Семь - Юлия Резник
– И что же это?
– Воздержание…
2. Зависть.
Нана
Утром следующего дня я проснулась от боли. Эта боль была такой сильной, что от нее темнело в глазах. Такой сильной… что уже не было сил с ней бороться. И хотелось лишь одного – прекратить ее. Прекратить…
Я протяжно застонала и, открыв глаза, встретилась с пристальным взглядом мужа.
– Плохо?
Я не смогла ответить. Только медленно опустила веки, соглашаясь.
– Я сейчас позову врачей, маленькая… Мы сейчас все решим!
Да… Мы отсрочим агонию.
После волшебного укола мне действительно стало легче. Я уснула и проспала почти до обеда. Вообще, если бы мы жили еще сто лет назад, меня бы уже давно не было. Я бы умерла, максимум – через год от начала болезни. Опухоли, подобные моей, тогда были летальны в ста процентах случаев. Благодаря достижениям современной медицины – я протянула три года. И по большей части радовалась отвоеванному у смерти времени. Но только не тогда, когда боль была такой сильной.
– Привет, – шепнул Яков. Он знал, что когда мне делалось хуже, мой слух становился очень чувствительным. Поражение височной доли доминантного полушария головного мозга было довольно неприятной штукой. Когда я впервые прочитала о возможных симптомах этого заболевания, меня охватила паника. Я поняла, что в любой момент могу потерять себя. Со мной могут случиться слуховые, обонятельные, вкусовые, иногда даже зрительные галлюцинации… Я могу потерять речь, перестать адекватно воспринимать реальность… Со мной могут произойти выраженные вегетативные расстройства, неадекватные эмоциональные реакции и прогрессирующее расстройство личности… Даже смерть не пугала меня так сильно…
– Привет…
– Ну, как ты?
– Лучше… Не смотри так, я не шучу.
– Нужно позвать доктора. Пусть он тебя осмотрит.
– Зачем? Вряд ли что-то изменилось за те пару часов, что я спала.
– Нам нужно следить за твоим давлением.
– И с этим с успехом справляется робот. Видишь, – кивнула я на дисплей, – все в полном порядке.
– У тебя учащен пульс, я все же схожу за врачом.
Если Яков что-то втемяшил себе в голову, то отговаривать его не имело смысла. Совершенно. Я повела плечом и снова прикрыла глаза.
– Убавить свет?
– Нет. Все в полном порядке.
Когда за мужем закрылась дверь палаты, я поднесла руку к лицу. Она показалась мне необычно маленькой. В то время как ярко-оранжевые герберы на тумбочке, напротив – очень большими. Я поняла, что то, чего я так долго боялась, подкрадывалось ко мне все ближе… Мое зрительное восприятие исказилось. Я понимала, что герберы не могут иметь форму огромного треугольника, но видела я их именно так. И это так сильно пугало…
Дверь в палату отъехала, и на пороге возникла тонкая хрупкая женщина. Я моргнула, в попытке избавиться от наваждения, но ее образ никуда не исчез.
– Привет, Нана…
– Анна? Какого хрена ты здесь забыла?! Мы не даем комментарии прессе!
– А разве я их прошу?
Мне показалось, что она удивилась. А может, это очередной глюк? Вдруг ее вообще здесь нет? И мне все привиделось? Паническая атака накрыла меня с головой. Кровь в голове запульсировала. Приборы противно запищали. Анна затравленно осмотрелась:
– Что происходит? – озираясь по сторонам, спросила она.
Но я не могла совладать с собственными эмоциями. И ответить ей не могла. Тогда она нажала на тревожную кнопку, и спустя пару секунд в палату ворвался Яков.
– Кто вы? Какого черта вы здесь забыли? – заорал он.
– Я – донор. Всего лишь донор… Сестра.
Я рассмеялась.
– Она врет, Яков. Это обычная репортеришка из числа многих. Гони ее в шею.
Яков внял моим просьбам. И блаженная тишина вернулась в палату. Жаль, что не в мысли… Сестра, как же… В свое время мы с Анной были конкурентками. Точнее… Она всегда была впереди, а я догоняла. В то время, как я всего лишь вела модный блог, она уже брала интервью у звезд Конфедерации первой величины. А когда я доросла до этого – Анна провела масштабное журналистское расследование, изобличающее двух сенаторов, и получила Пулитцера. В последний раз мы виделись, когда я решила пойти по ее стопам, и взялась за расследование исчезновения Избранных женщин. Она каким-то образом узнала об этом, и предупредила меня не соваться туда, куда не следует. Я слабо верила в ее благие намерения и, естественно, сделала все на свой нос. О чем потом пожалела. Мое журналистское расследование ни к чему не привело, а я сама оказалась в опасности. Впрочем, если бы не это… я бы никогда не узнала Якова. Это он меня спас, когда нас с оператором взяли в заложники Свободные.
Я никогда не забуду тот день. По наводке информатора, мы с моим оператором Таем устроили засаду около одного из криобанков. У нас была неподтвержденная информация о том, что именно здесь в неволе содержат нескольких Избранных. Мы не до конца понимали, зачем это делается, и с чьей легкой руки… Черт, да у нас даже не было доказательств того, что это действительно происходит! Но мы окопались неподалёку и ждали, время от времени запуская дроны, оборудованные камерами, на территорию криобанка. Именно благодаря им совершенно случайно мы засняли нападение Свободных.
Ночь взорвалась воем сирен. Террористы атаковали здание криобанка. Началась настоящая мясорубка, которую мы выдали в прямой эфир, решив продолжить съемку, невзирая ни на что. Тот репортаж позже набрал более десяти миллиардов просмотров и был удостоен десятков различных наград. Но все это как-то вдруг стало неважно. Моя самая большая награда в жизни уже была у меня в руках. Мой муж. Мой Яков…
Но это было потом, а тогда… Никогда в жизни мне не было так страшно. Я не знала, что со мной сделают террористы. Потребуют выкуп, или убьют меня, или будут пытать… Я лежала связанной в запертой темной комнате, потеряв счет времени. Я не ела уже бог знает сколько времени, и пила далеко не так часто, как мне того бы хотелось. Поэтому появление бестелесной тени, скользнувшей в окно, я восприняла уже, скорее, как галлюцинацию. Человек не мог так двигаться.
– Генерал-лейтенант армии Конфедерации Яков Гази. Слышал, вам нужна помощь…
Я отчаянно закивала головой, хотя так до конца и не верила, что генерал-лейтенант армии Конфедерации Яков Гази был реальным. А если и был, то разве военные в таких званиях принимают участие в операциях по освобождению заложников? В моем представлении они сидели в каком-нибудь важном штабе и наблюдали за всем со стороны…
– Отлично, тогда сейчас нам придется пролезть вот в это окно, –
