Александр Матюхин - Голова, которую рубили-1
— Все инопланетяне сволочи! Ни разу не встречал порядочного пришельца! — Мужчина вновь очень многозначительно икнул. Похоже, сейчас он пребывал в том самом состоянии алкогольного опьянения, при котором хоть и соображается, но с очень большим трудом.
— Пришелец, говорите? — Старичок улыбнулся, он, конечно, не верил ни единому Се- виному слову,— И какой же он? Восемь лап? Или три головы?
Я толкнул Севу локтем под ребра. Он не почувствовал.
— Одна голова,— пробормотал он задумчиво.— Он человеком б-был, я же говорю. 06- бычным таким. С белыми волосами.
— О-о! — с сарказмом сказал я и попытался использовать торможение трамвая в свою пользу: толкнуть Севу плечом, чтоб прекратил гла- гольствовать.
— А еще мы думали, ч-что из него что-нибудь вылезет, ан нет!
— Мгм...— Старичок потер морщинистый лоб,— Знаете, молодой человек, со мной тоже иногда странные вещи происходят. Просыпаюсь, бывало, постель мокрая...
— Дык разве ж нет, при твоих-то годках! — Пьяный мужик часто-часто заикал. Видимо, смеялся.
— Вот в этом-то вся и странность,— бурно отреагировал старичок.— Постель мокрая, а трусы сухие! И пижама сухая!
— А жена ваша как?
— Тоже сухая! Она вообще в другой комнате спит! И у нее тоже все там странное! То духи по комнате летают, то помадой на зеркале кто-то писать начнет. Вчера вот Маяковского написал: «Послушайте! Ведь если звезды зажигают, значит, это кому-нибудь нужно?» А потом еще снизу приписано: «Колбаса воронежская: 0,5 кг — 18 руб., пучок редиски: 3 руб.^ банка майонеза: 18 руб., огурцы: 1 кг — 3 руб. Целую. Твоя Оля!» Вот оно как!
— Скоты они все, однозначно! — выдавил пьяный мужик и вытек вместе со всеми на остановке.
Мы с Севой и старичком поехали дальше, на конечную остановку, после которой трамвай уходил на круг.
— И как отрубили? Ровно? — после некоторого молчания поинтересовался дедушка. Я снова вздрогнул. Видимо, теперь это моя судьба — вздрагивать.
— Я не видел,— честно признался Сева.
— А что это ваш друг все время молчит?
— У него шок! Он же сам как раз и рубил!
— Не рубил,— не выдержал я,— только пытался! Это Мусорщик все сделал!
Тут, похоже, до старичка дошло, что дело нечисто. Пробормотав какие-то несущественные извинения, он прошел на переднюю площадку, да там и застыл перед дверцами, не решаясь повернуть голову в нашу сторону. Я набросился на Севу:
— Ты в своем уме? А если он сейчас в милицию сообщит? Видел, мол, двоих в трамвае.
Все об отрубленных головах рассказывали! Нас же вмиг!..
Сева сжался в неприметный комочек, втянул голову в плечи и прошептал:
— Я и сам не знаю, что произошло. Наверное, это от чрезмерной эм-моциональности!
— У меня тоже, между прочим, чрезмерная эмоциональность! Аж через край хлещет! Но я же не болтаю на каждом углу, что у меня в ванне голова лежит! Вот врезать бы тебе, чтоб до конца жизни только шепотом и разговаривал!
— Меня нельзя бить! У меня почки больные.
Это было для меня сюрпризом.
— Что, кровью писаешь?
— Не в этом дело. Сплю когда, то ноги на стопку книг кладу или на спинку кровати, чтобы левая почка на место вставала. Она у меня в том месяце вылетела, а теперь вот надо, чтобы встала.
— Вот заливун! А пьешь тогда зачем, как боров?
— Это делу не мешает! — с ноткой гордости в голосе сказал Сева.
— Мешает, мешает. Проживешь еще лет тридцать, узнаешь, как мешает! — Я похлопал Севу по плечу.— Ладно, потопали.
Трамвай остановился, и мы снова сошли в слякоть тающего снега.
Дом, в котором жил Сева, находился совсем недалеко от остановки, за детским садом, и мы не торопясь пошли по тротуару, обсуждая, чего бы мне взять у Севы почитать. Сева с присущим ему маньячным энтузиазмом расхваливал какого-то неизвестного мне автора. Я же новых, а уж тем более современных писателей-фантастов особо не жаловал и просил перечислить книги из классики. Севе, кроме «Старика и моря» Хемингуэя, ничего в голову не приходило, и он снова возвращался к обсуждению очередного творения неких Скаландисов, Лазарчуков, Бобровых, Свистоплясовых и прочих и прочих... Тут я вспомнил, что забыл Севиного «Малыша» у Мусора в туалете. Сева погоревал немного, но после моего клятвенного обещания купить ему новую книгу из той же серии посветлел.
Мы подошли к подъезду, зашли и стали подниматься наверх.
Этаже на пятом Сева остановил меня и заговорщицки прошептал:
— Жди здесь. Я все вынесу! Зная о том, что Марфа терпеть не может ни меня, ни тем более Его Высочество Карла Мусорщика, я кивнул и, прислонившись плечом к счетчику, прикурил. Сева потопал к себе на седьмой.
Дверь около меня отворилась (совсем чуть- чуть), и из мрака квартиры кто-то, явно женщина, строго спросил:
— Чего делаешь?
— Стою,— ответил я, затягиваясь.
— Счетчик небось скручивать решил? Ты у меня смотри, я сейчас милицию позову, они тебе покажут, как счетчики скручивать.
— Милиция не умеет их скручивать. Тут опыт нужен,— ответил я, потому что женщина мне совсем не понравилась.
— Вот и иди на улицу, шпана малолетняя. А то позвоню ведь!
Я хотел было ее поправить — мне как-никак было уже тридцать семь,— но дверь захлопнулась. Правда, ощущение, что за тобой наблюдают через глазок, осталось, и я все-таки преодолел еще один лестничный пролет.
Дверь этажом выше отворилась через несколько секунд. И тотчас донесся шумный голос Севиной жены Марьи:
— ... ведь знала, что опять налакаешься как свинья!
— Но, Марья, я же... совсем же... чуть-чуть... ну? — вяло лепетал Сева. Он никогда не умел спорить с женщинами, и Марья это знала.
— Заплетается язык-то! Слова нормального сказать не можешь, а еще с больной почкой!
— Это не имеет значения,— Севин голос таял на глазах,—Да и не пил я сегодня... много.
— Не пил, значит? А запах от тебя идет, думаешь, мятный? Поверь мне, Сева, пахнет от тебя далеко не свежестью мятных листьев!
— А... м...я же ш... што? — Сева скис совсем.
— Вот тебе мой совет,— наставительно сказала Марья, почувствовавшая, что победа уже не за горами.— Как протрезвеешь — приходи. А если вздумаешь еще нажираться, ночуй где- нибудь в другом месте.
— Где? — сумел выдавить Сева, хотя мне казалось, что он уже на это неспособен.
— Я бы сказала где, да неприлично звучать будет,— подавила оставшиеся очаги сопротивления Марья.— Иди вон к своему Мусорщику в туалет, там и спи!
Думаю, не стоит говорить, что Сева, услышав последнюю фразу, побелел как мел.
— В туалет нельзя! — донеслось до меня. Неужели опять проговорится? — Там... там Витек ночует!
— У этого алкаша вроде квартира была!
— Ремонт там у него. Соседняя квартира загорелась, пламя и на него перекинулось. Коридор выгорел начисто, еще полкухни, и чуть было до комнаты не дошло. Благо пожарные вовремя п-подоспели.
— У нас еще и пожарные есть? — фыркнула Марья.— Вечно они не вовремя приезжают! Сгорело бы у него все на фиг, пользы бы больше было, да и мне головных болей меньше! Ладно, Сева, дорогой мой, сегодня ночуй где хочешь, чтоб в следующий раз знал, в каком состоянии домой возвращаться. А завтра обратно! И чтоб к шести дома был, трезвый как стеклышко, я котлеты пожарю.
Дверь захлопнулась, и по ступенькам гулко затопал спускающийся Сева.
— Видал? — кивнул он, надевая шапочку, на этот раз завернув под нее свои начинающие уже оттаивать уши.— Придется сегодня ночевать в парке, на скамейке... ил-ли еще куда подамся...
И он так на меня посмотрел, что сразу стало понятно, что он, Сева, ни в каком парке спать не хочет (холодно там, и все такое), а слабо надеется, что его лучший во всех отношениях друг Витя пригласит его, Севу, к себе домой. Всего-то на одну ночку. Там они выпьют чайку, посмотрят видак, и, так уж и быть, Сева ляжет в ванне. Можно даже без подушки, к чему такие удобства?
— Ночуй, гад,— добродушно сказал я. Ведь знаю же, что не отвяжется. Сева расцвел, порозовел и даже перестал сутулиться, что с ним случалось крайне редко.— Книгу взял?
— А то як же ш? — малопонятно ответил он и похлопал себя по пузу, где из-под куртки действительно что-то выпирало острым углом,— Ну, мы идем?
На пятом этаже та самая дверь с говорящей темнотой вновь была приоткрыта, и из мрака на нас явно смотрели.
До трамвая шли молча, каждый думал о своем, о наболевшем. Сева, скорее всего, размышлял о том, как бы больше с Марфой своей не ругаться, да еще, наверное, о вреде алкоголя, поскольку зимой спать в парке опасно для здоровья в целом и для почек в частности. А я думал о голове, лежащей у меня дома в ванной, и о том, что сегодня ночью придется выскакивать на мороз и топать через три дома до уличных мусорных баков. Надо будет взять с собой и Севу, чтоб не так страшно и скучно было идти.
В трамвае Сева принялся рассказывать забавную историю из жизни, когда он вышел на балкон-лоджию, да нечаянно там заперся (вот ведь фокусник!). Сидел до вечера, пока жена не пришла. Она и открыла. Оказалось еще, что у него в то время суп на плите стоял, выкипел он полностью, кастрюля почернела вся, включая крышку. Как квартира не сгорела к чертям собачьим — непонятно.
