Вадим Проскурин - Киберволки
— А вы уверены, что это «Сапфир»? — спросил я. — Уж очень странно все это выглядит…
— Источник абсолютно надежный, — заявил Василий Дмитриевич. — Косвенные данные тоже подтверждают версию. Из Нижнего только что сообщили, что конфискованные диски продали из-под полы Дадамяну.
— Чего он хочет? Передела сфер влияния? Или будет снова предлагать объединиться?
— Вот ты и разберешься, — сказал Василий Дмитриевич. — У меня есть информация только о фактах, но не о намерениях. На контакт со мной Дадамян не выходил, до вчерашнего дня вообще никаких предвестников не было.
— Почему он начал действовать именно сейчас? — задал я риторический вопрос. — Что его спровоцировало? Мы ему дорогу нигде не переходили, все договоренности соблюдали пунктуально. Может, у нас какая-то слабость появилась? Кого-то из крыши поперли на пенсию?
— Типун тебе на язык! — воскликнул Василий Дмитриевич. — Нет, слава богу, ничего такого не было. Эта вот внезапность больше всего меня тревожит. Наверняка все просто объясняется, но до тех пор, пока я это не выяснил, мне не по себе. Может, кто-то из наших орлов слишком борзый наехал на дадамяновских. Может, действительно в верхах начались новые перетряски, может, у нас завтра крыша рухнет, не дай бог. А может, Дадамяну случайно подвернулась возможность поднасрать нам по мелочи, растрясти на дополнительные взятки. Для нас это самый лучший вариант.
— Есть еще один вариант, еще лучше, — заметил я. — Дадамян ошибся. Неправильно оценил информацию или вообще получил дезу.
— Если дезу — это плохо, — сказал Василий Дмитриевич. — Если ему подсунули дезу, значит, кто-то третий начал разводить нас на бабки. По любому, тебе надо во всем разобраться, это сейчас твоя первостепенная задача.
— Разберусь, — сказал я. — Прямо сейчас и начну.
— Начинай. Как что узнаешь, держи меня в курсе.
13
Алексей Коновальченко был исполнительным директором ООО «Триплекс». Эта фирмочка имела микроскопический уставной капитал и столь же микроскопический офис, а работало в ней семь человек, включая секретаршу и уборщицу.
Вопреки названию, «Триплекс» занимался вовсе не производством или продажей автомобильного стекла, а оптовыми поставками пиратских сидюков, изготовленных в Тамбове.
Большинство клиентов «Триплекса» искренне полагали, что продукция произведена в Китае. В этом мнении их укрепляли не только жуткие грамматические ошибки в надписях на упаковке, но и десятки других мелких деталей, тщательно продуманных службой безопасности «Сапфира». Фактически «Триплекс» был дочерним предприятием «Сапфира», хотя ни один суд этот факт ни за что не признает. В лучших традициях российского бизнеса «Триплекс» был зарегистрирован по паспорту покойника, а все взаимодействие с родительской компанией было оформлено так, что слово «Сапфир» не встречалось ни в одном из документов «Триплекса», а слово «Триплекс» не встречалось ни в одном из документов «Сапфира».
Леша Коновальченко был неплохим парнем, но, как и большинство российских бизнесменов, любил выпить. Ничего удивительного в этом нет — тяжелая работа, колоссальные нервные перегрузки, постоянные переговоры с партнерами, каждый успех в которых надо обязательно отметить. Как и многие российские бизнесмены, Леша иногда выпивал больше, чем мог, но меньше, чем хотел.
Я завербовал его в позапрошлом году. Вербовка прошла по отработанной схеме, описанной во множестве детективных романов. День рождения одного уважаемого человека, много виски, коньяка и девочек, из ресторана веселье переместилось в нумера, Леша как-то незаметно отстал от компании, а потом вдруг обнаружил, что здоровенный амбал в ментовской форме рекомендует ему слезть с девицы и одеться. Леша оделся и почти успокоился, как вдруг выяснилось, что девочке, с которой он слез, по паспорту не восемнадцать лет и даже не шестнадцать, а всего лишь четырнадцать с половиной. Леша очень удивился и стал громко ругаться, сетуя на непомерную акселерацию нынешней молодежи вкупе с непомерным бесстыдством. Мент посочувствовал, но взятку брать отказался. Иногда у ментов горит план по отлову преступников, иногда они начинают искать среди себя оборотней, короче, бывают периоды, когда менты взяток не берут. Эти периоды долго не длятся, но тому, кто попал в поле зрения доблестной милиции в такой период, от этого не легче.
Леша стал предлагать все большие и большие суммы, но мент был непробиваем. Лешу посадили в «луноход», привезли в отделение и заставили подписать чистосердечное признание. Его даже не били, он все подписал сам.
А потом на сцене появился я. По-хорошему, мне надо было представиться сотрудником ОБЭП и вербовать Лешу под чужим флагом, но это было невозможно — слишком много у нас общих знакомых, рано или поздно истина выплыла бы наружу.
Пришлось играть в открытую. Я объяснил Леше, что вся операция организована мной и что у Леши теперь есть два выхода — отдаться на милость закона или отдаться на милость меня. В первом случае ему предстояло провести несколько лет в роли пассивного гомосексуалиста, потому что с такой статьей, какая ему светила, сохранить традиционную ориентацию очень трудно, для этого надо быть очень крепким, как физически, так и душевно. Во втором случае Леше следовало собственноручно написать другую бумагу, нет, не подписку о сотрудничестве, а всего лишь расписку в получении денег. Леша спросил, за что я ему собираюсь заплатить деньги, я ответил, что за информацию, которой он поделится прямо сейчас. Леша немного посидел, повесив голову, а потом начал говорить.
Ничего дельного он не сказал, но я его внимательно слушал и всем видом показывал, насколько эта информация полезна «Кохинору» и насколько вредно «Сапфиру» то, что ее знают не только те, для кого она предназначена. Леша говорил очень долго, в моем диктофоне уже заканчивалась кассета, а он все не унимался. В конце концов он унялся и мы мирно разошлись.
Леша так и не узнал, что девочке, с которой его сняли, было девятнадцать лет. Просто внешность у нее очень своеобразная — маленькая, пухленькая и с детским личиком, сразу и не поймешь, то ли лолитка-акселератка, то ли взрослая баба. Такие девочки в нашей среде нарасхват, идеальный инструмент для вербовки.
Если бы Леша заглянул в ее паспорт, он бы сразу все понял, но человек в милицейской форме не дал ему заглянуть в паспорт, он просто зачитал данные вслух, а Леша постеснялся проверить. Леша до сих пор думает, что легко отделался.
Мы с ним встречаемся приблизительно раз в два месяца. Он мне передает кое-какие документы, кое-что рассказывает на словах и каждый раз, когда я докладываю шефу об обстановке на фронтах, все многословные речи Леши Коновальченко превращаются в одну мою фразу — в «Сапфире» все спокойно.
Я вербовал Лешу в расчете на тот маловероятный случай, если между «Кохинором» и «Сапфиром» вдруг разразится торговая война. Сейчас этот момент настал.
Мы встретились с ним в маленьком кафе в центре города. Я хотел устроить встречу утром, но Леша сказал, что на утро у него запланировано очень важное совещание и встретиться со мной он сможет только в обеденный перерыв.
Обычно Леша так себя не вел, он всегда сразу соглашался на мои условия. В первое время после вербовки он меня боялся, а потом привык и даже привязался. Между агентом и куратором такие отношения складываются гораздо чаще, чем принято считать. Особенно хорошо повлиял на наши отношения один случай, когда я слил ему информацию, позволившую решить одну мелкую проблему «Триплекса». Леша не знал, что та проблема была организована при моем участии.
— Привет! — сказал Леша, усаживаясь за столик. — Зачем звал?
— Привет, — сказал я. — Что у вас за суета сегодня? Помощь нужна?
Леша странно посмотрел на меня и стало очевидно, что Василий Дмитриевич был прав, между «Сапфиром» и «Кохинором» действительно началась война.
— Рассказывай, — сказал я.
— Что рассказывать? — Леша состроил удивленную физиономию.
— Для начала расскажи про Очаково, — подсказал я. — Вчера менты опечатали склад с пиратскими дисками, принадлежащий одной из наших фирмочек. Наружка говорит, что продукцию еще не вывозили. Я полагаю, сегодня утром у вас планировали операцию?
— Нет, — Леша помотал головой, — вывоз дисков обеспечивает крыша, мы планировали, куда их потом девать.
— И куда?
Леша вытащил из внутреннего кармана пиджака трехдюймовую дискету и положил ее передо мной. Я посмотрел на Лешу с неудовольствием.
— Болванку пожалел? — спросил я. — Не прочитается — обижусь.
— Прочитается, — заверил меня Леша. — Только сегодня отформатировал.
— В который раз?
— В первый. На прошлой неделе запечатанную коробку в столе нашел.
— Ну, смотри, — сказал я. — Когда поступила информация о складе?
