Александр Андросенко - Нагибатор
— Молодой человек, не подскажете, где кафедра экономики? — ввела меня в ступор своим вопросом (и распространявшемся на три метра впереди нее ароматом) брюнетка.
— На третьем этаже, наверное, — наконец, ответил я, направляясь к лестнице.
— Покажете? А то тут такие помещения огромные, — она с притворным ужасом огляделась, — что я теряюсь.
— Конечно, я как раз на третий иду, — кивнул я. — Только мне надо в левое крыло, а вам в правое.
Ее ладошка внезапно подлезла мне под руку, обжигая прикосновением через рубашку и вгоняя меня в краску.
— Меня зовут Олеся, — мило улыбнулась она, показывая ровные белые зубки.
— А меня Санек, — разродился я в районе второго этажа.
— Какое красивое имя… Ты веришь в гороскопы, Саша?
— Не знаю, — честно признался я, к третьему этажу уже вернувший нормальный цвет лица. — Иногда читаю, но не особо верю.
— А зря! Вот я вчера прочитала про встречу, которая изменит мою судьбу, а сегодня встретила тебя, и…
И тут раздался звонок. Черт!!! Мне ведь еще в другое крыло бежать!!!
— Олеся, тебе прямо, как упрешься — направо, третья дверь слева! Извини, я на пару! — и понесся по стремительно пустеющему коридору.
«Мда-а-а», — протянул мозг, немного приподнявшись в шезлонге и окидывая взглядом Олесю, — «тебе, надо было прямым текстом говорить, этот олень намеков не понимает.»
Кляня себя на чем свет стоит, я вбежал в аудиторию и успел сесть на свое место до того, как пришел философ и начал задвигать нам про суперчеловека.
— Каждый человек — уникален, каждый человек — супермен, просто надо найти в себе силы, сказать себе, я — суперчеловек! — такой посыл выдавал он нам в течение трех часов.
А я сидел и печально записывал лекцию, вспоминая Олесин голос и запах ее духов.
После последнего звонка ко мне подскочила Вика, которую о чем-то науськивала Наташка:
— Саш, ты же с Ахметом пиво пить идешь?
— Да, вчера же договаривались.
— Слушай, если он про нас спрашивать будет, скажешь, что у меня давление поднялось, кровь носом пошла, и Наташка повезла меня домой?
Я посмотрел на Наташку, нетерпеливо мнущуюся рядом.
— Не, Вик, я не смогу.
Вика кинула извиняющийся взгляд на подругу, а я поспешил добавить:
— Сказать-то я скажу, но он сразу поймет, что я вру.
— Да ты и сказать-то нормально не сможешь, — раздраженно процедила Наташка. — Даже с нами мнешься! — и выскочила из аудитории.
Вика, бросив:
— Извини, она не со зла! — побежала следом.
Я устало вздохнул и двинулся к выходу. В коридоре меня уже ждала встречающая делегация: улыбающийся Ахмет, сверкающая глазами Наташка и смущенная Вика.
— Вот мы и в сборе! Ну что, за пивом — и на набережную, Сань?
— Канечно, дорогой! — улыбнулся я.
— О-хо-хо, ты слышала, Натуля? Этот парень мне нравится! — он от души хлопнул меня по больному плечу. — Что такое, друг?
— Да его Ирка укусила, — раздраженно ответила за меня Наташка.
— Ирка?
— Блондинка, с первой парты, у двери, ты ее наверняка заметил.
— Ого, да ты пользуешься популярностью! — захохотал Ахмет, подталкивая меня с Викой вперед. — Давай, веди нас к светлому будущему, Саня!
После первой бутылки пива у Наташки прошло сволочное настроение. После второй Ахмет попробовал ее обнять, получил пару подач, выслушал кучу воплей про загребущие руки и охреневшую обезьяну, после чего дамы нас покинули.
Я рассказал анекдот про дам, не дам и дам, но не вам, мы поржали, после чего двинулись на поиски пива, приключений и настоящих дам.
— Сань, ты чо? Пьян что ли? — спросил Ахмет.
— Конечно! — пьяно кивнул я, соглашаясь с очевидным фактом, и второй раз спотыкаясь о бордюр.
— Ты это брось! — погрозил он пальцем, его взгляд зацепился за проходящих мимо девушек, и он поспешил мне помочь. — Смотри, какие самочки, а? Пойдем, догоним!
— Эти? — я глянул им вслед. — Да ну, толстожопые.
Он критическим взглядом оценил указанный недостаток и согласно вздохнул:
— Что есть, то есть… Глянь, а эти?!
— Нравится с жирафами общаться?
— Ладно, ладно… Вон те, смотри!
Я окинул взглядом проходящую парочку, и кивнул:
— Пойдет!
— Моя слева! — тут же забил себе самую аппетитную Ахмет.
— Руку убери! — Лена смерила меня гневным взглядом.
Я вздрогнул и поднял ладонь повыше, на талию, находящуюся чуть ли на уровнё моего солнечного сплетения. Вот же ж Ахмет, не только аппетитную выбрал, но и своего роста! А мне достался жираф, то, чего я больше всего боялся. Ну как, жираф… Пигалица на пятнадцатисантиметровых каблуках, из-за чего моя рука постоянно сползала на… джинсы. Почему на джинсы? Ну, задницы там почти не было.
После первых же фраз я понял, что мне, как обычно, ничего не светит, но поскольку Ахмет с Кариной поладили, я воспользовался бесплатной талией, об которую можно было греться. Дома ждала Барлиона и Нагибатель, и я с трудом ждал, когда же, наконец, мы разбежимся.
— Сань, это… Поздно уже, расходиться надо, — сказал Ахмет, оставив подругу и подходя ко мне. Наконец-то!!!
— Ага. Холодает, блин.
— Ну, еще не лето! Ты это… На такси не займешь? Мне еще Карину провожать…
— Почему не займу? Держи, — я сунул ему бумажку. — Хватит?
Ахмет посмотрел на штуку, потом на на меня, и следом — на Карину. Та улыбнулась ему, а он пожал мне руку:
— Спасибо, брат! До встречи!
— Пока!
Он подошел к девчатам, кивнул Карине, та поцеловала подругу в щеку, прощаясь, и сказала что-то веселое, а Лена тоскливо глянула на меня. Да ладно, буркнул я про себя, ты сама-то ничуть не лучше, чего кривиться. Тем не менее, когда она подошла, впервые заговорила приветливо более-менее приветливо:
— Поздно уже, может по домам?
— Давай, — согласился я, внутренне ликуя. — Ты откуда?
— С Красного.
— Отлично, сейчас до восьмерки дойдем, и через полчаса будешь дома! — я снова обнял ее за талию, направляясь к остановке.
Девушка некоторое время шла молча, и вроде как даже немного прижималась в ответ, после чего спросила:
— А, может, на такси, как Карина с Ахметом? Тут, ведь идти почти полчаса.
Ну, подумал я, а почему бы и нет, так даже быстрее получится:
— Можно и на такси.
Я быстро поймал машину, открыл Лене заднюю дверь, после чего заглянул в переднюю.
— До Красного сколько, шеф?
— Две сотни.
— Держи, — я дал пятисотку, мельче не было. — До подъезда довези, ок?
— Легко, братан!
— Пока, Лен, — попрощался я, захлопывая дверь.
Добравшись домой на одном из последних троллейбусов, я с первого раза попал в дверь ключом, и сам налил себе кофе, и вообще, вел себя как абсолютно трезвый человек. Не совсем трезвой выглядела блуждающая на губах улыбка и мысли, вертящиеся в треугольнике: Лена — талия — попа (или джинсы?). Закинув в желудок пару сосисок с кетчупом и майонезом, я надел виртуальный шлем и откинулся в коконе. Барлиона, я иду.
ВХОД.
В Барлионе снова была ночь. Састха видно нигде не было, и я двинулся в деревню. Надо навестить старосту. Или не навещать, сразу выдвигаться в Лесистый кряж? Лук и стрелы есть, меч, правда, только один, но где второй-то взять, торговцев тут нет. А, блин, кольцо же еще. Все-таки в деревню.
Ящик показывал наличие входящего письма. Двалин ответил:
«В авантюре поучаствовал бы с удовольствием, но за мной и Виленой следят. Она, кстати, приготовила тебе виверну.»
Вилена с Двалином отпадают.
Ворота в деревне были заперты, надо ждать утра. Куда ни кинь, всюду клин. Я проверил свойства задания на обручальное кольцо. Время на выполнение нет, так что провал нее грозит. Может, ну его на фиг, и в горы?
Я прикинул расстояние по карте. Часов пять пути. Не-е-е, в горы — не сегодня.
Может, покричать, откроют?
— Эй, там, ворота откройте!
— Ты что ли, Нахиб? — раздался знакомый голос.
— А что, есть варианты?
— Ну, мало ли! Может, морок какой!
— Какой морок, Махнус? Сдурел?
— Сейчас старейшину позову! Без него нельзя открывать.
— Давай, жду.
Харольт Фантерсон явился буквально через минуту, и, к моему удивлению, перепрыгнув ворота приземлился рядом со мной.
— Нахиб? — спросил он и, потянувшись ко мне лапой, тронул.
— Не узнаешь?
— Открывай ворота, это он! — вместо ответа рыкнул Харольт и подтолкнул меня. — Пойдем, промочим горло, а заодно помянем почивших! Третий день как-никак, тризна уже заканчивается.
— Пойдем.
Тризна проходила на площади: были накрыты столы, за которыми сидело все взрослое население деревни. Один стол был пуст — за ним пировали погибшие, рядом стоял помост с тремя гробами, под которым был сложен погребальный костер.