Дмитрий Старицкий - Вверх по течению (СИ)
— Это сокращение, господин инженер — капитан, для краткости. Полностью звучит как 'деревоземляная огневая точка'.
— Оригинальное название. И язык не ломать, — согласился со мной инженер. — Путь остается.
Однако и страданиях бывает облегчение. На следующий день Зверь пригнал от станции целую маршевую роту рецких рекрутов. Сто двадцать здоровых рыл и их повзводно раскидали по ротам. Но это не освободило меня от места производителя работ на пулеметном гнезде, которое быстро углублялось и также быстро росло с такой‑то помощью — только успевай приказывать, куда бревна складывать и на сколько их обрезать.
Дня за три справились вчерне.
Чуть позже я подкинул инженеру идейку собрать всех ротных чертежников в его отделе штаба батальона. Все равно ротные командиры тут только передаточная инстанция и работает он с ними напрямую. А если и кидать нас на земляные работы, то на что‑то ответственное, типа того же ДЗОТа.
Оргвывод меня поразил, хотя на такое я даже не надеялся, желал лишь только скипнуть из роты этого придурка — барона, который до меня доцепился от безделья. По представлению инженера комбат произвел меня перед строем в ефрейторы. Ротного аж перекосило. Опять все мимо него прошло.
Но пока мы оставались все в ротах.
9
В тот роковой для меня день я вдвоем с бойцом — чертежником Йозе Страшлипкой укрепляли перекрытие практически готового ДЗОТа изнутри. Те самые знаменитые 'в три наката'. Точнее в два, так как фугасного обстрела не ожидалось. И все самое интересное я пропустил. А когда выглянул из окопа на бруствер, увидел над собой только щеголеватые хромовые сапоги со шпорами и черные лакированные ножны сабли. Подняв глаза выше, увидел офицера в незнакомой мне синей форме при красных бриджах, который в левой руке на отлете держал саблю, а правой целился из револьвера в моих соратников. При этом залетный крендель кричал с чудовищным акцентом на том общеимперском языке, который здесь учат в школе.
— Первый, кто сунется, пуля в живот! Все кто стоит на месте, живут!
Меня он не видел, так как я оказался у него за спиной.
Метрах в десяти от нас еще двое незнакомых мне синих солдат, закинув винтовки за спину тащили, заломив руки, пытающегося упираться ногами Вахмурку.
'Если с винтовками — то это не наши, — прикинул я, — у наших оружия нет'.
А дальше все произошло практически на автомате без участия собственных мозгов и переживаний. Точнее переживания были, но за Вахрумку, который ко мне относился с симпатией и я не желал терять в батальоне такого покровителя.
Штыковая лопата с разворота врубилась под правое колено залетного диверсанта.
Тот, ойкнув, выпустил из руки револьвер и повалился на меня в окоп, где я его и принял, как родного, двинув кулаком по затылку и освободив от сабли.
Приказал Страшлипке:
— Держи и вяжи.
А сам выпрыгнул на бруствер, где подобрал выпавший у врага револьвер.
Крутанул барабан — полный. Это по — нашему.
Только вот Вахрумку почти до леса доволокли. Метров пятнадцать — шестнадцать от меня уже. Еще шагов десять и их скроют деревья.
Но лиха беда — начало. Я с такого расстояния, даже большего, даже из 'макарки' в армии двадцать восемь очков вышибал из тридцати. Взял револьвер двумя руками — по — американски, для устойчивости. Взвел курок, чтобы на самовзводе револьвер в руке не 'клевал'. Выдохнул, слегка присел, прицелился…
Есть! Один злоумышленник по ходу движения отпустил Вахрумку и упал носом в хвою. Как поц. Вот стоял и упал.
Второй не нашел ничего лучшего, чем бросить пленника и потянуть через голову винтовку. Ну, ему и прилетело пулей прямо в грудь. А не стой как мишень на стрельбище.
Дальше дело техники, как учили.
Догнал.
Произвел контроль. Уже по откровенному трупу. Со страху, наверное.
Засунул револьвер за пояс, отцепил флягу с водой и подал ее капитану — ему в себя придти. Это же стресс какой для человека, когда его ворует вражеская разведка.
А сам занялся мародеркой.
Результат особо не очаровал. Бедновато.
Две короткие винтовки, скорее — карабины. Новенькие, что характерно — магазинные. В магазине четыре патрона. Сам магазин заряжался пачкой.
У каждого на поясе восемь кожаных подсумков. В каждом пачка. Тридцать шесть тупорылых патронов с длинной гильзой. Гильза с небольшой закраиной. А вот капсюль уже для центрального боя. Продвинутый девайс.
Две сабли с латунными креплениями для винтовочного штыка на ножнах. И сами штыки длинные игольчатые в этих креплениях. Трехгранные.
Два серебряных портсигара с фабричными папиросами. Тут же еще и два кисета с табаком. Огнива. Портсигары, видать, трофей.
Немного незнакомых монет, завязанных узелком в платочек.
Письма какие‑то на незнакомом мне языке.
И никаких документов.
Форма на диверсантах странная. Ничего вообще похожего не только на камуфляж, даже на защитные цвета. Ярко — синяя с красными погонами и выпушками. На погонах трафаретом набит желтой краской номер — '14'. Ясные золотистые пуговицы на однобортном мундире. Красные штаны, заправленные в справные кожаные сапоги из юфти, которые я тут же стянул с покойничков — им‑то уже они без надобности. Кепки хипповые такие… с красным околышем и высокой синей тульей надвинутой на лоб. Козырек из черной лакированной кожи. Все натуральное, никаких эрзацев, никакой химии.
Все, кроме винтовок покидал в трофейную шапку.
— Оклемались, господин инженер — капитан, — поинтересовался я у Вахрумки.
А сам в это время винт рассматривал. Ничего особенного. Болт, он и в Африке болт. То есть поворотно — скользяйщий затвор. Дома у нас такие были. И как у охотников — с лицензией, и для самообороны — подпольные. А тут… трудно сказать, на хорошо знакомую мне 'мосинку', да и на 'маузер' похожи они только принципом конструкции затвора, а так различий больше, чем общего.
— Спасибо, ефрейтор, — ответил мне инженер, оторвавшись от фляги. — Я вам если не жизнью, то избавлением от позорного плена обязан.
— На том свете сочтемся угольками, господин инженер — капитан, — улыбнулся я. — Нужно по лесу поискать, там у них лежка должна быть. Не пешие же они сюда притопали, — показал я на сабли. — Кто они хоть такие?
— Это, ефрейтор, цугульские драгуны восточного царя, — подтвердил мои подозрения инженер. — Четырнадцатый полк. Они конные, но могут и пеши воевать.
— Вот и славненько, — осклабился я плотоядно, — думаю, вам лошадь не помешает в качестве моральной компенсации за попытку пленения? А то вы все, господин инженер — капитан, ножками да ножками целый день по объекту, а он большой.
Одна пара сапог мне подошла по размеру и я, недолго думая, поменял на них свои уже разбитые горами, перемотав свои портянки на сухую сторону.
С цугульского офицера, который активно ругался незнаемым мне матом, порой сбиваясь на имперские ругательства, уже стащили сапоги, разрезали его щегольские подшитые кожей 'революционные' штаны и перебинтовали разбитое колено.
Я взглядом спросил ротного санинструктора.
Тот только рукой махнул.
— Хромой теперь на всю жизнь.
— Язык‑то у него целый? — спросил уже голосом.
— Цел. Даже не прикушен.
— А больше нам от него ничего не надо. В штабе допросят. Несите его в батальон.
Говорил, а сам при этом обшмонал все его карманы.
Картонная пачка револьверных патронов.
Золотые часы с цепочкой и двумя крышками. Золотой же тяжелый портсигар.
Деньги бумажные и монетами.
Ташка с какими‑то бумагами.
Опять‑таки никаких документов.
Все, кроме часов, покидал в его ташку. Еще приватизировал с него двойную портупею с кобурой. К ранее захваченному револьверу, который никому я отдавать не собирался.
Саблю пленного офицера я отдал Вахрумке.
— По праву она ваша, господин инженер — капитан.
— Да я и свою‑то не ношу, — слегка замялся интеллигентный инженер, и тут же принял облик офицера. — Что собрался делать, ефрейтор? Я же вижу, что ты что‑то задумал, — озаботился инженер, перейдя на 'ты'.
— Так точно, господин инженер — капитан, задумал, — сказал я, застегивая на себе трофейную портупею. — Гнездо их накрыть в лесу. Разрешите кликнуть охотников? Двух лесовиков мне будет достаточно. — И видя, что инженер в чем‑то сомневается, добавил. — Тут по горячему следу действовать надо, иначе можем опоздать. Тогда лошадки тю — тю… ускачут. А с ними и разведдонесение противнику о наших укреплениях.
Пока инженер размышлял, я перезарядил револьвер. Был этот вороненый аппарат намного короче и легче тех, что стояли на вооружении наших у горных стрелков. И в руке сидел удобней. Прогрессивной конструкции — барабан из рамки откидывался вправо, что несколько непривычно, но с экстрактором. У того американского револьвера, что нелегально завел себе отец после наезда чечен, барабан откидывался влево. В барабане восемь гнезд. Калибр где‑то восемь миллиметров. Но вот спуск одинарный. Хорош я был бы с ним в бою, понадеявшись на самовзвод? Вынул стреляные гильзы и дозарядил барабан запасными патронами из специального кармашка в кобуре.
