Великий и Ужасный (СИ) - Евгений Адгурович Капба
Но народу нравилось! Наверное, по сравнению с кофе «три в одном» даже эпоксидный мармелад казался изысканным кушаньем. Вот и Кузя купился: появился, как чертик из табакерки, и тут же сунул свой нос едва ли не в мой карман:
— Дай мне там… — почуял сладенькое, подлец!
И поплатился! Я двумя пальцами ухватил его за кончик самой выдающейся части лица и сказал:
— Знаешь, обычно актеров ставят в известность о съемках фильма. Чаще всего даже зарплату платят.
— Бабай, я де здал! Я де збециальдо! — прогундосил он.
— Ну, вот и я думаю — если монетизация подключена, и уже натикали многие тыщи просмотров — то в конце месяца ты так или иначе мне отстегнешь тридцать процентов, а?
— Гдабеж! — попробовал возмутиться он. — Я де зобидаюсь давадь дебе дедьги!
Я сжал пальцы чуть сильнее, и гоблин сдался.
— Ду ладдо! Одбузди бедя! Будуд дедьги! В кодце безяца! — замахал руками он.
Едва почувствовав свободу, Кузя ухватил себя за нос и принялся его разминать, поскольку сливка ему грозила капитальная. А нос для гоблина — это как борода для гнома. Предмет особой гордости! Но мне на гоблинские фетиши было феерически плевать. Нужно было прояснить пару моментов, и я заговорил, загибая пальцы. Себе загибая, а не ему.
— Я не против, чтобы ты и твои ребята снимали меня на видео. Но я должен знать, что съемка ведется — это раз, и проконсультировать меня о цене жопных змей и прочей редкой дряни вы могли бы просто из вежливости — это два.
— Э-э-э-э… — задумался гоблин.
— А еще — мне нужен нормальный гриль, тандыр и кофе-машина — это три, — лучше было забрасывать сразу несколько удочек, хоть одна из них могла выстрелить.
— А? — ушки главного барахольщика всея Маяка аж затряслись.
— Ну, не все любят кофе на песке. Кое-кому нравится капучино, некоторые любят рафы или айс-латте и, понимаешь ли, я собираюсь… — принялся разглагольствовать я.
— Бабай! — Кузя скорчил такую мордочку, что расплакаться можно было. — Ну как я притащу тебе кофе-машину?
— Ага! — уловил суть я. — То есть где взять — знаешь?
— Ну… Знаю! Там много всего есть, но это кварталов десять в Хтонь ваще-то, — гоблин вернулся в свое обычное расслабленное состояние.
— Давай это станет моей проблемой? — прищурился я. — Нарисуй мне крестик на карте и объясни нюансы, и этого будет довольно.
Кузя задумчиво шмыгнул носом и подтянул штаны. Потом зевнул, потянулся, чихнул, смачно утерся. Сплюнул под ноги, поковырялся в ухе. Размял шею, почесал жопу.
— Ять! Кузя! — заорал я. — Задолбал!!!
— Уже бегу! Пойду карту найду, у меня были! Туристические! — его как ветром сдуло.
А я пошел собирать вещи в комнату.
* * *
Сначала запахло озоном, потом раздался звук, подобный далекому раскату грома. Во дворе задребезжали сразу все железяки из кучи вторчермета, зажглась сама по себе лампочка над потолком в комнате… Я тут же выглянул в окно и увидел, как перед самым крыльцом во дворе вдруг резко скукожилась и завяла вся растительность.
А в следующую секунду там уже стояли пятеро: знакомые мне ротмистр Петенька, опричники Козинец, Талалихин и Грищенко в своей броневой экипировке и пожилой импозантный господин с роскошной седой шевелюрой, благородным лицом и пронзительным взглядом голубых глаз. На нем был черный мундир с эполетами, сапоги до колен и белоснежные перчатки. Как будто явился сюда из какого-нибудь девятнадцатого века, прямо с великосветского приема или с плац-парада!
— Опять система перезагружается. Ну что за нахрен? — посетовал прокуренный Козинец. И тут же осекся: — Простите, ваша светлость, но этот момент и вправду стоит доработать. Стоим тут как четыре статуя в этой скорлупе, двинуться не можем.
— Только после телепорта и всего двенадцать секунд! — откликнулся ротмистр. — Не так-то и плохо. Если рядом маг уровня его сиятельства, то двенадцать секунд — это пшик! Кстати, вот они и закончились. Шагом — марш!
Бронированные солдаты зашевелились одновременно с его словами, и уже через пару мгновений я услышал их тяжкие шаги по лестнице.
Бояться встречи с опричниками я и не думал — вздорная женщина Роксана уже поведала мне о том, что тот парень — княжич — выжил. Но мало ли, что у них было на уме? Я шагнул за большой стол, где пару дней назад валялся в беспамятстве мой пациент, положил перед собой кард, рядом — несколько кусков кирпича и штукатурки — поувесистее, на глазок прикинул расстояние до окна, буде придется сигать наружу… Если что — повоюем! Я освоился уже и прекрасно знаю, на что способен боевой урук-хай! Даже если урука во мне всего лишь половина.
Хотя эти тоже — знают. Может, даже лучше, чем я.
— Доброго и приятного дня, господин Сархан, — первым в дверях показался ротмистр. Вошел он без стука, но, по крайней мере — дверь не вышибал, и то хлеб. — Говорил же, что еще свидимся, вот и свиделись. Но я смотрю — вы не удивлены?
— Удивлен. Экий вы нынче вежливый, Петенька, — не удержался я.
— Однако! — Петенька разглядывал меня с видимым интересом. — Это что же получается — вы уже всё знаете? И кто слил?
— Ну, слил — это не очень чтобы точное определение того, что со мной произошло. Меня шмякнули о рубероид, едва не переломали все кости диким атмосферным давлением, а потом принялись вопрошать строгим голосом касаемо особенностей орочьей национальной татуировки.
— Роксана, — грустно кивнул ротмистр, выражение его глаз стало мечтательным. — Охо-хо! А вы не так просты, как кажетесь на первый взгляд! Никогда не видал обычного черного урука, который знал бы, что такое атмосферное давление и употреблял слово «касаемо». Архаизм же, а?
Кажется, этих двоих — Петеньку и Роксану — что-то связывало. А я, кажется, капитально палился. Но это были мелочи. Гораздо более меня веселил сам факт того, что какая-то там светлость мнется перед моей дверью. И я собирался его там еще немного помурыжить, а потому церемонно мотнул головой, обозначая поклон и подметая столешницу волосами:
— Бабай Сархан, к вашим услугам! Не имею чести являться обычным черным уруком, поскольку официально именуюсь ублюдком и выродком!
— Ротмистр Розен — к вашим… — машинально откликнулся опричник и раскланялся.
У него это получилось гораздо изящнее, чем у меня, несмотря на громоздкие доспехи. И тем приятнее было глядеть на его растерянную физиономию, когда Петенька Розен осознал, что именно я произнес.
— Э-э-э-э… — озадаченно протянул он.
Глумление — наше всё! А он пусть думает — может, у меня тонкая душевная организация, и я сильно страдаю от того, что не родился грудастой эльфийкой или наоборот — клыкастым громилой типа Резчика.
— Ротмистр! Вы меня, наконец, представите? — раздался нетерпеливый голос. — Я все-таки хочу увидеть того, кто вырвал моего сына из лап смерти!
— Да, командир! — тут же откликнулся офицер. — Господин Сархан, имею честь представить вам светлейшего князя Георгия Михайловича Воронцова!
И весьма элегантно отворил дверь, пропуская в комнату седого импозантного мужчину в сопровождении эскорта из трех латников с автоматами Татаринова наперевес. А мой слух цепанул диссонанс: «командир» и «светлейший князь» — как-то не плясало. Рядом со «светлейшим князем» солиднее звучало бы что-то вроде «его высокоблагородие генерал-фельдцейхмейстер». Кажется «командир» — это слишком демократично.
— Итак! — этот необычный аристократ осмотрел меня с головы до ног, и взгляд его буквально на секунду задержался на моем правом, татуированном предплечье. — Вот кому я обязан жизнью Коленьки! Просите что угодно.
Однако, заходы у него!
— Полцарства и принцессу в жены! — тут же отреагировал я, и едва сам себе не треснул по щам: с такими людьми не шутят! Пришлось мигом исправляться: — Ничего мне не надо. Любой на моем месте сделал бы также!
— Действительно? — поднял бровь Воронцов.
— Ну, под прицелом четырех автоматов, в окружении этих достойных господ, которые могут быть весьма убедительны… — протянул я.
Ох, язык мой — враг мой!
— То, что вы сделали, не получилось бы из-под палки или по причине банального страха. Я точно знаю — татау урук-хая так не работают! Вы пожалели Коленьку, верно? Вам захотелось, чтобы он жил! Если бы это не было правдой — никакие угрозы или увещевания не в силах были бы заставить вас сделать лечебную татау. Черная Немочь — это… — похоже, князь любил порассуждать на вольные темы, но у меня-то на сегодня были совсем другие планы!
— Я понятия не имею, что
