Татьяна Устименко - Богами не рождаются
Я сверилась с картой, уже не предвещавшей каких-то новых испытаний. На пластинке оставалось всего три непройденных знака – полукруглая арка, а над ней – чуть выпуклый шар, перечеркнутый овалом. Я не сомневалась – это были Небесные врата!
Последняя ночь в пути. Утром мы увидим таинственное святилище. Браслеты на моих руках излучали приятное тепло, когда мы опять расселись вокруг костра. Стараясь ничем не выдать охватившего меня волнения, я исподтишка рассматривала лица друзей, с которыми мне вскоре предстояло расстаться. Пока я даже и не предполагала, как и когда это случится. Но я знала определенно – это произойдет скоро и непременно. Жаль... Мой рассеянный взор задержался на лице удивительного мужчины, дарованного мне этим погибающим миром, прекрасного суровой, воистину царственной красотой. Безумно жаль… А ведь именно с ним я хотела бы прожить всю оставшуюся жизнь, познать плотскую любовь, иметь от него детей. Я пришла к выводу: желание родить ребенка от какого-то конкретного мужчины всегда можно считать высшим комплиментом его физическим и духовным качествам, его личностным достоинствам. За недолгое время нашего знакомства я хорошо изучила моего храброго виконта, научилась уважать его проницательный ум и прощать ему маленькие слабости, присущие любому порядочному человеку, не умеющему равнодушно наблюдать за страданиями других людей. А еще – я намного крепче сдружилась с безалаберным Фениксом и моей милой, простодушной Кристиной, встретилась с преданным Рифордом де Монро, привязалась к забавному Антонио, вновь обрела Рея и немного разочаровалась в Айме. Господи, как много они мне дали! Жаль покидать их всех... Но, к сожалению, ранее неведомое чувство прозорливости подсказывало: судьба не отступится без искупительной жертвы – не пропустит нас всех, если не заполучит одну, самую настырную и назойливую. Меня! Да будет так! Однако я еще поборюсь за себя... Хотя по большому счету чего стоит моя жизнь по сравнению с будущим всего человечества? Да практически ничего!
Внезапно я ощутила на себе чей-то пристальный взгляд и, спешно отведя упавшие на лицо волосы, встретилась с задумчивыми глазами Верховного Навигатора, светившимися сожалением и раскаянием. Я ободряюще улыбнулась, искренне радуясь ответной улыбке, чуть тронувшей его обожженные губы. И тогда наши слившиеся в понимании и дружелюбии взоры за один краткий миг неожиданно поведали друг другу намного больше, чем сказали бы сотни доверительных слов. Он сожалел о том плохом, что уже сотворил, и скорбел о том хорошем, что мог бы еще сделать, но не совершил во благо людей. Чаша его злодеяний оказалась слишком велика, но тем не менее он все-таки спас Рея и подарил бессмертие Алехандро. Зло его души в итоге трансформировалось, породив добро... А вот представится ли ему подходящий случай искупить все свои прочие грехи? Этого я не ведала.
– Спой нам новую песню,– стеснительно попросил Навигатор.– Песню о себе и обо всех нас!
Я решила не спрашивать, откуда ему стало известно о моем увлечении стихами. Я почти поняла, кем ранее являлся этот загадочный, роковой для всех нас человек. Но я не захотела вызывать его на откровенность. Я просто запела:
Кто есть мы в бушующем мире?Привыкшие день ото дняНе то чтоб считаться с другими,—Отсчитывать мир от себя.
Себе говорим – мы при деле!Не видя, как, сгинуть спеша,Душа содрогается в теле,Как падает с телом душа.
Душа содрогнется напрасноСредь нервов натянутых струнИ вспомнит: а было прекрасно,И Битлз пел «Роки Ракун»…
Все было не так, а иначе…А ныне, как будто у скал,Душа моя бродит и плачетСредь холода мертвых зеркал.
И в зеркале этом кривятсяТак сильно, что граней не счесть,Все те, кого люди боятся:Стыд, Совесть, Бесчестье и Честь.
А где-то, свернувшись комочком,Все вены изрезавши в кровь,Взгляд вперив недвижимо в точку,Ждет смерти бедняжка Любовь.
Прорваться сквозь вязкую пленку,Но верю с упорством ребенка —Сейчас я за раму схвачусь…Ломая стекло и сознанье,
Шагну за запретный чертог —И рухнет мое мирозданье…И мир снова будет у ног…
Нагая, с зачатками чувства,Борюсь я ни с кем и ни с чем —За жизнь, за любовь, за искусство…Но Эхо шепнет мне: «Зачем?»
Зачем воевать с каждым бесом?Себя не беречь, не щадить,Послать бы все принципы лесом…И просто – пытаться прожить.
И видеть, как с каждым мгновеньемВ душе тихо рушится сталь,Из сердца уходят сомненья,Как глаз моих меркнет хрусталь.
Лишь ждать, что настанет то время,—Смогу в зазеркалье признать:– Смирилась. Приму свое бремя.Жить – трудно. Легко – выживать…
Душа обрастет гадкой тиной,И я еще тысячу дней,Ужившись с тоской и рутиной,Страдать буду в мире теней…
Но вмиг озверев от сознанья,Что стать бы могла я такой,Ударю в стекло мирозданьяВ кулак твердо сжатой рукой…
И после моей песни уже ни единого слова не прозвучало более в тишине нашей последней ночи. Слова оказались не нужны, а меня переполняли благодарность и гордость за моральную твердость моих друзей, давшуюся им всем ой как нелегко. Мы просто сидели тесным кружком возле костра и передавали друг другу фляжку Айма, наполненную коньяком тысячелетней выдержки. От меня к Алехандро, от виконта к Фениксу, от штурмана к Крисе, далее к Антонио, Рею, Айму, Рифорду и бывшему Верховному Навигатору. А от него – опять ко мне. И этот минуту назад изобретенный нами ритуал выглядел чертовски символично!
«Наша тайная вечеря»,– мысленно усмехнулась я столь крамольному, но явно напрашивающемуся сравнению. Догадывались ли мои друзья о том, что этой ночи предназначено стать для нас последней? И судьбоносной – для меня? Наверное, догадывались, но никто из них не произнес ни слова.
И за это я тоже была им благодарна...
Вскоре мои друзья тихонько улеглись на разостланные одеяла и погрузились в глубокий сон без сновидений, измученные мыслями о грядущих сюрпризах близящегося дня. Бодрствовала лишь я, да еще – Навигатор, загадочно поблескивающий глазами из-за окутывающих его лицо бинтов. Пару раз мы безмолвно переглянулись, взаимно угадав безрадостные мысли друг друга. Мы ждали рассвета…
Продолжившаяся за мостом тропа оборвалась неожиданно… Пробудившись утром, мы обнаружили: нас окружила густая пелена тумана, белого как молоко, мертвенного и непроницаемого. За этим по-настоящему кладбищенским покровом расстояние до гор показалось мне обманчиво далеким. Поэтому когда мы, бодрой рысцой трусившие вдоль едва заметной дорожки, неожиданно уперлись в высокую базальтовую стену, на лицах всех отразилось сильнейшее недоумение, смешанное с паническим ужасом. Тропа закончилась ничем – ну или практически ничем, а именно: тщательно очищенной и выровненной площадкой, посыпанной мелким речным песком, сразу за которой начиналась обширная горная гряда. Туман конденсировался в холодные капли влаги, медленно оседавшие на единственный заслуживающий внимания предмет, находившийся точно в центре площадки, коим являлась ровно обтесанная и отшлифованная гранитная глыба в форме пятиугольника. Я подошла и рукавом куртки стерла налет влажной плесени, покрывавший лицевую сторону плиты…
«Захария» – коротко значилось на памятнике. И более – ничего. Ни тебе дат рождения и смерти, ни хвалебной эпитафии. Скромненько и со вкусом, как любит говорить Айм.
– Душно! – пожаловался сам аналитик, утирая вспотевший лоб.– В тутошних местах вообще не разбери что с климатом творится! Вроде Урал, а мороз сменился почти субтропической жарой. К чему бы это?
Рей категорично шмякнул свой рюкзак на песок, а сам уселся сверху, по-турецки скрестив ноги:
– Кирдык климату наступает, если выражаться в стиле нашего уважаемого друга Феникса. Чувствуете, как парит прямо из земли? – Он приблизил раскрытую ладонь к трещине в песчаном грунте, из которой вырывались белесые облачка горячего пара.– Как бы здесь вскоре гейзер не забил или еще чего похлеще не образовалось. Подозреваю, процесс разлития токсичного топлива в земной коре подходит к финальной фазе. Судя по жаре, можно уверенно говорить о подземном возгорании, что, скорее всего, приведет к мощному взрыву и расколу материков.
Пока орденец увлеченно рассуждал подобным апокалиптическим образом, я оперативно провела пару экспресс-тестов с помощью своего портативного анализатора и в целом согласилась с выводами Рея. Надвигающуюся гибель Земли следовало принять как неизбежный и грядущий независимо от наших желаний факт. У нас оставалось в лучшем случае дней тридцать, чтобы успеть отыскать транспортный корабль «Ковчег» и погрузить на него всех, кого мы сможем собрать: людей, не совсем людей, роботов, образцы флоры и фауны. Верховный Навигатор через мое плечо скосился на дисплей анализатора и выразительно прищелкнул языком.
