Сетевое окружение - Мерси Шелли
Дальше было что-то ещё про короля и вредного рулевого, но этого Клара не запомнила – она заснула на первой половине сказки.
Звезда Койота
Забор, возле которого они поставили машину, отличался какой-то суровой основательностью. Егор заметил, что здесь вообще любят серьёзные заборы. Когда они только подъезжали к посёлку, память рисовала привычные с детства образы деревенских домиков и огородов, а вокруг них – классический частокол, эдакая горизонтальная лесенка из узких досок, что при взгляде из автомобиля сливается в полупрозрачную пелену, как полиэтиленовая плёнка на теплицах. Но тут было иначе. Глухая четырёхметровая стена, идущая вдоль дороги, переходила в другую такую же стену, а та в следующую, и разнились они только цветом да творческим оформлением верхней части: где-то макраме из колючей проволоки, где-то металлические пики художественной ковки добавляли ещё с полметра защиты неизвестно от кого. А у этого крайнего участка забор был даже не щитовой, тут использовался крупный кирпич, напоминающий сталинскую застройку московского центра.
Перед воротами Николай остановился, показал глазами на камеру. Егор посмотрел в чёрный шарик и попытался вообразить, что там может быть, за таким основательным забором. Секретный институт? Частная тюрьма?
Но тут створка ворот с лязгом отъехала, открывая вид на самую настоящую деревенскую идиллию, какую он представлял себе по дороге. Бревенчатая изба с резными наличниками небесного цвета прямо просилась на открытку. Слева под окнами – свежевскопанные грядки и клумба с пионами. Справа – песочница, в ней два малыша лет пяти сосредоточенно конструируют свою версию клумбы из сорванных одуванчиков. А позади них, в глубине участка, вздымаются волны цветущих яблонь и вишен.
–Ну наконец-то, Коля! Где ты болтаешься! – Седой худощавый дядька в белой рубашке и синих джинсах (удивительно нелепо одеваются современные старики, подумалось Егору) выскочил откуда-то сбоку, быстро пожал руку Николаю и стал сверлить его спутника таким пронзительным взглядом, что захотелось отвернуться.
–Здравствуйте, Михал Семёныч, – бодро сказал Николай. – Это Егор, я вам рассказывал.
–Помню, помню. Новая антропология, все эти ваши сетевые сообщества… Но так нехорошо, Коля. Не по протоколу.
–Другие протоколы теперь, Михал Семёныч. У вас в заднем кармане айфон последней модели торчит, да? Радиус прослушки – более двадцати метров. Плюс он снимает ваш пульс и ещё кое-какие биометрики, фактически готовый детектор лжи. Про геолокацию даже не говорю.
–Ладно, поймал. Один-один. Пойдём, пока Федя всё мясо не спалил.
Они двинулись в обход дома, но тут на крыльцо вышла женщина в цветастом платье, с большой салатницей в руках. Она близоруко сощурилась на пришельцев, но узнав Николая, улыбнулась. Хозяин дачи представил Егора своей жене.
–Машенька, отдай-ка салат Коле, он отнесёт, а ты лучше прихвати из дома ещё два бокала для ребят. И вот это… – Михаил Семёнович передал ей мобильник – …в мой кабинет, там такая коробочка с сеточкой, ну ты знаешь.
Пройдя сквозь белые кружева цветущего сада, они вышли через другую калитку к реке. На берегу меж сосен дымился мангал, рядом за деревянным столом сидела тройка совершенно непохожих друг на друга гостей. Один, толстый и лысоватый, лет сорока, напоминал довольного бухгалтера, не желающего расставаться со своим пиджаком даже в такой вольной обстановке. Напротив него – молодой, в чёрной коже, с крашеными волосами и крупной серьгой, наверняка примчался сюда на том сверкающем байке, что они видели у ворот. Третий, маленький, с лицом скромного узбека, мог быть вообще кем угодно – хоть киллером, хоть курьером «Яндекс.Еды».
Егора и здесь представили, и он, как обычно, сразу забыл два имени из трёх. Появилась хозяйка с бокалами, её супруг тут же предложил выпить за знакомство.
–Миш, ну не налегайте сразу. Дай ребятам хоть салату поесть. Федя, а что с шашлыками-то?
–Только поставили, Мария Александровна! – Толстячок в пиджаке вскочил и бросился переворачивать шампуры.
–Так, этому больше не наливайте, он точно всё сожжёт.
–Брось, Маша, в нашем деле никак нельзя без огненной воды. – Хозяин уже разливал коньяк по бокалам. – Никаких великих достижений не случилось бы.
–Ну конечно.
–Не веришь? Да хоть сейчас расскажу, как оно на самом-то деле было. Молодёжь ведь тоже не знает, ЗОЖники все, за рулём. А вот представьте: тысяча девятьсот шестидесятый год…
–Этого даже я не могу представить. – Мария Александровна кокетливо поправила волосы.
–Время побед, фантастическое время! – не унимался Михаил Семёнович. – Уже запущен Спутник, уже сфотографирована обратная сторона Луны, и вот-вот полетит Гагарин, и станции на Венеру, на Марс – везде мы первые! И в это самое время Андрей Ершов, автор первых программ для первых вычислительных машин БЭСМ, переезжает из Москвы в Новосибирский Академгородок. Партия и правительство возлагают на него большие надежды в борьбе с родившейся на Западе кибернетикой. Но сам Андрей не хочет бороться с кибернетикой. Он понимает, что за нею будущее. Столкнувшись с этим противоречием, наш учёный уходит в запой. И на этой почве знакомится с соседом, сильно пьющим инженером завода железобетонных шпал.
–Кто б сомневался… – усмехнулась хозяйка, но тоже взяла бокал и присела в шезлонг у стола.
Михаил Семёнович, очевидно, воспринял это как разрешение продолжить, и поднял свой бокал повыше. После чего слушатели узнали, что новый приятель Ершова увлёк будущего академика не только совместной выпивкой, но и рыбалкой на реке Оби. Общение с водой, как известно, снимает многие противоречия. Так случилось и с Ершовым – в момент отрезвления учёный делает запись на пачке от «Беломора»: «Вычислительная техника на троичной логике не только более эффективна, но и идеологически верна. Нужно развить нашу, истинно диалектическую кибернетику на основе троичной системы счисления!».
Смелая идея поначалу не находит поддержки в Москве: какие-то умники в МГУ в конце 50-х уже замутили троичный компьютер «Сетунь», но он не взлетел. Однако друг-алкоголик, с которым вновь запивший Ершов делится своими
