Винсент Килпастор - Беглый
Таксист, который не удосужился ответить ни на один мой вопрос по дороге, привёз меня в совершенно неожиданное место. Это была русская церковь на Госпитальной. Стояло раннее утро и остановившиеся такси разбудило стаю крикливых ворон. «ААААРРРР» инфернально заорали вороны хором и сделали круг над свежей позолотой куполов и Госпитальным рынком.
«Кафедральный собор Успения Божией Матери» — я прочёл табличку на воротах, того места что ташкентские русские просто называют «церковь на госпиталке».
— Пройдёшь не останавливаясь прямо до самого амвона. Тебя найдут. Пару сумов дай мне для виду. Давай. Удачи.
Таксист-шпион отчалил. Я медленно обошёл всех калеченных, слепых и расслабленных, тянущих ко мне будто к Спасителю свои сучащие лапки.
В храме от блеска золота, запаха тающего воска и торжественной тишины стало не по себе. Словно угодил в другое измерение. Торжественность и необычайность атмосферы, казалось приступили к какой-то очистительной, исцеляющей работе во мне. Моё бренное тело, вся прозаическая суть ожили и заискрились в тёплом свете. Целую секунду я, атеист до мозга костей, находился в Божьем присутствии. Целую секунду я таял как свечка и чётко понимал, что значит описание рая у Иоанна Богослова — просто стоять в Его присутствии и петь Осанну.
«Шапку шними» — вдруг зашипела на меня торгующая свечой скобяная бабка справа. «Нельзя тута в шапке».
Привычным лагерным жестом, я рванул с головы бейсбольный чепчик, и снова глянул туда, где секунду назад со мной общался Он. Но старая ревнительница веры и не думала оставлять нас наедине. «Крештишь!»
Я начал было неловко осенять себя крестом, как гарпия вознегодовала: «Правой рукой крештишь, богохульник несчастный. Ай-ай-ай-ай!» Убоявшись этой исполненной смиренной любви бабуськи, я рванул к амвону. «Не бегом» — шипела она мне в след. У амвона я сделал ещё одну дерзкую попытку перекрестится. Кажется удалось, потому что я испытал похожее на первоначальное чудо чувство.
Я стал рассматривать икону с печальными глазами и думать является ли вдохновение художника-иконописца эдаким духовным видением, визуальным посланием направленным к слабым в вере и вечно сомневающимся человекам. Или всё же правы мусульмане, считающие подобные изображения великим грехом?
— А вы читали «Прощай оружие Хемингуэя»?
Я совершенно обомлел, но не настолько, чтобы не выкрикнуть доведённый до автоматизма отзыв:
— Нет! Но я смотрел экранизацию!
Бабка решительно направилась ко мне, но батюшка остановил её жестом и мягко прошептал:
— Экранизация, Шурик, это уже не Хемингуэй.
Несмотря над седоватую бороду-оклад и священное «облачение», майор комитета государственной безопасности Сметанин Михаил Иванович почти совсем не изменился.
3.21
— Ну а куда мне переводиться ещё было, разве что в ОБХСС?
Мы оба засмеялись и оглянулись на недовольную свечную барыгу. Михал Иванович, отечески обнял меня за плечи и повёл в свои поповские служебные застенки. Не знаю как там это у них кличут — ризница или светлица. В маленькой комнате, он плотно закрыл за нами дверь и плеснул по полстакана вина из бутыли с надписью «Серен Кьеркегор. Кошерный кагор».
— Как здоровье, Михал Ваныч?
— Вскрытие покажет. У самого-то как? Торчишь?
— Вовсе не торчу. Не спал толком. А вы, как я посмотрю, теперь к православию решили обратиться?
— За встречу, Шурик.
— За встречу, товарищ майор.
— Подполковник. А по легенде — протодьякон о. Анисим.
— Протодьякон это что-то из области молекулярной физики?
— Не богохульствуй, сын мой. Я тут с делегацией от Московской патриархии. Сопровождаю святые мощи почившего старца Исидора Пелусиота.
— А! Понятно. Как всегда. В нужном месте в нужное время.
— Нет, дорогой ты мой грешник, это ты у меня теперьча в нужном месте и в нужное время.
* * *На агрессивно колючем заборе в Кэмп Рино заметно плохо затёртое граффити: «У вас есть часы. А у нас есть время» и подпись — Талибан. Кандагар это центр пуштунского мира. Покорить Кандагар полностью не удавалось ни англичанам, ни русским, ни теперь вот — мировой коалиции добра. Избрать Кандагар местом для тренировочного лагеря национальной гвардии Афганистана состоящей в основном из таджиков Ахмад Шаха и узбеков генерала Дустума было правильным стратегическими ходом. Возникни какой серьёзный антиправительственный бунт — Кандагар станет скорее всего его центром. Недолюбливающие пуштунов узбеки и таджики охотно станут бунт подавлять.
Мы с Доном закусили казённый митлоуф и варёной кукурузой. После митлоуфа приятная часть нашего путешествия кончилась. Защищённый и вооруженный до рогов лагерь «Носорог» предстояло покинуть и отправится в тренировочный центр афганской гвардии. По тому, как быстро и ловко Ван Эппс натягивал кевларовый броник, денёк нам предстоял еще тот. Сопровождающего эскортмена звали капитан Ясеф.
Капитан Ясеф был кадровым афганским военным ещё со времен Зокир-шаха. Сказал, что воюет с 1979 года. Мне тогда было шесть лет, а Ясеф уже воевал, как Аркадий Гайдар. Как и любой восточный мужчина, Ясеф любил прихвастнуть. «Дайте мне сто человек. Сто преданных, хорошо обстрелянных и вооружённых человек и я захвачу любой город, даже Кабул».
— А Ташкент?
Он глянул на славянскую фамилию на моем бэджике и с улыбкой сказал мне:
— А ты шурави.
Ясеф был нашим экскурсоводом по лагерю, и в тоне его экскурсии было явственно слышно, что к идее создания современной национальной гвардии в Афгане, Ясеф относился скептически. Гвардейцев обучали стрелки-снайперы из нацгвардии штата Вермонт. Казармы, похоже были построены ещё в советское время. Стандартные трёхэтажные здания. Сейчас в них почти не осталось стекол, а вместо отопления в каждой комнате стояли буржуйки типа «сталинград». Климат в Кандагаре и правда ужасный — очень жарко днём и до тряски холодно ночью. Суточный перепад почти в двенадцать градусов. Людям с гипертонией там верная могила. Хотя быстрее всего они умрут наступив на мину или словив шальную пулю.
Хотя форма новой афганской полиции и гвардии была пошита из того же материала и по тем же шаблонам, что и американская, на солдат башибузуки не походили совсем. Гимнастёрки и штаны сидели мешком и пузырились на коленях. Дорогие кевларовые смарт-каски им не полагались. Гордости Афганистана заказали где-то тяжеленых кастрюль формой напоминающих вермахтовские времен второй мировой. Не удивлюсь, что их отлили где-нибудь в Запорожье. Рособоронэкспорт явно нагрел руки на этой войне — вся нацгвардия молодой республики была вооружена системой старика Калашникова.
* * *— Шурик, сынку, времени у нас совсем в обрез. Я знаю у тебя самолёт. Поэтому давай сразу к телу. Ты уже понял, что я именно московскую патриархию тут представляю?
— Понял конечно же. Именно московскую. Именно патриархию. Даже знаю на какой площади кабинет патриарха.
Сквозь мозаичные окна собора на пол упали первые разноцветные лучи солнца. Я не мог поверить, что мы в Ташкенте, на госпиталке. Казалось разговор происходит в тайных подземельях Ватикана, а человек, которого я когда-то знал под фамилией Сметанин, на самом деле кардинал Мазаринин.
— Ильдар мой человек. А я его куратор. Много лет. Он сейчас очень рискует. Люди в Ташкенте просто исчезают в последние годы. Растворяются в воздухе. Говорят инопланетяне активизировались. Поэтому Ильдара мы с тобой будем беречь от инопланетян. Он нам обоим нужен.
— Иноплатеяне. Ильдар мой любимый куратор, конечно же я буду его беречь.
— Нет. Он просто связной. Твой настоящий любимый куратор это я. Был и останусь пока смерть не разлучит нас.
— Как пафосно. Могли бы хоть посылочку за шесть-то с половиной лет оправить в лагерь. Там люди торгуют телом за пачку сигарет с фильтром. Видимо был в ненужном месте и в ненужное время. Отработанный материал. Но я все равно рад вас видеть.
— Да в ненужном, Шура, в ненужном. И я тебя предупреждал быть дисциплинированным. И говорил, что закончишь тюрягой. Ну ничего это у тебя второе высшее. Ладно проехали с сантиментами. Вода под мостом, как говорят у потенциального противника. Вода пролилась, игра началась.
Михал Ваныч принёс кожаный портфель, больше подходящий для удачливого бракоразводного адвоката, чем протоплазменного протоиерея. Куратор вытянул оттуда красочный альбом «Юбилей Ташкентского метрополитена». Мозаика отразилась в его глянце.
Открыв одну из страниц, подполковник, скорее всего ФСБ, ткнул меня носом в фотку строящейся станции новой юнусабадской ветки. Рядом с фоткой станции в альбом была вшита гибридная карта американской военной базы К2 — Карши Ханабад. На чёткую фотографию со спутника накладывается топографическая карта с легендой. На схеме было видно всё, даже наш с Эппсом пивной вагончик с Балтикой зеро. Оплот разврата в Оплоте Свободы.
