Брюс Стерлинг - Zeitgeist
— Возьми все себе. Я так устал, Легги! Я сам себе опротивел. Клянусь, я уже готов… я хочу, чтобы это кончилось.
— Опомнись, ты еще здесь. Кончилась она. Все, что тебе нужно, — это новое задание.
— Говорю тебе, мне осточертел весь этот мир. Осточертел до смерти!
Внезапно Визел нагнулся, едва не переломившись пополам, его мертвенное лицо лопнуло, как ветхая простыня, явив дыру. Из нее хлынули деньги. Первой он вытошнил тугую пачку турецких лир. Отплевавшись, он захрипел и разразился потоком британских фунтов.
Старлиц огляделся. Это был кризис: Визел сдавал так стремительно, что помочь ему было уже почти невозможно. Исправить дело могло разве что внезапное— бог из машины — вмешательство со стороны.
Поэтому в кустах у стены отеля разом возник ошарашенный Виктор Билибин.
— Матерь Божья! — пробормотал Виктор по-русски, неуклюже застегивая молнию на штанах. — Где мой номер? Где мой туалет?
— Иди сюда, — позвал его Старлиц тоже по-русски. — Убери свою водку.
— Это не водка, — рассудительно возразил Виктор, вываливаясь из кустов с бутылкой наперевес. — Это кипрский бренди. Отличная вещь.
— Мой друг нынче перебрал. — Голос Старлица не терпел возражений. — Помоги донести его вещи.
— Ладно, — сказал Виктор, подходя ближе. Бутылка с бренди осталась стоять на крыше такси.
Визел вцепился дрожащими костлявыми пальцами в дверцу машины и, непристойно дергаясь, обдал кроссовки Виктора зловонным потоком дойчемарок.
— Совсем плох, — сочувственно произнес Виктор, сгреб Визеля за пустое плечо и поднял его одной рукой. — Пошли, старикан. Никогда не сгибайся, когда блюешь, так и задохнуться недолго. Двигай ногами! — Он выволок его из машины. — Шагай сам, не придуривайся!
Но призыв остался неуслышанным, поэтому Виктору пришлось перебросить обмякшего Визела через плечо, как пальто.
— Ну и вонь! — пожаловался он. — Он что, лакал одеколон?
— Кто его знает, что там пролилось в багажнике, — отозвался Старлиц. — Донесешь? Я захвачу всю его репортерскую сбрую.
— Никуда не денется, — заверил его Виктор. — Мне не впервой.
Ночной дежурный казино «Меридиен» спросил из дверей на ломаном английском:
— У вас все в порядке?
— Напился, — спокойно объяснил Виктор и пнул деньги на асфальте. — Таксиста след простыл. Можете что-нибудь сделать с этими грязными бумажками?
Дежурный посмотрел туда, куда указывал носок кроссовки, и изменился в лице.
— Конечно могу. Не извольте беспокоиться. Старлиц сунул ему желтую шляпную коробку.
— Оставьте это для меня в гардеробе. Старлиц, номер триста один.
— Разумеется, мистер Старлиц.
Старлиц поправил на спине штатив и решительно миновал обе раздвижные стеклянные двери.
— Куда его? — осведомился Виктор, умело транспортируя бесчувственного папарацци.
— Сначала в лифт.
Виктор снял со слюнявых губ Визела двадцатидолларовую купюру, вытер ею его рот и брезгливо засунул в серый плащ. Все трое загрузились в зеркальную кабину лифта. Старлиц нажал кнопку «пентхаус».
— Вы читали Пелевина? — спросил Виктор как ни в чем не бывало. Визела он прислонил к стенке кабины и небрежно подпирал его локтем.
— А что, надо? — спросил Старлиц.
— Пелевин — москвич. Он написал «Омон Ра» и «Желтая стрела». — Старлиц сочувственно покивал. — Як тому, — продолжил Виктор задумчиво, — что все это очень по-пелевински.
Старлиц вместо ответа поскреб затылок.
— Хохлов близко?
— Не знаю. Не думаю.
— Твой дядя часом не напился?
— Вы разрешили ему выпивать по вечерам, — напомнил Виктор.
Дверцы лифта неуверенно разъехались. Лестничная площадка пентхауса была устлана пушистым ковром, стены переливались сине-белым турецким кафелем.
— Ваши друзья-турки косо на меня смотрят, — пожаловался Виктор.
— А ты притворись, что не говоришь ни на одном языке, — посоветовал Старлиц. — Это самый лучший способ.
Дверь пентхауса сторожил громила Озбея по имени Дрей. Узнав Старлица, он беспрепятственно впустил всю троицу. Озбей и его свита расслаблялись после вечерних волнений. В воздухе висел синий сигарный дым и музыка Тони Беннетта.
— Давай его сюда! — скомандовал Старлиц Виктору и положил безжизненное тело фотографа с закатившимися глазами у стены в полосатых обоях. — Видишь сумку «Никон» у меня на спине? Достань оттуда его тридцатипятимиллиметровую камеру.
Виктор повиновался. Из дыма выплыл Озбей с крохотной чашечкой кофе и тонкой сигарой.
— Что случилось? — осведомился он, подозрительно разглядывая Визела.
— Это мистер Визел из британского журнала «Вог». Модный фотограф.
— Он мертвый? — спросил Озбей с любопытством.
— Тяжелый перелет из Стамбула, — сказал Старлиц. — Он не знал, что на турецкий Кипр нет прямых рейсов. Пришлось поднажать на успокоительные.
— Эмбарго на авиарейсы к нам — большое неудобство, — посочувствовал Озбей. — С виду он настоящий труп.
— Хватит об этом! — повысил голос Старлиц. — Я выписал его сюда для съемки твой подружки. Это услуга, понимаешь? Хочешь увидеть свою Гонку на глянцевом развороте или будешь и дальше прятать ее, как кролика, в своей шляпе?
Озбей примирительно улыбнулся и указал куда-то в дым, затянувший апартаменты.
— Она никогда еще не была так хороша.
— Дайте этому бедняге минеральной воды, — проворчал Старлиц. — Вот что бывает с людьми от перелетов! Может, ему даже надо чего-нибудь нюхнуть.
— Посмотрим, что найдется у ребят внизу, — бросил Озбей, безразлично пожимая плечами. Ему уже наскучило происходящее, и он торопился уйти.
— Ничего не получится! — прошептал Виктор. — Он же мертвый!
— Помалкивай, парень.
— Вот пустой ящик из-под бутылок. Лучше затолкаем его сюда, — предложил юный русский.
— Давай сюда эту чертову камеру! — приказал Старлиц.
Он уже заметил Гонку в толпе мужчин. Она собрала вокруг себя кучку подобострастных политиков и нескольких напуганных радиорепортеров и хохотала, задрав подбородок и по-соловьиному вибрируя горлом. Иногда она умолкала, чтобы кокетливо откусить
рахат-лукума цвета возбужденного лосося. Наведя на нее фотоаппарат, он сунул его в мертвые, как бумага, руки Визела. Труп отозвался стоном. Старлиц сделал вид, что отнимает камеру.
— Смотри, как хороша!
И он снова поднес фотоаппарат к мертвому лицу, как медсестра, предлагающая горячий шоколад жертве горной лавины. Камера разразилась истеричными щелчками. Спина Визела распрямилась, и он отделился от стены, как ожившая бумажная фигурка.
— Давай, детка! — исторг он. — Покажи себя! Виктора сцена воскрешения повергла в оторопь.
Он потрясенно наблюдал, как лицо призрака заливает румянец жизни. Визел раздраженно махнул русскому пареньку рукавом.
— Не закрывай обзор, панк!
Виктор отшатнулся. Его брови поехали на лоб и никак не возвращались обратно. Визел с чемпионской скоростью отщелкал пленку и стал машинально шарить в карманах, Ничего не найдя, он издал омерзительный стон. Старлиц молча подал ему новую кассету. Визел сорвал крышечку, как будто пробку с шампанского, и заправил пленку в аппарат. Старлиц наблюдал за певицей. Та внезапно смолкла. Она еще не заметила новых гостей, но на ее сияющее лицо уже легла тень озабоченности.
Визел проехал спиной по стене, занял снайперскую позицию за вешалкой, прицелился и открыл пальбу. Растерянная Гонка достала сигарету, щелкнула зажигалкой, закусила губу. Было видно, что у нее дрожат руки.
Визел удовлетворенно перевел дух.
— Успокойся, — сказал ему Старлиц.
— Здесь хреновое освещение, — пожаловался Визел, разыскивая в сумке датчик.
— Я организую тебе специальный сеанс, — пообещал Старлиц. — Тебя устроят несколько часов?
— Самое оно! — закивал Визел, блестя бесцветными стеклянными глазками. — Если в студии.
Озбей вернулся в апартаменты в сопровождении двоих подобострастных охранников. Глянув на Визела, он пожал плечами.
— Кажется, твоему приятелю полегчало.
— Работа всегда творит с ним чудеса. Такой уж это народ — модные фотографы. Сумасшедший темперамент.
— Скажи ему, чтобы он был поосторожнее со своей большой камерой. Тут у нас сегодня особенные друзья моего дяди.
— Знаешь, ее менеджер ты, а не я, — возразил Старлиц. — Хочешь устанавливать правила для иностранной прессы — сам ему и скажи.
Визел тем временем снимал со Старлица свои сумки и сам ими обвешивался. Сеть широких нейлоновых ремней каким-то образом вернула ему человеческие очертания. Из вещевого мешка была извлечена матерчатая шляпа, которую он водрузил себе на голову под кокетливым углом.
Внезапно сильно побледневшая Гонка вскочила с места и по-турецки позвала Озбея. Тот засмеялся.
— Нервы? А я подумал было, что у малышки Гонки вообще нет нервов.
— Вы ее менеджер? — деловито обратился к нему Визел. — Больше некому.
