Евгений Максимов - Тот, кому нельзя доверять
— Я человек интеллигентный, хотя по моему виду это и незаметно, — сказал он виновато, как бы извиняясь за свою внешность, которая напоминала поговорку: «Сила есть — ума не надо», — понимаешь, нас здесь держат для того, чтобы определить степень доверия между нами. В зависимости от результата, они будут действовать дальше.
— Какого результата? Как они будут действовать? Да кто такие эти они, в конце-то концов?
— Не знаю, — ответил он тихо, и тут же его голос изменился, он добавил хрипло и кровожадно, — Очень скоро я тебя убью.
Видимо вид у меня после его слов был весьма забавный, потому что он добродушно расхохотался, подняв голову к потолку.
— Ты можешь вести себя нормально? — спросил я жалобно, — так, как ты ведёшь себя всегда.
— Ага, — прохрипел он злобно, — Я злой и страшный серый волк…
Тут он опять расхохотался, а я почувствовал себя окончательно запутавшимся.
Дверь открылась и в комнату просочился маленький лысый человечек. Именно просочился, а не прошёл — все его движения были такими плавными и утонченными, что он не ходил, а перетекал с места на место. Вот он стоит у входа, а вот он уже возле моей постели. Быстро, но совершенно бесшумно, и не видно никаких шагов. Просто перетёк. Его маленькие глазки беспрерывно бегали из стороны в сторону и в них светился ум, выдавший в нём гения. Причём, несомненно, злого гения! Это мне не очень понравилось, но я предпочел никак не выдавать своих чувств и смотрел на него совершенно спокойно, ожидая начала разговора.
— Здравствуйте молодой человек, — проговорил он мягким убаюкивающим голосом, — как ваше самочувствие?
— Абсолютно нормально, если не считать того, что мне не дают перемещаться. Какого черта меня здесь держат?
— Не нужно нервничать, — в его мягком голосе появились едва заметные стальные нотки, — С вами всё в порядке. Вы перенесли огромное потрясение, говорят вас пытались убить, но теперь всё хорошо.
— Тогда почему меня держат здесь?
— О, это очень сложная и запутанная история. Вы ведь вчера имели удовольствие общаться с одним из моих самых старых пациентов. Это замечательный человек во всех отношениях кроме одного.
Доктор сделал многозначительную паузу и поднял вверх палец.
— Он просто хочет вам добра!
— Я его никогда не видел.
— Видели, молодой человек. Видели в детстве, всего пару раз в жизни. Он работал акушером. Он присутствовал на ваших родах и вы ему ужасно понравились. Он вбил в себе в голову, что вы можете стать величайшим человеком на Земле.
— Может быть, он и прав, — ухмыльнулся я, мне начинал нравиться этот человек.
— Всё может быть, — согласился он легко, — а может и не быть… Главное в том, что он провёл тут некие параллели с великими людьми. Джон Леннон, к примеру. Его убили! Он одержим мыслью, что и вас убьют. Вот молодой человек, который лежит на соседней полке и мог бы стать вашим убийцей. Он умен, но он неудачник. У него не жизнь, а сплошная черная полоса — его никто не любит, все считают его огромным амбалом, а в голове — пустота. Для того, чтобы завоевать славу он вполне мог бы убить вас, а потом сказать: «Я велик тем, что убил великого человека!». И стал бы популярен, могу вас уверить. За один день он стал бы тем, кем вам нужно было бы становиться целую жизнь! Ах, это так романтично! Есть убийства из мести, из ревности, из корысти, из патриотизма, убийства ради убийства, а тут — такой случай! Убийство, ради славы, пусть даже в тюрьме, или посмертно. У нас ещё не отменили смертный приговор?
Он задумался, пытаясь вспомнить действующее законодательство, а я решил вмешаться:
— Но ведь он меня не убьет?
— Убью! — раздался ужасный вопль с соседней кровати, — Утоплю, застрелю, размажу катком по асфальту, вставлю в жопу паяльник и воткну его в розетку, возьму кухонный нож и на мотаю на него твои кишки, затрахаю до смерти, сделаю из твоего черепа….
— Молодой человек перестаньте паясничать, — доктор очнулся от своих размышлений, и посмотрел на моего соседа. На его щеках появился легкий румянец. Ответом на его слова был всё тот же добродушный хохот, — дело, еще раз повторю, не в этом молодом человеке, а в другом пациенте. Он для меня очень дорог — я с ним уже так долго работаю, что он, можно сказать, стал моим учеником. Но своё призвание ему никогда не забыть. Он всегда продолжает следить за вами, уж и не знаю, как ему это удается. И вот он возомнил, что этот молодой человек, — доктор указал на соседнюю койку, — хочет вас убить. Он, без моего ведома, решил нейтрализовать вас обоих и перетащить сюда. И я даже не знаю, что мне теперь делать.
— Отпустите меня, ведь теперь мой псевдовраг находится под наблюдением вашего одомашненного психа.
— И вы хотите, чтобы этот молодой человек всю свою жизнь провёл в этих негостеприимных стенах? — доктор покачал головой, — я не могу этого допустить.
— Ведь мой лучший пациент даст ему уйти. Вы поймите — в больнице есть много галюциногенных и психотропных средств. Этот молодой человек будет до предела накачан наркотиками и выпущен на охоту. На охоту за вами! Мой ученик попытается спасти вас от убийства, но ведь он может и не успеть! Не каждый же раз ему будет улыбаться удача…
— Так заприте своего психа в изолятор, — заорал я, — он опасен.
— Ай-ай-ай, молодой человек. Ну зачем же так нервничать. Я могу ведь подумать, что вы сюда попали не случайно — может быть вам действительно стоит подлечиться?
— Извините, я погорячился, — сказал я, как можно спокойнее, — но ваш странный пациент вчера сделал мне весьма больно.
— Да-да, я знаю. Он уже наказан. Он пытался доказать вам, что в вас действительно стреляли. Разумеется, это не может быть правдой. Но я бы все-таки не рекомендовал вам покидать больницу, пока вы не окрепнете. К тому же я не знаю… Может быть пациент прав? — доктор перешел на доверительный шепот, склонившись к моему уху. Я, впрочем, не сомневался, что мой сосед всё слышит, — Может быть вас действительно хотят убить?
Доктор бросил быстрый взгляд в сторону моего соседа и тут же вновь внимательно посмотрел на меня.
— Я не знаю, — пришлось признаться мне, — но я ведь не великий человек.
— Это может быть всего лишь маленькой частью легенды, которая врёт, хотя вам, наверняка, суждено стать великим. Ведь вы ещё так молоды. Этот молодой человек сделал такой же вывод и вот вы под прицелом. Я думаю, что не стоит рисковать. Желаю вам приятно провести время в наших стенах, а я поспешу на суровую беседу со своим бестолковым учеником. Надо выяснить всё поподробнее.
Он раскланялся и перетек к двери, там остановился, лукаво посмотрел на палату и проговорил:
— Не скучайте.
После этого он вытек за дверь и в комнате остались только я и мой убийца, причем до сих пор не понятно правда ли это. Кому здесь можно доверять? Кто врёт, а кто говорит правду? Всё это смахивает на забавный сюрреалистичный сон, которому давно пора закончиться, но он упорно не хочет оставлять меня в покое…
— Ну, как тебе их тест на предел доверия? — с улыбкой проговорил мой сосед.
— Дегенератизм полнейший, — зло сказал я, — Меня совершенно запутали.
— Это-то как раз кажется мне совершенно логичным. Человек, который ощущает, что он запутался и ничего не понимает в происходящем, легко управляем. У него нет того рычага управления событиями, который называется доверием. Мы можем управлять миром только в том случае, если мы доверяем ему. Если человек не входит в число тех, кому мы доверяем, то мы не осмелимся им управлять — побоимся предательства. Это, наверное, правильно. Но управлять тобой пока не собираются. Также, как и мной. Нам просто немного хотят скорректировать психику, чтобы мы удовлетворяли начальным условиям эксперимента. Это не больно и не страшно. Твоя коррекция уже понятна — ты не будешь никому доверять. А вот что будут делать со мной непонятно до сих пор.
— Какой ещё эксперимент? — спросил я вяло.
— Не знаю, — сказал он быстро. Слишком быстро для того, чтобы сказать правду.
— Ну и ладно, — как же я могу кому-либо доверять, если меня то и дело обманывают.
— Слушай, — сказал он примирительно, — ты вчера рассказывал мне про фотографии. Не хочешь подробнее объяснить, что ты хотел сказать. Я вроде бы примерно понял, но интересно услышать твою трактовку.
Это было уже что-то. Тут и у меня появилась возможность немного поговорить.
Я напряг память, вспоминая слова моего недавнего собутыльника, и начал медленно рассказывать:
— Фотографии, как бы это объяснить, больше всего это похоже на верёвки, которые удерживают нас в этой жизни. Именно они образовывают тот фундамент доверия, благодаря которому мы можем воспринимать этот мир. То, что было хотя бы раз сфотографировано, уже никогда не меняется и проживает эту жизнь таким же, как ты его увидел в момент съемки. Если бы не фотографии, мир бы никогда нельзя было увидеть — он был бы просто кучей смазанных пятен, в которых смешивалось всё, что ты видишь. А так — ты просто отбираешь из увиденного то, что тебе знакомо — остальное отфильтровывается. Иногда тебе на что-то указывают и в твоём запасе появляется ещё одна фотография. Часть фотографий со временем устаревает — их можно выбросить, они уже не дают ощущения доверия. Но большинство всё-таки неизменно проживают ровно столько же, сколько живешь ты. Вот примерно так и обстоит дело с фотографиями.