздно Роману придётся самому встретиться с суровой реальностью.
— К чему это ты ведёшь? — военный был упрям, но я видел, что за этим упрямством скрывается понимание того, к чему я веду, просто он сам не хочет признавать это.
— Скажите, почему вы обратились за помощью с Безруковым только сейчас? Почти год спустя после их знакомства?
Я заронил семя, но Некифоров должен сам его взрастить. Удобрить аргументами. Полить слезами размышления. Осветить солнцем принятия. И по тому, каким хмурым было лицо военного, он начал понимать, к чему я веду. И как бы он ни хотел отмолчаться, но нехотя признался.
— Он начал оживать, впервые после смерти матери… Он начал встречаться с друзьями. Гулять. Ходить по вечеринкам. И это было хорошо… Пока не стало переходить границы.
— Безруков, безусловно, манипулировал вашим сыном, — я поспешил прервать собеседника, пока правильный посыл не перешёл в негатив. — Он его использовал… И когда он увидел, кто такой на самом деле Безруков, то понял многое о себе. Разве не так?
— Он вырос! — с явной неохотой признал мужчина. — После того, как