Никки Каллен - Арена
Пасмурный день. Ночью был то ли снег, то ли дождь. Везде мокро. Мама ругается за ботинки. У Веги после прогулок грязные лапы. Встречаюсь с Анни. Ей семнадцать лет.
Снова видел Анни. Целовались и ели мороженое. Она любит шоколад, я — нет.
Шорох листьев по ночам. Моя комната на первом этаже, и слышны все звуки с улицы. Люблю, когда проезжают по дороге машины и свет их фар скользит в темноте по потолку. Не сплю, просто лежу и мечтаю.
Много читаю, учил какое-то стихотворение о любви и первом снеге наизусть — хотел прочитать Анни. Задремал. Болят глаза.
Чистить зубы по утрам — чертовски философское занятие. Гулял с Вегой и курил. Отец не убьет, но и руку не пожмет.
Школа уже опротивела. Пинал консервную банку и купил пива. Гуляю с Вегой. Звонила Анни.
Капитально, солнышка в этом октябре уже не будет.
Опять ночью был снег. Что за люди, у которых в семнадцать лет болит голова? Или это время такое? Или голова? Или боль? Голова болит ужасно.
Пишу черной пастой, очень нравится. Но черный цвет не люблю. Розовый люблю. И серый.
Снег. Опять падает снег. Тихо так, слякотно. Каблуки увязают в грязи и хлюпают. Ботинки чистить — морока. Сидел в парке, на скамеечке, где встретил Анни. Скучал… Грустил…
Отчего тоскливо? И падает снег. Падает и падает, хоть бы хны.
Тоскливо. Тоскливо. Тоскливо. Снег…
Ничего писать не буду…
Учу астрономию. Очень нравится. Любимая планета — Сатурн… Я хотел бы превратиться в него.
Анни перекрасила волосы в черный цвет. Чуть не застрелился. Потом долго смотрел на нее, она зажгла вечером свечи, и ее волосы так тускло и тепло мерцали. Очень красиво… Целовались.
Заснул на закате. Нельзя, а почему — не знаю. Выгулял Вегу… Она бегала по парку, а я все боялся ее потерять в темноте. Дома пахнет вербой.
Видел ворон. Черные… Угадайте, где? На кладбище. Ездили после обеда. Надел черные брюки. Тучи и сыро. Серое небо, жемчужное, тяжелое.
Странно, когда падает снег, всем становится грустно и болит голова. Хочу есть… Сижу дома и в теории учу астрономию. На практике — ничего. Смотрю на себя в зеркало. Полетели первые снежинки. Не могу, пошел к холодильнику…
Черная рубашка и коричневый галстук в белый горошек. Как вы думаете, они сочетаются?… Хочу курить, а обещал Анни бросить.
Мать Анни настоящая стерва. Надел черную рубашку. Моя розовая — в стиральной машине. Улыбается и наливает чай, а сама давит на Анни, чтобы та меня бросила. Первый ясный день… Светло… Пойду выгуляю Вегу и сам заодно выгуляюсь.
Размечтался — опять пошел снег. Хоть бы снег… Падают белые хлопья, и асфальт весь мокрый. Волосы мокрые, не хуже асфальта под каблуками, липнут к щекам. Уже привыкаю к пасмурным дням. Вега бегает, а я за ней.
Почти ночь. Открыта форточка, и пахнет холодом и сыростью. Ходили с Анни по парку, а впереди бежала Вега. Рассказывали друг другу анекдоты. Хохотал до упаду.
Смотрел в окно. Гудела перемена за спиной и голова на плечах. Зеленая рубашка под цвет лица. Смотрел на дорогу. По ней ездили машины, и она напоминала реку… Если идти, то увидишь реку. А если не идти, то не увидишь.
Всю ночь не спал. Простудился — хотел речку перейти. Температура… Анни обещала зайти после школы. У нее сегодня химия. Ем малиновое варенье. Очень люблю малиновое варенье… Хорошая вещь… От него умирать не хочется. Пока предков дома нет, пойду покурю.
В одной рубашке на дворе холодно. Умылся холодной водой… Каждые полчаса выхожу на задний двор курить. Дома никого нет, кроме меня, Веги и холодильника. Считаю холодильник за живого. Он так мурлыкает… Съел бутерброд. Температура 37. Сижу дома. Говорил с Анни по телефону.
Вечер. Тихо падает снег. Романтическое настроение. Читал книжку и смотрел фильм. Где-то за тучами звезды… Сатурн — тоже звезда.
Ночью снился странный сон. Одинокий дом в снегах и эхо. Я хожу по дому, и в нем много галерей. Звук щелкающих каблуков по паркету. Сколько можно ходить?… Помню еще разбитое зеркало. Пойти разбить, что ли?
Снова гулял в парке. Тепло. Анни подарила мне белый шарф, и я его не снимаю. Встретил девушку, очень обычная, волосы какие-то красные, а вот глаза красивые, как у Анни. Каре-зеленые. Анни уехала, чуть-чуть скучаю. Каре-зеленые…
Снег, снег. Ветер. Весь день в парке. Вега счастлива. Шелестят желтые листья по аллеям. Они все еще желтые, а скоро будут гнилые. Сквозь тучи светит солнце, и листья сияют. Смотреть больно. Пойду домой.
Где-то рассвет. Приехала Анни.
Встретил Русю. Покурили, напились. Устал ужасно… Почему в парке деревья черные? Тоска загрызла, а я сигарету…
Есть такое чувство — нежность. Такое тонкое, как розовый шелк, и шелестит… Нежность. Чудесное слово. Плакал в парке допоздна.
По ночам — звезды. Плохо. Вчера я умер.
Снег.
Снег.
Снег…»
Снег вздохнул — внутри дневник тоже был хорош; почти рассказ; он вспомнил себя в семнадцать лет: они с Максом уже четко знали, чего хотели, будто им это предсказали; уехали в столицу; Макс поступил на математическое отделение, смотрел в телескоп, создал журнал фантастическо-мистической литературы и необычной научной публицистики, нестандартных исследований, работ, монографий, — «Медаззалэнд» — яркий, глянцевый, с флуоресцентной обложкой; внутри вкладки — схема машины времени или «Тысячелетнего сокола» — корабля Хана Соло, или шикарная фотография Марса, или северного сияния, или карта путешествия Стрелка из «Темной Башни» Стивена Кинга; журнал и Макс быстро стали знаменитыми, причем именно среди ученых; учредили даже премию для молодых физиков, математиков и астрономов от журнала; сейчас Макс почти ничего не пишет туда, кроме колонки редактора и рецензий. А Снег в это время учился на судмедэкспертизе — это было что-то ужасное — все дни в морге; Снег вспомнил забавный момент: в кабинет заглянула девушка, психолог, первый курс, она отстала от своей группы, никак не могла их найти в бесконечных коридорах; Снег сказал ей, как пройти, и снял перчатку — перчатка щелкнула, и девушку всю забрызгало кровью, девушка упала в обморок; «хорошенькая», — подумал Снег, приводя ее в сознание; но у них ничего не было, она пришла в себя, отмылась и, извиняясь за свою слабость, ушла; а потом они встретились на его первом расследовании: серийный убийца Элайджа Волин сбежал из тюрьмы, оставляя за собой кучи трупов, но был неуловим — он убивал всех людей, которые попадались ему на пути: в магазинах, автобусах, попутках, мотелях; ножом, подаренным на пятнадцатый день рождения; им он убил всю свою семью — родителей, дедушку, младшего брата; потом соседей; из тюрьмы он сбежал, ударив охранника головой о косяк; затем снял с него пистолет и очень быстро передвигался по корпусу — стреляя в охранников и придерживая двери, а потом просто пошел через двор, изображая посетителя, и его пропустили, никому даже в голову не пришло, что это Волин, «бегущий по лезвию», как его прозвали газеты, — была всего одна его фотография, школьная, охристая; а ему на момент побега уже исполнилось девятнадцать лет, и он был очарователен — настоящий ангел, с ямочками на щеках, пухлым розовым ртом, пышными взъерошенными волосами, огромными голубыми глазами, ресницами как цветы — потерянный ребенок; маленький и хрупкий; для всех следователей оставалось загадкой, почему он убивал и как, откуда в нем были такие силы — на всех людей на своем пути, девушка-психолог умела читать мысли людей и видеть будущее; она улыбалась Снегу, тоже вспомнила его; «Элайджа ни о чем не думает, — сказала она, — вообще ни о чем, полная темнота; у него в голове дом, в котором снесены все лестницы и вылетели все пробки, и лампочки перегорели, и вода течет по стенам»; самым ужасным казалось убийство молодой рок-группы, они выпустили свой первый альбом, и песни из него крутили везде — они были новые боги: скрипка, рояль, бас-гитара, высокий яростный голос; они подвозили Элайджу, и он убил их, скинул тела в канаву; и Снег разъярился и нашел Элайджу в общественном туалете; и сам впервые был готов убить — полицейские держали его за руки, потому что он налетел на Элайджу так, будто упал с крыши, и начал бить головой об унитаз; просто Джеймс Бонд. Сейчас Элайджа сидит почти в Азкабане — в тюрьме высоко в горах, туда и оттуда — только вертолетом; Снег вздохнул — в семнадцать лет он резал трупы, читал Ламброзо, Видока, ставил химические опыты; и еще писал музыку: однажды вечером за ужином — они сразу купили эту квартиру, большая, светлая, в красивом старинном доме, соседи их ненавидели за постоянные взрывы в комнате у Снега и за рояль, но потом, когда они стали знаменитыми, поутихли, улыбались при встрече, — и однажды за ужином Макс сказал: «тут мультик ставят по братьям Стругацким, по «Стажерам», ищут композитора, я порекомендовал тебя»; «Макс, ты что?! я же ни разу ничего не писал…» «надо же когда-нибудь начинать», — спокойно ответил Макс и навернул на вилку еще клубок спагетти; и тогда Снег написал музыку — легкую, светлую, пафосную, стремительную, с трубами, волынками и барабанами, почти шотландский гимн; ему было комфортно, несмотря на переживания: команда, работавшая над мультфильмом, вся была молодая; а «Стажеры» получили кучу премий, в том числе и за музыку; как же они напились с Максом, когда ему дали «Золотой глобус» за лучший саундтрек… Ему никогда не хотелось покончить с собой; если только от обилия дел и идей — как говорил Макс, свирепея: «вот было бы здорово сесть в теплую ванну, застрелиться, а потом помыться и пойти есть макароны».
