Владимир Шигин - Всадник рассвета
— Да ты что! — искренне удивился крылатый пес и даже присел на задние лапы. — Неужели ты не понимаешь, что работа работой, а левый заработок есть левый заработок! Что ж она, Невея, дура, что ли, последняя, покупателей от себя отпугивать? Эх, Посланник, ты в нашей жизни еще сущий ребенок!
— Что есть, то есть! — не споря, согласился я. Перед отлетом Симаргл навестил своего боевого друга Горыныча, с которым долго о чем-то болтал. Как мне показалось, крылатый пес травил звероящеру какие-то анекдоты, к тому же, похоже, не совсем приличные, потому как все три головы Змея, несмотря на их нынешнюю философскую утонченность, хохотали как ошалелые. Затем Симаргл улетел в Ирий, чтобы передать Ладе слова о моей любви.
Войска за последние дни похода заметно подтянулись. Воины теперь в один голос требовали от своих воевод делать как можно меньше привалов и были готовы идти без всякого отдыха. Все жили только одной мыслью: как можно скорее попасть домой!
* * *Тот день я до конца своей жизни буду помнить до самых мельчайших подробностей. Это довольно странно, ведь человек, проживая тысячи и тысячи дней, мало что оставляет о них в своей памяти. Порой и год-то вспомнить бывает сложно, а здесь день. И все же тот день я не забуду никогда, хотя и начинался он вполне обыденно.
В академии уже были в самом разгаре государственные экзамены, все мы жили ожиданием вручения дипломов, прощального банкета и предстоящих назначений. Воспользовавшись паузой перед очередным экзаменом, я решил съездить в Главный штаб ВМФ, тем более что командующий береговыми войсками генерал-майор Шилов просил меня в обязательном порядке побывать у него до выпуска. На встрече с генералом речь должна была идти о формируемой сейчас бригаде морской пехоты в Астрахани, куда я предварительно назначался начальником штаба. Скорее всего мой будущий начальник решил еще раз поглядеть на меня вблизи и кое-что выяснить для себя о моей персоне. В этом ничего удивительного не было. Так поступают все начальники, которые болеют за свое дело. Честно говоря, я очень удивился бы, если бы меня на такую беседу не пригласили.
Проснувшись утром, я, как всегда, выполнил комплекс не слишком обременительных упражнений, растянулся, посидел для проформы на шпагате. Размявшись, принял холодный душ. Пофыркав под струей воды, двинулся на кухню. Завтрак был традиционный: омлет их трех яиц и кофе с бутербродом (“Рама” и кусок позавчерашней вареной колбасы). Быстро оделся и двинулся в путь. Пропуск для прохода в здание Главного штаба мне должны были заказать еще вчера, а потому, по моим расчетам, прибыть к Шилову я должен был сразу после окончания его утреннего доклада, не позже и не раньше. Кандидат на новую должность должен отличаться прежде всего пунктуальностью.
Хорошо помню, что по дороге купил номер “Московского комсомольца”. В метро развернул газету, но читать что-то не хотелось, а тут еще напротив стояла симпатичная девушка и искоса разглядывала бравого морпеха. Пришлось немного приосаниться и придать лицу соответствующее мужественное выражение. Так и доехал до “Красных ворот” с газетой в руке и воинственным выражением на лице. Девушка поехала дальше и, как мне показалось, с видимым сожалением, а я двинулся к эскалатору. И здесь я допустил ошибку, которую никогда раньше не допускал. То ли девушка память отшибла, то ли еще что тому виной, но я перепутал эскалаторы и вместо верхнего выхода, который расположен почти рядом с Главным штабом, выбрался из метро внизу напротив памятника Лермонтову. Сделав себе выговор за невнимательность, остановился в раздумье: спускаться ли снова под землю или перейти на другую сторону Садового кольца пешеходными переходами? Лезть обратно в подземелье не хотелось, и я отважно двинулся по переходам.
Дальше все развивалось более чем стремительно. На последнем участке дороги, которую мне предстояло пересечь, уже замигал зеленый светофор, предупреждая о скором окончании своего действия, но я самонадеянно рванул вперед, надеясь успеть проскочить. Мимо меня стремительно мчалась красная “ауди”. Все дальнейшее заняло какие-то секунды. Едва машина поравнялась со мной, из открытого окна кто-то крикнул мне в лицо:
— Получи за все, сволочь!
Раздалась короткая автоматная очередь. Несмотря на то что стреляли почти в упор, я в доли секунды успел отреагировать и отпрянуть в сторону. Визг тормозов, и еще одна очередь огласила улицу. На этот раз били уже с заднего сиденья. Сразу несколько пуль, прорвавшись сквозь тело, рванулись куда-то дальше. Боли не было, но я физически ощутил небывалую тяжесть, клонившую меня вниз, это оставляла меня моя жизнь.
— Киллеры! Киллеры! Человека среди бела дня убили! Что же это делается! Куда смотрит милиция! — истерично кричала какая-то женщина.
— Своего небось и хлопнули! — пробасил над головой кто-то, оглядывая меня. — Ишь какой стриженый! Хана бандюгану по всем статьям!
— Да это же офицер! Вон и погоны, и берет! Ой, что делается, что делается! Мужчины, вызывайте “скорую”!
Я хотел было подтвердить, что никакой я не бандюган и мне далеко еще не хана, но язык уже не слушался меня, а глаза отказывались видеть.
“Боже, как все это глупо! Неужели все? Как глупо!” — было последнее, о чем я успел подумать.
Так нелепо и на первый взгляд случайно закончилась моя первая жизнь. А затем был полет в никуда, поляна, лес, древнее поселение, попытка жертвоприношения и все остальное, что составляет сейчас мою нынешнюю сущность. Только гораздо позднее я понял, что никакой случайности во всем том, что произошло со мной в Тот день, не было. Все было, наоборот, тщательно спланировано и предопределено заранее: и девушка, и газета, и ошибка в выборе маршрута, и мигающий светофор, и наконец словно из-под земли появившаяся машина. Так я завершил свою первую жизнь офицера морской пехоты, чтобы начать вторую — Посланника.
* * *Наконец передовые разъезды донесли, что встретили пограничную стражу. Эта весть вызвала настоящую бурю восторга в полках. Спустя несколько дней мы уже шли по родной земле, мимо селений, и люди, выходя на дорогу, с радостью встречали возвращавшееся с победой воинство.
Собрав последний военный совет, я поблагодарил всех за верную и хорошую службу, после чего мы устроили небольшой прощальный вечер, на котором и покончили с последними запасами греческого вина. Наутро в полках объявили мой указ о роспуске войска, который был встречен всеобщим ликованием. Согласно указу воины старших возрастов, получив причитающееся им вознаграждение за ратные труды, распускались по домам, а их более молодые соратники сводились в кадрированные дружины и, после заслуженных отпусков, отправлялись в различные края нашей земли для продолжения службы. Поблагодарив всех своих соратников за совершенные ими подвиги и по возможности наградив их за перенесенные лишения, я только теперь мог с чистой совестью отправиться на Небесный Холм. Войска, построенные в плотные колонны, провожали меня раскатистыми криками “гур-ра” и грохотом мечей о щиты.
Взобравшись на спину Горыныча со своими ближайшими друзьями, через несколько часов лета я был уже у подножия. На Холм, как и положено, я взобрался в одиночестве. На верхней поляне меня встретил новый верховный жрец Разумслав.
— Вот ты и вернулся к нам, Посланник! — сказал он, погладив мою голову своей морщинистой ладонью. — Я знаю, сколь многотруден и опасен был твой путь. Знаю, сколь успешно справился ты со своим делом, даровав нам мир на небесах, а значит, и на земле! А теперь отдохни, ибо ночью тебя призывают к себе наши боги!
Я вошел в свою землянку, в которой коротал дни и ночи перед рейдом в землю нечисти, а затем и перед последним походом в греколанские земли. Все было там, как и раньше, а на стене по-прежнему висел неувядающий венок из полевых цветов. Я взял его в руки и задумался. Сегодня ночью я встречусь с Ладой. Как я соскучился по ней! Как давно мы не были вместе!
Внезапно кто-то неслышно подошел ко мне сзади и ладонями закрыл глаза. Мое сердце забилось с утроенной силой — это могла быть только она! Взяв обнявшие меня руки в свои, я обернулся:
— Лада! Ладушка моя!
— Я знала! Я верила, что ты обязательно вернешься ко мне и ничего с тобой не случится, ибо моя любовь всегда была с тобою!
Не знаю, сколько времени мы просто лежали, обнявшись, глядели друг на друга и все никак не могли наглядеться. Как мало мы были вместе, как много нам нужно было сказать друг другу…
Находящийся рядом с нами Кладенец весь буквально светился от радости встречи со своей хранительницей и, казалось, разделял вместе с нами наше счастье. На улице уже стемнело, а я все рассказывал и рассказывал о своих приключениях и о своей любви. Лада, совсем как простая женщина, плакала от счастья на моем плече и шептала мне, как плохо ей было одной без меня и как страшно было за меня.
