Андрей Белянин - Тайный сыск царя Гороха. Пенталогия
Утро не обрадовало пробуждением. Меня тряс за плечо встревоженный Еремеев:
– Вставай, сыскной воевода, беда!
– Что случилось?!
Я поднялся на ноги. В разгромленном помещении стояло трое стрельцов и Митька. На полу у стены лежало чье-то тело. Подойдя ближе, я узнал хозяина трактира. Одного взгляда на несчастного было достаточно, чтобы понять – Селивестр Петрович умер не своей смертью…
– Мы-то, как на заре встали, тебя решили не будить, – тихо заговорил Фома. – Работничков этих ребята на двор потащили, телегу из сарая выкатили, думали всех в город везти. А хозяин возьми да и попроси водички испить, жалобно так… Ну, твой сотрудник ему ближайшую кружку-то и поднес. Тот только разок глотнуть успел, вздрогнул весь и головушку свесил! Мы к нему, а он уж не дышит…
Митька с серым лицом смотрел на меня умоляющими глазами. Что же здесь, черт возьми, произошло?! Откуда в полностью разоренном зале взялась целехонькая кружка с водой? Я осторожно поднял ее с пола и принюхался… Так и есть! Знакомый запах горького миндаля…
– Тело к нам в отделение. Остальных – в тюрьму. Кружку я беру с собой, это вещественное доказательство. Да, а где девица, такая смазливая… Настасья?
– В уборную пошла, упросила, – ответил кто-то из стрельцов.
– Ее тоже к нам в отделение, с ней будет особый разговор, не забыть бы кольцо забрать… А здесь оставьте двоих как охрану, к обеду пришлем сюда полную бригаду с дьяком для описи и обыска.
Место оказалось значительно опаснее, чем представлялось на первый взгляд… Собираться начали минут через пятнадцать. Пришлось задержаться, потому что эта стерва умудрилась удрать! Как? Это и мне интересно… Уборная стояла в дальнем углу двора, у забора, за ним – тропинка в лес, отправляться в погоню бессмысленно… Ничего, объявим в общелукошкинский розыск, и преступницу найдут быстро. Пора домой, Яга небось и так с ума сходит… Пока то да се, короче, в обратную дорогу отправились где-то часов в девять, коней не торопили. Гордый Митька шумно расписывал стрельцам, как он вчера, по ночи, жизни за милицию не пожалел! Причем количество врагов, качество их вооружения увеличивались каждые десять минут. Все были чудовищно свирепы и силы немереной, особенно зверскими выражениями лиц отличались гражданин Поганов и гражданка Настасья, кстати, последней почти удалось удушить нашего скромного героя девичьей косой… Стрельцы как будто бы верили. Лично у меня не было ни малейшего желания уличать кого-либо во лжи. Вполне хватало грустных размышлений по текущему делу… Что же я теперь скажу Олене? Ведь украденное кольцо ее матери было почти у меня в руках! Я абсолютно уверен, что хозяин трактира скупал краденое и презентовал колечко своей служанке. Хотя она наверняка была и сожительницей и соучастницей – недаром так ловко управлялась с кроватью… Придется начинать поиски заново. Внезапно я поймал себя на мысли о том, что совершенно не думаю об исчезнувших чертежах. Если рассказ трактирщика хоть в какой-то мере содержал зерно истины, то следует все силы бросить на поиски этого таинственного вора, похвалявшегося ограбить самого царя. Единственная зацепка – его подельники, некий Боров и некий Свин, придется браться за них в первую очередь. И наконец, самый важный вопрос – внезапная смерть хозяина трактира. Получается, будто кто-то, дождавшись, пока все уснут, принес из кухни уцелевшую кружечку, налил воды и всыпал туда цианид. Значит, бедный злодей Селивестр Петрович знал гораздо больше, чем успел рассказать. Он мог выдать того, кто причастен к смерти дворника Сухарева, а следовательно, имеет прямое отношение к краже планов летучего корабля. Одна проблема – всех разбойников, побитых Митькой, я связывал собственноручно, готов поклясться: больше на постоялом дворе никого не было…
Первое, что поразило меня при въезде в город, была непривычная тишина. На улицах не толпился народ, ставни домов закрыты, базар словно вымер, одинокие стрелецкие наряды да случайные прохожие казались выходцами из другой сказки. За ночь моего отсутствия город сменил лицо, и оно мне совершенно не нравилось… Чем ближе мы подъезжали к отделению, тем чаще встречались конные группы царских стрельцов, рыскающих в проулочках. Из-за ставен и заборов робко высовывались испуганные лица лукошкинцев, люди истово крестились при виде нашей кавалькады и поспешно прятались вновь. Вслед нам летел набирающий мощь шепот:
– Слава тебе господи, участковый вернулся…
Ворота в отделение нам распахивали еремеевские стрельцы, почти вся сотня в полной боевой готовности расположилась на дворе. У забора стояли бдительные часовые, у всех парней были зажжены фитили, и выражения лиц говорили о готовности в любую минуту отражать от стен милиции неизвестного врага. Баба Яга расхаживала меж стрельцов, выдавая каждому сухой паек в виде большого куска пирога с капустой и пары головок чищеного лука.
– Иди в терем, Никитушка, там поговорим. А вы, молодцы, бдительность не теряйте, не ровен час, бояре и раньше двенадцати за дело возьмутся…
Даже не пытаясь хоть что-нибудь понять, я послушно направился в горницу, Митька увязался следом. На этот раз Яга не стала его гнать, а, наоборот, потребовала, чтобы мы все сели в кружок, поближе друг к другу.
– Наперед скажи мне главное, Никитушка, чертежи царевы не отыскал ли?
– Нет, – честно признался я, – но есть несколько вполне рабочих версий…
– А с этим ужо погодить придется! – жестко оборвала меня Баба Яга. Судя по всему, положение действительно было крайне серьезное. – Пришла нам всем одна беда, откуда и ждать не ждали… Помнишь, царь-то боярам дозволил свое следствие вести, нашему рука об руку? Ну так вот, бояре-то и дорвались… В сыскном деле, слышь, ни один не волокет, так вот чего они и удумали – Пашку Псурова звать!
Мне это имя ровно ничего не говорило, но Митька отреагировал иначе, вытаращив глаза и хватаясь за голову:
– Бабулечка, как же можно такое, ить он – дурак!
Ну-у… если уж наш Дмитрий называет кого-то дураком, то это очень серьезно… Яга кивком подтвердила мои опасения и настроилась подоходчивее объяснить:
– Пашка-то сам кто – пьянь, голь кабацкая! Да только верный он холоп бояр Бодровых, а они себя в большой силе числят… Но ежели Бог кому силу да положение дает, так в чем другом завсегда ущемляет. Вот и у Бодрова-старшего своего ума отродясь не было, то жениным, то соседским побирался… И вишь, как-то стукнуло ему в башку, будто пьяница придурковатый – на самом деле святой! Юродивый! И советы его слушать надо, аки слово Господнее… Так вот теперь всем расследованием боярским Пашка Псуров и руководит!
– Ну и пусть руководит, а нам-то что? – не сразу осознал я.
– А то, Никитушка, что он себе в помощнички дьяка Филимона взял, и они на пару за одну ноченьку весь город в подозреваемые поставили!
Вот тут и у меня не сразу нашлись слова… Круто! Действительно круто… О таких прецедентах мировая криминалистика еще не слышала. Были случаи, хватали кого попало из подозрительных, но чтобы весь город…
– Нынче на заре, едва петухи пропели, как по всему Лукошкину стрельцы царские разъезжать стали да в окна орать: кто сей же час чертежей государевых не возвернет, того в темницу с пытками, на правеж!
– Не понял… – сбился я. – Это в смысле, кто вернет – тот молодец, а кто нет – того на дыбу?
– Именно так! – грохнула кулачком по столу бабка. – Может, они чего другое в виду имели, а только народ их по-своему понял. Как было сказано, так будет сделано! От всех улиц, кварталов да артелей избранные люди в отделение пришли. Помощи и защиты просют. А дьяк Филимон теперь по городу разъезжает да стращает всех, дескать, теперь я – милиция, мой суд да дело!
– И эту беззаконную бредятину Горох называет «параллельным боярским расследованием»?! Митька, лошадей еще не расседлали? Я еду к царю!
– И я с тобой, касатик. – Яга побежала в свою комнатку за душегрейкой. – Только нам поспешать надо: Пашка да Филимон народу срок до полудни дали…
Я мало спал, очень устал за прошлую ночь и, поверьте, заниматься еще и боярскими диверсиями ни малейшего желания не было. Пусть творят, что хотят, у них есть на это высочайшее монаршее соизволение. С другой стороны, иначе как провокацией такие действия никак не назовешь… Они явно нарывались на конфликт, боярской думе было выгодно любое столкновение с представителями ненавистной милиции, и они специально отдали параллельное расследование заведомым придуркам, точно зная, что я буду вынужден выступить против! Какая-то мышиная возня, и все так не вовремя…
Внешне наш выезд очень напоминал хорошо организованный крестьянский бунт. Стоило выехать за ворота, как на всю улицу раздался душераздирающий, радостный вопль:
– Свершилось, православные! Сыскной воевода за правду-матку супротив самого царя идет!
