Терри Пратчетт - Монстрячий взвод
Карборунд осторожно и без видимых усилий поднял капрала за голову, поднес его к одному из глаз и стал вертеть так и эдак.
— Я вступил в армию? — прогудел он. — О, копролит…
— Это покушение на стагшего офицега! — донесся приглушенный крик капрала.
— Поставь капрала Страппи на землю, пожалуйста, — сказал сержант Джекрам. Тролль кивнул и опустил человека на пол.
— Извини, — произнес он. — Думал, что ты гном.
— Я тгебую, чтобы его агестовали за… — начал капрал.
— Нет, капрал, — отозвался сержант. — Сейчас не время. Поднимайся, Карборунд, и становись в строй. Чтоб мне пусто было, если сделаешь это еще раз, будут неприятности, тебе ясно?
— Да, сержант, — пророкотал тролль, поднимаясь на ноги.
— Хорошо, — произнес сержант, отступая назад. — Итак, сегодня, мои счастливчики, мы изучим кое-что, что мы называем маршем…
Они ушли из Плёна в дождь и ветер. Примерно через час, как они скрылись за поворотом, сарай, где они спали, загадочно сгорел дотла. Бывают и более удачные попытки ходить строем. Например, у пингвинов. Сержант Джекрам сидел на задке повозки и выкрикивал команды, но рекруты все равно шли так, будто им никогда не приходилось передвигаться из пункта А в пункт Б. Сержант задавал ритм, но потом остановил повозку и объяснил некоторым принципы «право» и «лево», и они наконец покинули горы.
Полли вспоминала те первые дни со смешанным чувством. Они постоянно маршировали, но она была привычна к долгим переходам, и ее сапоги были довольно удобны для этого. Штаны уже не натирали кожу. Водянистое солнышко пыталось светить, холодно еще не было. И все было бы прекрасно, если бы не капрал.
Она гадала, как Страппи, чей нос теперь был похож на сливу, разберется с ситуацией между ними. Как оказалось, он пытался притвориться, будто ничего не произошло, и как можно меньше связывался с Полли.
Он не щадил остальных, хотя и был избирательным. Маледикта он оставил в покое, как, впрочем, и Карборунда; Страппи мог быть кем угодно, но уж точно не самоубийцей. Игорь же его озадачивал. Он выполнял все глупые указания, что давал ему капрал, и делал это настолько быстро, искусно и с таким видом, будто был счастлив от этой работы, что капрал оставался в полнейшем замешательстве.
Остальных он выбирал беспричинно, кричал на них, пока они не делали какой-нибудь незначительной ошибки, и затем орал еще сильнее. Чаще всего его жертвой оказывался рядовой Гум, более известный как Уоззи. Он был тощим, с круглыми глазами, нервным, а перед едой он громко произносил молитву. К концу первого дня его могло стошнить от одного крика Страппи. А потом капрал смеялся.
Хотя он не совсем смеялся, заметила Полли. Вместо этого получалось нечто похожее на резкое полоскание слюны за гортанью, что звучало примерно как гхнссссш.
Его присутствие становилось проклятием. Джекрам редко вмешивался, хотя часто наблюдал за ним, и однажды, когда Полли поймала его взгляд, он подмигнул ей.
В первый же вечер Страппи криком заставил их вытащить из повозки палатку, криком приказал поставить ее и, после ужина из черствого хлеба с сосиской, он криком собрал их у доски, чтобы поорать на них. Поверх доски было написано «ЗА ЧТО МЫ СРАЖАЕМСЯ», а ниже стояли пункты 1, 2, 3.
— Внимание! — ударил он по доске прутом. — Кое-кто считает, что вы, юнцы, должны знать, за что именно мы сражаемся в этой войне, ясно? Так что — слушайте. Пункт Первый, помните город Липцз? Он был вероломно атакован армией Злобении год назад! Они…
— Простите, но мне казалось, что мы атаковали Липцз, капрал, — перебил Шафти. — В том году говорили…
— Ты что, пытаешься умничать, а, рядовой Маникль? — взвился Страппи, обозначив величайший грех из своего собственного списка.
— Просто хотел уточнить, капрал, — ответил Шафти. Он был коренастым и немного полноватым и походил на тех людей, что постоянно суетятся вокруг, надоедая своими попытками помочь и берясь за те небольшие дела, с которыми вы не прочь были бы справиться и сами. Было в нем что-то странноватое, хотя, если учесть то, что сейчас он сидел рядом с Уоззи, который был странным во всех отношениях, и, возможно, даже заразным…
… и который попался на глаза Страппи. Связываться с Шафти не было никакого толку, но Уоззи, что ж, на Уоззи всегда стоило поорать.
— Ты слушаешь, рядовой Гум? — вскричал он.
Уоззи, уставивший вверх закрытые глаза, вдруг встрепенулся.
— Капрал? — задрожал он, глядя на подходящего Страппи.
— Я спросил, ты слушаешь, Гум?
— Да, капрал!
— Правда? И что же ты слышал, а? — Голос Страппи источал патоку, приправленную кислотой.
— Ничего, капрал. Она не говорит.
Страппи глубоко вдохнул.
— Ах, ты, бесполезная, никчемная кучка…
И тут раздался звук. Он был скромным и невзрачным, одним из тех, что вы слышите каждый день, звук, который выполнял свою работу, и который никто никогда не стал бы насвистывать или вставлять в сонату. Это был просто скрежет стали о камень.
С другой стороны костра Джекрам опустил саблю. В одной руке был точильный камень. Почувствовав их взгляд, он повернулся.
— Что? А. Просто решил заточить их, — невинно ответил он. — Прости, если перебил тебя, капрал. Продолжай.
Животное чувство самосохранения заставило капрала оставить Уоззи в покое и вернуться к Шафти.
— Да, да, мы тоже напали на Липцз… — начал он.
— А до злобениан, или после? — спросил Маледикт.
— Вы будете слушать или нет? — прикрикнул Страппи. — Мы храбро заняли Липцз, провозгласив его территорией Борогравии! А потом эти вероломные брюквоеды отобрали его у нас…
На этом месте Полли слегка отвернулась, поскольку перспективы увидеть обезглавливание Страппи уже не было. Она знала эту историю. Почти половина из тех, кто приходил пить с ее отцом, участвовали в атаке города. Но никто не спрашивал их, хотят ли они этого или нет. Кто-то просто крикнул «В атаку!»
Вся проблема была в реке Нек. Она вилась по плодородной илистой равнине, точно оброненная проволока, но иногда из-за новых притоков или даже повалившегося дерева она разламывалась, точно прут, и изменяла свое русло на несколько миль вокруг. А ведь эта река была границей между двумя странами…
— … но в этот раз все на их стороне, мерзавцы! — услышала она, отвлекаясь от своих мыслей. — И знаете почему? Все из-за Анк-Морпорка! Потому что мы не пропускали их почтовые кареты на нашу землю и разрушили их щелкающие башни, которые были Отвержены Нугганом. Анк-Морпорк — безбожный город…
— Мне казалось, там более трехсот мест поклонения, — перебил его Маледикт.
Страппи уставился на него в безмолвной ярости и смотрел до тех пор, пока вновь не обрел способность говорить.
— Анк-Морпорк богомерзкий город, — поправился он. — Отравлен, как и их река. Вряд ли пригоден для людей теперь. Ведь они пускают всех — зомби, оборотней, гномов, вампиров, троллей… — oн вспомнил, кто его слушает, замялся и поправился вновь: — … что в некоторых случаях может, конечно, и хорошо. Но это ужасное, похотливое, беззаконное, перенаселенное место, и потому-то князь Генрих его так любит! Этот город завладел им, подкупил его дешевыми побрякушками, потому что именно так Анк-Морпорк и поступает. Они покупают вас, ты прекратишь перебивать или нет! Как я смогу вас научить хоть чему-нибудь, если вы будете постоянно задавать вопросы?
— Мне просто интересно, почему он перенаселен, капрал, — произнес Тонк. — То есть, если там все настолько плохо.
— Потому что они тупы, рядовой! И они прислали сюда полк, чтобы помочь князю Генриху захватить нашу любимую Родину. Он отвернулся от праведных путей Нуггана и принял Анк-Морпоркскую безбожн… богомер-зость. — Страппи, казалось, был доволен своим ответом, и продолжил. — Пункт Два: кроме всего прочего Анк-Морпорк прислал Мясника Ваймса, самого ужасного человека во всем этом ужасном городе. Они не отступятся, пока не уничтожат нас!
— Я слышал, что Анк-Морпорк просто разозлился из-за того, что мы уничтожили эти башни, — вставила Полли.
— Они были на нашей территории!
— Да, но ведь до того они были на территории Злобении… — начала Полли.
— Слушай сюда, Партс! — Страппи злобно ткнул в нее пальцем. — Нельзя стать такой же великой страной как Борогравия, не наживая себе врагов! И это подводит нас к Пункту Три. Партс, ты сидишь тут и думаешь, что ты такой умный, да? Вы все такие. Я вижу. Что ж, тогда подумайте вот над этим: может, вам и не все нравится в своей стране, так? Может, это не самое лучшее место, но оно наше. Вы думаете, что законы здесь не самые правильные, но они наши. Может горы и не самые красивые и не самые высокие, но они наши. Мы сражаемся за то, что наше, ясно? — Страппи положил руку на сердце.
Восстаньте, сыны Родины!
Не пить вам больше вина из кислых яблок…
