В рядах королевской династии - Мила Ридс
— Ты что-то хочешь сказать? — нетерпеливо поинтересовался Гильберт.
— Хочу. — я облизала губы, чувствуя, что краснею, и вякнула: — Спасибо.
В ответ он попросил у меня кинжальчик и принялся его разглядывать. В свете, идущем от окна, побежали блики. Несколько попали мне в глаза. Я мявкнула и отвернулась.
— Ты рассматривала это оружие. Его блики долетели и до меня. — пояснял Гильберт. Я снова уставилась на него. — Его делал мастер — очень хороший, с эльфийской кровью. У таких оружие не покупают и не заказывают. Но добрые агуане однажды обратились к отшельнику, заказав себе подходящее оружие. Они редко сражаются, и им нужно особое оружие — с минимальным вредом. После того, как сами ануане обратились к подозрительному творцу, к нему стали обращаться все чаще, и он получил новые возможности. Мастер наделил оружие магической силой. Эти блики попали и сюда, в гостиную. Я сразу узнал их и подумал, что опасность грозит кому-то из добрых духов.
— Черный единорог тоже получил в глаз… — поняла я.
— Получил. — согласился Гильберт. — Но мне пока неясна его реакция. Пока ты не заявила на весь лес о своем… эээ… душевном состоянии — я думал, что он охотится за добрыми духами. — я попыталась сделать вид, что я совсем не краснею от этого воспоминания. Маг продолжил: — Вообще-то, черные единороги равнодушны к таким вещам. Это просто недостойно их внимания. Им необязательно охотиться за жертвами — их ему преподносят жрецы, и их ему вполне достаточно. Но, очевидно, этот единорог имеет что-то именно против тебя. Ты ничем ему не навредила?
Во время разговора я продолжала с наглым упрямством, на меня непохожим, разглядывать мага. Он действительно был в хорошей форме, и больше наших человеческих лет тридцати пяти ему нельзя было дать. Конечно, темные волосы у него были длинные — видно, у них тут иначе нельзя. Мало того, они завивались и были в таком отличном состоянии, что все наши модницы обзавидовались бы. На лице не было ни одного признака какой-то болезни, как это часто бывает у обычных людей. Даже теней под глазами. Гладкий, ровный, холеный. Лицо было практически круглое, с капризно гнутыми губами и большими глазами, сияющими постоянным интересом к чему-то. Тушеваться я бросила, когда поняла, что он тоже меня разглядывает. Но, как я поняла, у них здесь часто оказывались наши. А у меня во внешности и было-то интересного, что сходство с сомнительной эльфийкой и шикарная диадема небывалой красоты. Но ему, казалось, это дело абсолютно не было интересно. От его вопроса я очнулась.
— Нет. Вроде… Я только и успела-то сбежать от вашего демона и ограбить его шестерку…
Я замолчала. Конечно, Энаис имеет влияние на других злобных существ, и он мог договориться с единорогом. Неожиданно в комнате раздался мерзкий скрипучий голос. Мы одновременно вздрогнули.
— Руссо туррристо! Облико морррале! — раздалось не к месту. Казалось, ничего не изменилось, только по комнате промелькнула незримая тень. — А здесь что, не прррродают?
— Слушай, Гамлет… — облегченно выдохнул Гильберт.
Я огляделась. Над камином, на решетке, сидел ворон — огромный, иссине-черный, бесподобно красивый. Тут же я увидела, что у него тоже красные глаза — с мрачным отсветом.
— Гамлет? — переспросила я.
— Ворон. Прилетает иногда поесть… — с виду сохраняя спокойствие, сообщил Гильберт.
— Наступи менту на горло. Задави козла ногой. — продолжил гость.
— Где он таких выражений нахватался? — тихо спросила я, тоже подойдя к нему.
Гильберт погладил птицу.
— Слушай, тут у всего своя история. Ты задаешь вопрос — будь готова, что ответ будет длинным…
— Ты чего? — заволновалась я. Выражение лица Гильберта стало таким, каким себе было невозможно его представить. — Что случилось? Это шпион какой-нибудь?
— Это Гамлет. Никто не знает, откуда он, но он живет очень давно. Ему незнакомы преграды, и появиться это создание может в любом из миров. Вообще тут не архив, а какой-то проходной двор. Гости ходят туда-сюда… вот увидишь…
Я не выдержала и шлепнула его по заднему месту. Ну чего он тянет? Что значит эта птица-не птица? Гильберт обиженно засопел. Я испугалась, что сейчас он, как Кларка, попросит одернуть — «а то замуж не выйду». Но маг взял себя в руки и продолжил:
— В вашем мире есть необычайное издание автора Толкиена. Читала ли ты его?
Я пожала плечами. Пыталась, но это крайне сложно.
— Неважно. В общем, там, в придуманном им мире, о котором пытался писать и один ваш автор — Перумов — есть Небесное сияние. Оно появлялось в небе перед какой-то опасностью, или перед важными переменами. Эта птица — наше Небесное сияние. Каждый раз, когда Гамлет появляется, что-то произойдет. В последний раз он прилетал недавно… Подожди… Когда, говоришь, ты появилась?
Я задумалась. Вообще-то, я еще ничего не говорила.
— Э. Ну… Я не сообразила, как ему объяснить в двух словах.
— Видишь, и ты часть этого мира — усмехнулся Гильберт. — Теперь ты тоже не можешь односложно ответить на вопрос. И ты перед тем, как что-то спросить, подумай — а нужно ли тебе знать ответ?
У меня в глазах нестерпимо бился один вопрос. Видимо, Гильберт понял это, но не уловил, о чем будет этот вопрос. Недогада… А может, все он сразу понял. Соблазнитель. В общем, когда он, почесывая птице затылок, уточнил, не решилась ли я что-то еще прояснить — я сказала, что решилась. Вопрос у меня был животрепещущий — а правда ли, что он такой классный в постели, как о нем говорят. Именно это я и выпалила с таким выражением, как будто я решила выяснить, где тут продают сигареты. Гильберт замер, не сводя глаз с птицы.
— Ну… здесь ответ будет проще… эээ…но… — пока он медленно поворачивал голову, я попыталась приблизиться к нему. Он попятился — впрочем, не особо энергично.
— «Но»? — отстраненно переспросила я. — Хочешь сыграть в наездницу? Я согласна. Или я буду лошадкой?
Пока я несла этот бред сивой кобылы, он продолжал делать вид, что пятится, а я медленно шла следом, так же степенно положив руки ему на плечи. Он взял меня за талию, делая вид, что собирается сопротивляться. Но женское зрение всегда подскажет, когда ответ ждать не обязательно. Потому я не особо удивилась, когда вместо сопротивления Гильберт приподнял меня обеими руками, развернулся и положил меня на шкуры,