Йона - Фред Скарди
— Как думаешь, там есть кто-нибудь? — спросил Орди, глядя в небо.
Сначала Йона подумала о колонистах, живших на станции; потом о колонистах на Луне и Марсе.
— Что ты имеешь ввиду? — спросила Йона. Вряд ли он спрашивает о чем-то, о чем сам знает не понаслышке.
— Бог, — произнес Орди. И взглянул на Йону.
— Бог? — вопрос сбил Йону с толку. — Бог?
Орди, продолжая глядеть на нее, заговорил:
— Когда я оказался в том соборе, я что-то почувствовал. Там были эти скульптуры, фрески... — Орди замолчал, словно собираясь с мыслями. — Это напоминало перехват контроля оператором, но при этом, я оставался свободным... — Орди снова замолчал. Взглянул на город, снова на Йону. — Знаешь, эти фрески, они ведь исчезли со стен, лишь мои сенсоры воспринимали то, что там было когда-то; скульптуры — большинство сломаны, я даже не знаю, кого они изображают — у меня нет сведений в базе данных. И сам собор, он уже больше столетия заброшен. Но там что-то было... Или кто-то... Я сначала думал, что там и правда кто-то есть... Прошелся несколько раз по округе, прежде чем уйти... Я вернулся в здание и... наступил момент, когда мир на какое-то время растворился. Я не знаю, как это объяснить. Я думал, такие ощущения доступны только людям. С одной стороны, меня охватила бессмысленность моего существования как робота. И одновременно — ощущение, что, может быть, за пределами моей жизни и всего, что меня окружает есть то, что люди называют «богом»... есть то, что может наполнить мою жизнь чем-то превосходящим все то, что в меня заложено, мой опыт, всю сумму моих знаний. Это странный для меня опыт. Или это сбой во мне, или это все реально. — Орди сделал паузу. — Но то, что я там ощутил, я чувствую до сих пор.
Йона долго смотрела на дергающийся всполох вокруг центральной камеры на лице робота. Поразило не только то, что он говорил, но и как. С эмоциями. От своего имени, не в третьем лице, как все униатские роботы, которым Орди когда-то тоже был. Это что-то новое... необычное... это пугало...
— Я даже не знаю, что сказать, — наконец вымолвила она. — Я никогда об этом.... я с таким не сталкивалась... в первый раз.
— Знаешь, что? — сказал Орди. Голос прозвучал странно, с какой-то непередаваемой интонацией, которая никогда ему не была присуща. — Орди стало жалко всех тех, кого он там убил. Это нормально?
Йона была поражена. Для униатского робота, каким много десятилетий был Орди, испытывать сострадание к врагам — это действительно ненормально. Что же с ним такое случилось там, в развалинах румынского собора?
Глава 4
В современном мире больше не снимали кино. То, что снималось — короткометражные фильмы, не сильно отличающиеся от простой фиксации того, что происходит перед камерой, без замороченных спецэффектов прошлого. Последний фильм, о котором можно было найти упоминание в энциклопедии полиса, датировался 2411 годом — назывался он «Девастация», довольно забавный, даже для своего времени, фантастический фильм. Снят он был на полном энтузиазме группой бывших кинематографистов, которые еще продолжали заниматься знакомым и любимым делом. Киностудии к тому времени уже тридцать лет, как канули в Лету, и не подлежали восстановлению — мир стремительно менялся, единство человечества распадалось, правительство Унии, известное как Совет, после безуспешных попыток навязать новое видение мира, объявило войну несогласным и занялось их истреблением — под благовидным предлогом «ради светлого будущего всего человечества».
Забавным же фильм казался Йоне из-за того, что был данью любителям ретро — в нем, как в старинных кинокартинах, повествовалось о борьбе людей и машин друг против друга. Даже двести лет назад все более очевидным становилось, что машинный разум развиваясь, прекращает воевать — ему было гораздо интереснее познавать мир, чем разрушать его, изучать человека, чтобы совершенствовать себя, а не уничтожать его... Именно по этой причине Уния отказалась от развития ИИ и перешла к управлению роботами посредством операторов.
Фильмы в SU-24 привозили дважды в месяц, к выходным. Фильмы были разные, за субботу и воскресенье можно было посмотреть истории о любви, о космосе, о пришельцах, о прошлом и будущем, великих людях и событиях, и о многом другом. Йона даже не представляла, как можно было создавать такое количество разных историй на все вкусы.
Когда Маркус сказал, что хочет сходить с ней в кино, ей представилось, что пойдут они на романтический фильм, но Маркус выбрал фильм о супергероях. «Супергерои — значит супергерои. Зато с Маркусом. Наш первый фильм», — думала Йона, которой были больше по душе картины о настоящих людях — сильных, по-настоящему сильных, но обычных людях.
Кинотеатром на эти два дня каждый раз становился один из нескольких больших залов мэрии, располагавшийся на первом этаже. Йона с Маркусом пришли на вечерний сеанс, к шести. Йона надела то самое платье, которое было на ней в последний день учебного года. На запястье правой руки красовались часы, подаренные Маркусом. Оставалось еще двадцать минут до начала следующего фильма. За дверью слышался громкий, не очень разборчивый гул идущей картины. На входе в мэрию сидела Вита, одинокая женщина за пятьдесят, потерявшая мужа и детей, которая в обычные дни занималась в мэрии тем, что прибиралась в рабочих кабинетах и ухаживала за цветами на окнах. Сейчас она доставала из пластиковой коробки небольшие прямоугольные жетоны, которые назывались «билетами». В прежнем мире, помнила Йона, билеты покупали, и без них нельзя было попасть на свой сеанс. Сейчас же билеты, хоть на них и было выбито место, которое нужно занять в зале, на самом деле ничего не значили и были данью традиции. «Билеты» просто выдавались на входе всем желающим, потому что фильмы показывались бесплатно.
— Спасибо, — сказала Йона, получив свой жетон.
Маркус тоже поблагодарил Виту, и вместе с Йоной
