Благие негодники - Фаусто Грин
Я спустился на островок рядом с Мостом Палача и окунул руку в воду, потихоньку призывая местных дев ответить на несколько моих вопросов.
– Русалки. Прелесть какая. Если мне не изменяет память, то обычно они откликаются лишь на зов тех, кого они целовали, – ухмыльнулся Двадцать Третий, держа на руках кота. – Скажи, дружочек, тебя разве не раздражал рыбий запах, когда ты с ними спал?
Если бы кто-то знал, как Двадцать Третий достал меня своими подколками! Будто бы нет других тем для шуток, кроме моей личной жизни и стереотипов о католических священниках.
Девы особо не торопились выныривать на мой зов: как и положено, опоздали на свидание на двадцать пять минут – зато накрашенные.
– Господин Николас, какими судьбами? – спросила меня фрау Марта, молоденькая русалка всего ста пятидесяти лет, с короткими синими волосами.
– Да вот, фрау, ищу тех умниц, которые приложили свои чешуйки к проклятию этого индивида. – Я указал ей на кота.
– Ой, какой миленький! Какая няшка! – завопила русалка, схватив кота.
Я закатил глаза, потому что такая реакция нормальна для человеческих дев, а не для существ, живущих сотни лет. Видимо, фрау Марта слишком много времени проводит с людьми.
Зверь начал вырываться и царапаться, но русалка держала его крепко.
Вскоре поумиляться к нам подплыли еще три девушки, которых я практически не знал – видимо, заезжие. И да, они тоже начали не с приветствий, а с умилений! Наконец подплыла фрау Ирма. Восьмисотлетняя Ирма не любила шумные компании и была старожилом Русалочьего Двора.
Первым делом она протянула мне руку, и я поцеловал ее, затем всем видом показала, что и мой спутник должен сделать то же самое. Двадцать Третий неприлично пошло облизнулся, а после спустился в воду по колено, чтобы быть ближе к древней русалке, и поцеловал ее в губы.
Могу поклясться, что она раскраснелась, как юная дева, которая первый раз познала вкус поцелуя, и хотела продолжать. Ее спутницы чуть ли не в очередь выстроились в надежде получить поцелуй от Двадцать Третьего, но тот лишь довольно ухмыльнулся и подмигнул мне.
– Если вы закончили любовные утехи, может быть, поговорим? – выпалил я.
– Николас, тебе бы следовало поучиться борьбе с целибатом у своего коллеги, – томно проворковала Ирма.
– Если бы ты могла растечься в лужицу, ты бы уже это сделала, – парировал я.
Нас с Ирмой кое-что связывало. Когда я не был священником, мы несколько раз были довольно близки. Но когда она захотела, чтобы я утопился и примкнул к ним, нашей близости наступил конец. Она просила, умоляла, требовала, так что в конце концов пришлось использовать святую воду и распятие, чтобы охладить ее интерес ко мне.
– Зачем ты нас вызвал? Неужели поговорить о судьбе нашего мучителя? – спросила русалка.
– Кого? – изумился Двадцать Третий, думая, что это как-то связано с ним.
– На набережной появился нерадивый поэт и музыкант. Он очень хотел произвести на нас, русалок, впечатление. Как будто первый раз увидел. От его пения у меня и моих сестер очень болела голова. Вы знаете, уважаемый господин демон и неуважаемый Николас, у музыканта нет слуха. И вкуса. И чувства ритма. И голоса. А тексты чудовищные. Я подумала, что как кот он будет более полезен генофонду.
От кота донеслось истеричное «мяу».
– Милые дамы, расколдуйте его, а уж с его голосом и слухом я что-нибудь придумаю. Или могу утешить вас как-нибудь иначе, – любезно предложил Двадцать Третий.
Русалки некоторое время посовещались и в итоге дали положительный ответ. Они стерли мальчугану воспоминания и направили ход его мыслей в сторону кулинарной деятельности. Саму набережную не без помощи фрау Шпинне тоже пришлось заколдовать: у всех музыкантов, которые пытались там играть или петь, не имея ни слуха, ни голоса, постоянно возникали какие-то проблемы. То инструмент ломался, то голос резко садился…
А что касается платы… Двадцать Третий очень быстро покинул Нюрнберг и вернулся в Обераммергау. Он пообещал русалкам свою персону во временное пользование, но совершенно не планировал исполнять обещание. Когда я написал ему сообщение с вопросом, почему он отказался, ответом мне было: «У русалок губы на вкус как горькая икра, ненавижу икру».
Я хотел было возмутиться, но кого я обманывал. Русалки и правда делали свою косметику из масел с добавлением рыбьего жира. Я в свое время тоже не выдержал и сбежал. И дело было вовсе не в том, что я не хотел утопиться и примкнуть к подводному народу. Но вот после смерти обмазываться рыбой – нет, эта перспектива реально пугала.
Аркан III
Кофейные пикси и летающие пледы господина Маро
И напала саранча на всю землю Египетскую и легла по всей стране Египетской в великом множестве: прежде не бывало такой саранчи, и после сего не будет такой
Исход 10:13
В первую неделю Адвента я решил устроить себе гастротур и поехал из Нюрнберга в Мюнхен. Несложно догадаться, что Двадцать Третий увязался со мной, вместо того чтобы исполнять свои пасторские обязанности. Мюнхен в Адвент преображается: ты идешь по центру города от одной рождественской ярмарки к другой, от одной лавки глювайна к следующей, и лишь в переулках стихают песни и шум толпы. Но от запаха миндального и вишневого штоллена деться невозможно никуда. А если вы устаете от пирогов и глювайна, то вас ждут уличные кулинарные ярмарки с сотней видов супов и жаркого.
Прогуливаясь по уличным ярмаркам, я решил заскочить и в Большой Котел. Хотел пообщаться с владельцами и расспросить их подробнее про историю с пареньком, который разбрасывался деньгами, рассказывая истории про то, как внезапно стал удачлив. Сам Большой Котел – это уникальный уличный бар, который открыт с октября по март. На большом костре устанавливается огромный тысячелитровый котел с множеством причудливых кранов. Костер поддерживается день и ночь, а в котле постоянно варят глювайн. Готовый глювайн всего за один евро разливается по глиняным кубкам или расписным кружкам, которые всего за четыре евро могут стать вашим туристическим сувениром. Конечно, если вы не Двадцать Третий, у которого на выходе из Большого Котла довольно сверкают глаза, а в оттопыренном кармане пальто маячит сворованный кубок.
– Ты мог просто купить этот кубок! –