Николай Бахрошин - Марьинская Аномалия
Красиво по ушам ездит, заслушаешься, думал дядя Сидор, постепенно приходя в себя. Только он тоже не пальцем деланный. Ага, царем, как бы не так. Политику шьют, понимал он. Нашли пацана. Подстава, в натуре. За политику и не такие мозги, как он, деревянные бушлаты надевали. Подстава чистой воды, и думать нечего.
В глубине души криминальный авторитет тосковал и представлял себе, как хорошо было бы проснуться еще раз. И чтоб ничего этого не было. Главное, чтоб никого не было. А еще лучше проснуться в детстве, повязать пионерский галстук и отправиться вместе со всем отрядом собирать на благо Родины металлолом за бесплатно.
Одолевают колдуны проклятые, понимал авторитет, уже одолели. С ними только свяжись, враз глаза к жопе приставят.
Ему было не просто страшно. Жутко было и муторно. Как давно не было. А может, никогда не было.
– Смотри у меня, – повторил еще раз на прощанье Ящерт и исчез так же неожиданно, как появился.
Пролежав выжидающе несколько минут, дядя Сидор несколько раз перекрестился, как молодой вскочил с кровати, натянул какие-то шмотки и резвой пулей помчался в гараж. С ходу вскочил в первую попавшуюся машину, джип, кажется.
Опомнился он, только когда мощный автомобиль отмахал от города километров сто. Нащупал в кармане трубку мобильного телефона, набрал свой домашний номер. После долгих гудков трубку взял Гоша. Это обрадовало. Живой, значит.
– Ты уже на свободе? – спросил его дядя Сидор.
Гоша в ответ только нечленораздельно хрюкнул.
– В доме есть посторонние? Последовало долгое молчание.
Дядя Сидор насторожился.
– Ух, Федорыч, – наконец прорезался в трубке Гоша. – Вроде нет никого. А ты где? Что это было, в натуре? Ни хрена не понимаю.
– Потом объясню, – значительно сказал Сыроегин.
Объяснить он ничего не мог, самому бы кто объяснил, но шестеркам об этом знать не обязательно.
– Слушай меня сюда, сделаешь вот что… – приказал он Гоше.
Минуты две он объяснял, что надо сделать, потом отключился, бросил трубку на сиденье рядом с собой.
Еще поджал педаль газа, увеличивая скорость. Могучий японский внедорожник послушно и мягко глотал набегающие километры.
Возвращаться в Марьинск дядя Сидор не собирался. Нет уж, дудки, нашли фраера. Непонятно, что там за буза замастырилась, но понятно, что ховаться надо по-тяжелому, пока своя жопа под раздачу не попала. А в том, что раздача началась, он больше не сомневался. Чутье его никогда еще не подводило.
Дядя Сидор пошарил в бардачке, нашел пачку сигарет и карту области. Закурил и, придерживая одной рукой руль, углубился в карту. Бывший карманный вор Федька Ломакин всегда, еще с малолетства, знал, что когда приходит пора рвать когти, их надо рвать и не оглядываться.
* * *– Синдром Кусатого, – сказал я. – Куда ни плюнь, получаешь синдром Кусатого. Просто заколдованная планета какая-то.
– Ты это о чем, шеф? – откликнулся Алеша Попов.
– Игнат Кусатый, – объяснил я, – известный российский маг, алхимик и звездочет времен царя Ивана Грозного. В своем знаменитом трактате «Яко прибудет, тако и убудет» исследовал странное явление здешней действительности, когда делаешь одно, а получаешь совсем другое. Умнейший был человек. Только пил много.
– Да это я уже слышал.
– Уроженец здешних мест, между прочим, – уточнил я.
Алеша сочувственно посмотрел на меня:
– Тебе когда в отпуск?
– Как только – так сразу. Ладно, будем работать.
Вообще, все происшедшее в Марьинске было полностью в духе Демона. Его, можно сказать, характерный пиратский почерк. Налететь, перебаламутить все, а потом рыбачить в мутной воде. Получилось это у него, как всегда, бестолково. Я понимаю, что он хотел сразить жителей города наповал, продемонстрировав им нечистую силу по старой, проверенной схеме, обкатанной лет семьсот назад в пресловутом Кощеевом царстве.
Итак, силовое поле оживило, разбудило и накачало энергией всех дремлющих биороботов-монстров, оставшихся по лесам и болотам со времен Кощеева царства. На этом и строился новый план Асмагила, когда он убедился, что драгоценный редуктор ему не достать. Демон решил ввергнуть, так сказать, город в пучину ужаса и террора. При помощи всей этой нечисти и под его непосредственным руководством. А самому тем временем закачивать в аккумуляторы энергию чистого страха. Которая на черном рынке у криминальных дельцов стоит бешеных денег. А энергия страха целого города – вообще состояние.
Все просто, если разобраться.
Первая осечка вышла у него с авторитетом дядей Сидором. Старый волк, он же стреляный воробей, или как тут это еще называется, категорически не захотел становиться на место бывшего марионеточного царя Кощея.
* * *Все началось вроде бы с мелочей. Например, Кикимора, охочая до всякой ядреной зелени, выела весь чеснок с двух-трех десятков приусадебных огородов. После чего хозяева целый день обсуждали это событие и сошлись на версии новозеландской чесночной саранчи, сделавшей неожиданную остановку в Марьинске пролетом в Южную Америку. Вроде даже по телевизору об этом передавали. Кто-то слышал.
Распоясавшийся дед Морок завел в тупик местного психиатра Остапченко. В прямом смысле этого слова. Доктор потом долго недоумевал, каким образом он, почти дойдя от больницы до собственного дома, очутился на задворках туалета бабы Гаши. И выпил-то всего ничего, две рюмки разбавленного медицинского для будущего аппетита, а надо же, какие последствия. Нет, опаскудилось все, думал Остапченко, продираясь через буйные лопухи за вонючей будкой, опаскудилось и развалилось. И даже последний оплот врача, чистый медицинский спирт, ЧМС, как уважительно называли они его еще в институте, и тот сдался. Никакой он теперь не чистый, так, непонятно что, Суррогат Иванович напополам с Брагой Аркадьевной. Такая бело-горячая семейка. Как жить дальше? Для чего жить? Потом гнилые доски треснули под его массой. Психиатр провалился в выгребную яму, и вопрос смысла жизни сам собой перешел в разряд неактуальных.
Упырь В тоже отличился. Надавал по роже бригадиру местного криминала, бывшему мастеру спорта по боксу Малафею. Произошло это, когда тот возвращался из своего любимого кабака «Былина», почти на пороге, и бригадир долго не мог понять, что его в этом городе действительно кто-то бьет. Малафей потом целый месяц искал по городу кривозубого мужика в телогрейке, по виду – явно командировочного. Понятно, что командировочного, кто бы из своих решился на него прыгнуть?
* * *После памятного визита начальника ФСБ Трошкина мэр города Марьинска Илья Ильич Кораблин дал распоряжение секретарите не принимать никого, заперся у себя в кабинете и надрался так, что хоть святых выноси. Как всегда говорила тетка Мария, встречая своего хозяина в таком состоянии. Надо сказать, встречала она его таким не часто. Выпивал Илья Ильич много, как все, но голову имел крепкую. И, по выражению все той же тетки Марии, в выражениях никогда не стесняющейся, глотку луженую.
Секретарь мэра Тамара Ивановна, по цитатному расписанию – референт, женщина немолодая и многоопытная, бдительно несла службу у запертых дверей кабинета до половины восьмого, пока все сотрудники мэрии не разошлись по домам. Потом она вызвала шофера Василия, милиционера с поста охраны и открыла дверь кабинета своим ключом. Илья Ильич к тому времени натужно храпел на диванчике в комнате отдыха. Рядом с ним стояла недопитая бутылка французского коньяка. Еще одну пустую бутылку секретарь-референт обнаружила в мусорной корзине. Это было уже много. Сопоставив непотребное состояние Кораблина с необычными визитами начальника УВД, ФСБ и городского криминалитета, женщина пришла к однозначному выводу, что хозяин дал течь. Закапало над ним. Сгустились, стало быть, тучи.
Давно пора. В конце концов, сколько можно выходить сухим из воды или, если сказать точнее, выплывать из канализации на белом катере? Секретарь-референт Тамара Ивановна была уверена, что придет время и со всех за все спросят. Хватило бы только терпения дождаться.
Она привычно прикинула, куда пойти устраиваться, если ее попросят с работы. Варианты у нее были. Впрочем, откуда течет, еще не ясно. Секретарь-референт начала работать давно, при коммунистах, пересидела в административных кабинетах пятерых хозяев и знала, что эти, новые, при всем их отъявленном разгильдяйстве, обладают повышенной способностью к выживанию.
Усилиями всех троих Кораблина вынесли с черного хода и погрузили в «Волгу». Дома шофер Василий с теткой Марией городского главу разгрузили, раздели и определили в постель. На языке персонала это называлось – хозяин приболел.
Болел Илья Ильич до утра. К рассвету мэр города начал подавать первые признаки жизни и даже какого-то самочувствия. Как всегда в таких случаях, тетка Мария все утро носила городскому главе в постель холодный квас, теплый куриный бульон и шипящее в стакане бесовское лекарство алка-зельтцер.
