Невероятные приключения циников в Скайриме (СИ) - Пасынкова Юлия Александровна

— Насколько «долго»? Время-то относительно.

— До тех пор, пока будет существовать тот мир и сам дух… К тому времени его душа будет искалечена, обезображена и ему придется заново начинать цикл перерождений…

Я впервые за все время пребывания здесь поежилась. Заново проживать все жизни, которые ему были отмерены — это ж сколько усилий будет зря потрачено.

— Как зовут духа?

— В том мире его зовут Хермеус Мора.

Я понимающе кивнула. Вспомнила, что знала это имя, догадывалась про сделку Бишопа, и даже собиралась как-то помочь ему. Странно, как все легко забывается и становится неважным, когда ты оказываешься здесь.

— Надеюсь, Бишоп сумеет выкрутиться.

— Ты умерла. Он не смог защитить тебя, и теперь его часть сделки не выполнена, — через какое-то время отозвался Консьерж.

— Выходит, Хермеус скоро заберет его… Тогда понятно почему он так убивается: оплакивает собственную свободу.

— Он делал все, чтобы спасти тебя. Что для тебя важнее: мотивы или сами поступки?

Хороший вопрос… Я смотрела на убитого горем мужчину. Возможно, он жалел себя и собственную судьбу, возможно горевал из-за моей гибели, мне было жаль его, ведь ему еще долго не обрести покоя, но видит Бог, душа Бишопа в нем нуждалась. Но и моя тоже… Мне хорошо здесь… Здесь я счастлива…

— Что если… Что если я захочу, я смогу вернуться обратно в Скайрим?

— Какого пола ты хочешь быть на этот раз?

— Нет-нет, я имею ввиду в свое тело.

— Но оно уже умерло. Души не возвращаются в мертвые тела, а те, кто рискнет — будут гнить вместе с телом и все равно расстанутся с ним рано или поздно…

— Выходит, если я рискну, то потеряю часть себя, и мне придется снова жить несколько жизней, чтобы восстановить потерянное. А если я пойду дальше, то Бишоп обречен на долгое рабство.

— Да. Но ты за него не в ответе. Выбрав мир и переродившись, ты забудешь про него, и пойдешь дальше, а там, кто знает… Может, ты завершишь свой цикл…

Я смотрела оба мира, из которых ушла так недавно. Или давно? Время здесь стирается. Смотрела на Бишопа и его искалеченную душу, на битву, что бушевала вокруг и все-те души, которые, как и я, уходили каждый в свой «подъезд». Консьерж прав. Я за его душу не в ответе. У меня свой путь. У каждого свой путь. И у всех тех душ, которые погибнут в тот миг.

Я вдруг рассмеялась:

— А все-таки я молодец! Как все великие волшебники — Дамблдор, например, или Гэндальф — заварила кашу, оставила всем указания, состряпала планы и умерла.

— Но они сделали разный выбор: Дамблдор пошел дальше, а Гэндальф вернулся… — с легкой улыбкой говорил Консьерж — я знала, что он в этот момент улыбается, ощущала. — Так кем ты хочешь быть? Гэндальфом или Дамблдором?

Я помедлила, взвешивая все за и против, но решение родилось само…

***

— Натан Семенович, — медсестра бросила испуганный взгляд на окно в рубке, где сверху вниз на все взирал генерал, — надо объявить время смерти… Господи помилуй, что же с нами теперь будет…

Она жалобно всхлипнула, и доктор Склифосовский устало привалился к каталке, отложив в сторону бесполезный дефибриллятор. Он так устал. Смертельно устал… Смертельно… Натан Семенович посмотрел в последний раз на лицо своей пациентки и закрыл его белым полотном, словно вывесил белый флаг — пришла пора сдаваться.

Он непроизвольно взглянул на смотровое окно и разглядел в нем стремительно бледнеющее лицо генерала. Тот не хотел умирать, да и никто не хотел… Но таков протокол, такова их работа — стоять до конца…

— «Пик».

Показалось? Склифосовский нервно моргнул, снял очки и нервно протер стекла полами халата.

— «Пик», — весь медперсонал бросился к телу и приборам.

— Ничего не понимаю, — бормотал доктор, — может, остаточные импульсы?

— «Пик-пик», — мерно попискивал прибор.

— Нормальный синусовый ритм…

— Вернулась… ВЕРНУЛАСЬ! Но КАК?! Что с мозговыми волнами?

— Нормально Натан Семенович, — старшая медсестра, казалось пребывала в шоке, — все в пределах нормы…

— Святые нейроны, получилось?! Держись, Анюта, держись! Не подкачай! Тащ генерал, — заорал Натан Семенович, не обращая внимания на съехавшие очки, — не взрывайте! Она еще здесь! Еще есть шанс!

***

Бишоп не слышал звуков битвы, не чувствовал дрожи земли и движения воздуха. Вокруг него и тела Пит словно образовался кокон, стенки которого все утолщались и темнели. Рейнджер смутно догадался, что чернота вокруг была не естественной, живой; она следила за ним, наблюдала, словно решая забрать его или нет, словно ждала подходящего момента, чтобы выпустить наружу свои щупальца и впиться в голову рейнджера. Апокриф Хермеуса Моры начал распахивать свои врата…

— О-о… — единственный звук, который донесся до ушей Бишопа и вывел его из ступора. Рейнджер моргнул, опустил ошарашенный взгляд на лежащую на коленях голову. Пит слабо пошевелилась, облизнула высохшие губы и с трудом приоткрыла один глаз.

— Попить…

Рейнджер механически нащупал фляжку на поясе и приложил ко рту довы. Она обхватила его руку слабыми пальцами, сделала пару глотков и откинулась назад, часто дыша:

— Башка болит… Что случилось? Оу, а ты паршиво выглядишь, как злокрыс…

— …которого проглотил дракон и срыгнул обратно… — в тон ей закончил Бишоп и попятился назад. — Ты же сдохла!..

Дова приподнялась, с трудом закрепилась в сидячем положении и потрогала рану на виске:

— Знатно меня приложило… Сколько я пролежала в отключке? — она оглянулась по сторонам. Подняла и положила обратно один из пустых пузырьков, лежащих возле нее. — Ого сколько зелий ты в меня вкачал… Видимо, не сразу подействовали.

Дова попыталась встать, но ее повело, и она осталась стоять на коленях. Не говоря ни слова, она нащупала в своих подсумках еще лечебных зелий и залпом выпила несколько пузырьков.

— Так-то лучше, — она постучала себя в грудь, рыгнула и наконец-то повернулась к ошарашенному рейнджеру. — Эй, ты в порядке?

— В порядке? — переспросил Бишоп, — В ПОРЯДКЕ?! ТЫ СДОХЛА! КАК Я МОГУ БЫТЬ В ПОРЯДКЕ!

Он подскочил к дову, вздернул ее, как тряпичную куклу и, не контролируя себя, затряс, как нашкодившего щенка:

— Я же видел, как ты сдохла! А этот клятая драконья душа погасла! Я уже чувствовал дыхание Апокрифа на своей шее, а она спрашивает в порядке ли я?!

— Если не хочешь, чтобы я второй раз склеила ласты, перестань меня трясти…

— Перестать?! Перестать… — он нервно хохотнул, и у него задергался глаз, — Я истратил на тебя все свои зелья! Я завалил дракона, чтобы тебя найти! Я рискую шкурой с момента нашей встречи, чтобы спасти наши задницы, Я НЕ В ПОРЯДКЕ! Я тебя ненавижу!

— Биш, мне плохо, поставь меня на землю…

— Я ненавижу, как ты ешь, спишь, дышишь рядом со мной! Я ненавижу, как ты смеешься — тявкаешь, как лисица! Я ненавижу, когда ты смотришь на меня, или как другие смотрят на тебя. Проклятье, — он пнул ближайший булыжник, — я готов вырвать глаза каждому, кто пялится на тебя! Я сам себе противен, вот что ты сделала! Ненавижу тебя! Ненавижу за то, что оставила меня…

— Я сейчас блевану…

— Во-от! Вот об этом я говорю! Даже сейчас ты не можешь быть обычной бабой: томно похлопать телячьими глазами и…

— У меня как минимум сотрясение, истеричка ты бородатая, я едва сдерживаюсь, чтобы не вывалить на тебя содержимое желудка! Прости, но мне не до романтики…

Рейнджер разжал лапы, и дова облегченно упала на землю. Она шумно втягивала воздух через нос, наконец выпрямилась и слабо улыбнулась ему:

— Так… Вроде пришла в норму. Конечно, еще бы пару пузырьков с лечебным зельем не помешали, но… Так, на чем мы остановились: как ты меня ненавидишь…

Бишоп открыл было рот, чтобы высказать дове все, что он думает по ее поводу, но даже тут девица вдруг остановила его взмахом руки:

— Погоди… — она вдруг уставилась в пустоту, — время! Святые нейроны, сколько я была в отключке, Бишоп?! Время! Портал! Быстрее, надо найти Кречета и остальных! Карта… Маркеры… Есть! Мать моя симуляция, все живы, да еще и одного довакина нашли!